Юлия Алейникова - Божья кара
– Зов сердца, – ехидно промурлыкала она, кровожадно размышляя о том, как бы поквитаться с коварным капитаном и вынудить его поделиться необходимой информацией.
Потом взглянула на свою пеструю, до пят, еще из прошлой жизни юбку, на широкий палантин, усмехнулась, выскользнула из-за стола, за отсутствием густых смоляных кудрей и пышной груди, тряхнула плечами и, воскликнув: «Плохо, товарищи, мы поздравляем именинника, он у нас совсем трезвый!» – запела «цыганским» голосом:
– Выпьем за Петрушу, Петрушу дорогого, свет еще не видел трезвого такого!
Присутствующим песня понравилась, они дружно ее подхватили, захлопали в мозолистые ладоши, а некоторые повылезали из-за стола и затопали вокруг Женьки, сбивая ее с ритма и мешая выбивать чечетку. Веселье набирало обороты, дым стоял коромыслом. Брыкающемуся Суровцеву сослуживцы почти насильно влили внутрь стакан водки, он отплевывался, орал: «У меня язва», но разве язва остановит подвыпивших мужиков, решивших осчастливить приятеля.
Когда взрыв веселья пошел на убыль, Женька вернулась на место и шепнула на ухо Петру Леонидовичу:
– Ну что, даете сведения по Коваленко или мне продолжить?
– Будь проклят тот день, когда я вас на мосту встретил, – с чувством выговорил капитан. – Надо было мне вас вслед за утопленницей пихнуть.
– Фу, какой злой и грубый, – обиделась Женя. – Давайте уже координаты подруг и сослуживцев Коваленко и простимся навсегда.
– Тьфу, тьфу, тьфу. Чтоб не сглазить, – поплевал через плечо именинник и полез из-за стола.
Домой Женя шла чуть ли не вприпрыжку, даже тяжелый пакет с едой не мешал. Суровцев, в надежде раз и навсегда отделаться от нее, от полицейских щедрот выдал ей телефон аж пяти подруг и четырех сослуживиц покойной Ирины Коваленко. Значит, завтра, если не объявятся новые свидетели по Васильевой, она сможет заняться Коваленко, а еще надо не забыть позвонить Ольге, проконсультироваться по поводу ворованных медкарт, а еще позвонить родным Ани Лосевой, попросить у них несколько фоток покойной. А еще завтра в пять Нина проходит обследование у Виктории, если, конечно, та сможет договориться со своим профессором. Впрочем, наверное, сможет. Эта весь мозг вынесет, если чего-то захочет.
– Уф, сколько дел! А еще неплохо бы новую юбку купить и джинсы, а то хожу как цыганка. Тоже мне солидный журналист! – опустила глаза вниз Женя, глядя, как взвихряется яркой вспышкой под порывами ветра ее легкомысленная юбка.
К сожалению, надеть Женьке было практически нечего. Канареечно-желтые джинсы выглядели вызывающе, ярко-красные провокационно, в дырявых было уже холодно, коротенькие юбки с оборочками отпадали категорически, так же как и длинные до пят, украшенные огромными аппликациями и расшитые бисером. Вот и получалось, что носить Женьке нечего. Придется опять в Трупповы деньги залезать. Купить обычные джинсы и скромную юбку. Хотя сегодня ее наряд оказался очень кстати, но больше она концерты давать не собирается. За этими суетными размышлениями Женя успела добраться до дома и даже до квартиры.
Навстречу ей тут же выскочил Сильвер и стал страшно ругаться на испанском, а потом сбегал в комнату и притащил оттуда Корнишона. Посадил котенка возле маленькой, выложенной посреди ковра в прихожей кучки.
– Ай-ай-ай, – покачала головой Женя, – это кто же не умеет пользоваться туалетом?
Но Сильвер, вместо того чтобы одобрить Женин выговор, резво подбежал к ней и клюнул в ногу.
– Ой! Ты что делаешь, разбойник? – подпрыгнула от неожиданности Женя.
– Где была? Где шлялась? Где шлялась? Где шлялась? – затараторил Сильвер, сердито вертя головой и кланяясь.
– Так это я, что ли, виновата? – дошло наконец до Жени. – Я, между прочим, работаю, еду вам покупаю! – обиженно проговорила она, потирая клюнутую ногу.
– Шляешься, шляешься! Эгоистка! – перебил ее Сильвер и снова клюнул в ногу.
– Ах, вот вы как? – Женя отчего-то страшно обиделась на попугая.
Может, потому, что повторял он слова очень знакомые, и даже интонацию воспроизводил, и хотя, по сути, Сильвер был, конечно, прав, потому как котенка Женя домой принесла, а вести себя не научила, а целыми днями где-то пропадала, возвращалась домой поздно, и Сильвер без нее, конечно, скучал, да и Корнишон, наверное, тоже. Но то ли из-за того, что очень устала, то ли потому, что подобные упреки и оскорбления сыпались на нее от Владика на протяжении всех последних лет, больно раня своей грубостью и несправедливостью, Женя сейчас разревелась как маленькая и, обидевшись на попугая, убежала в комнату, упала на диван и уткнулась носом в подушку.
Девушка горько плакала, когда почувствовала, как что-то маленькое и теплое забралось к ней за воротник и свернулось там комочком, а над ухом раздалось сдержанное, немного ворчливое: «Давай мириться».
Женя подняла заплаканные глаза, на спинке дивана сидел Сильвер. Он потерся об нее клювом и снова повторил: «Давай мириться».
Женя пощекотала ему пальчиком шейку, приласкала Корнишона и отправилась раздавать угощение и убирать сюрприз в прихожей.
– Евгения! Ты что себе позволяешь? Где отчет? Где деньги? Где пострадавшие, где скандал? Ты знаешь, сколько времени осталось до передачи? – кричал Тенгиз Карпович, только что за грудки Женю не хватал. Сейчас в нем бушевал кавказский темперамент. – Это что за отчет – «потратила тридцать тысяч»? Где смета, где чеки, я как должен это все через бухгалтерию проводить? – проснулась в шефе арийская скрупулезность. – И вообще, чувствую, я погорячился, доверив тебе такую сумму. Откуда я знаю, что ты на эти деньги по клубам и бутикам не шляешься? Откуда у тебя эта сумка? – прищурил приметливый журналистский глаз Тенгиз Карпович, пытаясь одолеть природную украинскую подозрительность.
– Из магазина, – не дрогнула Женя. – Я, между прочим, зарплату получаю, которую имею право тратить по своему усмотрению. К тому же у меня имеются родители, которым никто не запретит баловать единственную дочь. Так что проверка чеков на приобретенные мною личные вещи – это посягательство на свободу личности, которое, между прочим, карается. Я это знаю, потому что в плотной сцепке с органами над делом работаю, – на голубом глазу соврала Женя.
– С органами? – тут же поубавил пыл Тенгиз Карпович, в котором пиетет перед властью был записан на ленте ДНК и передан ему германскими предками. Как признак не явный, рецессивный, а потому неискоренимый. – Садись, рассказывай.
И Женя рассказала, кое-что упуская, кое-где преувеличивая, кое-где смещая акценты. В целом рассказ вышел красочным, полным деталей, а потому убедительным.
– Так что я, Тенгиз Карпович, сразу два дела тяну, а вы меня тридцатью тысячами упрекаете! – возмущенно закончила Женя.
– Гм. Ну ладно, погорячился, – сдержанно проговорил глав. ред., но тут же добавил: – И потом, если вас не контролировать и не трясти, вы тут же от рук отбиваетесь! Вот. Ладно, Потапова, сколько у нас свидетелей, готовых участвовать в передаче?
– Врач, лечившая Лосеву, родственники умершей от рака пациентки и еще одна, которая сейчас у Васильевой лечится, – слегка приврала Женя, почти уверенная, что сможет довести Нину до нужной кондиции.
– Пока не густо, – разочарованно протянул Трупп, недовольно поджимая свои сине-сиреневые узкие губы.
– Так и следствие еще не закончено. Свидетели обрабатываются, факты собираются, – возмущенно тряхнула головой Женя.
– Нужен представитель органов. Будет давать правильные оценки происходящего с точки зрения Уголовного кодекса. С кем ты там, в органах, сотрудничаешь? – задумчиво постукивая ручкой по столу, спросил Тенгиз Карпович.
Женя тут же представила «фотогеничное, добродушное» лицо капитана Суровцева, которому вчера поклялась на глаза больше не показываться.
– С местным следственным отделом, – расплывчато пояснила она.
– Очень хорошо. Простой служака из местного отделения, этакий рядовой труженик, скажем, в звании майора или капитана, – вальяжно откинувшись на спинку кресла и вертясь взад-вперед, рассуждал Трупп. – Усталый, со шрамом от боевого ранения на лице, честный, нищий, скромный служака… Да, это то, что нужно. И ему лестно, и нам подойдет. Сможешь такого обеспечить, а? – неожиданно выпрямился он, буквально прыгнув на Женьку.
– Ну! – от неожиданности ляпнула та. – Запросто!
– Вот и молодец. А теперь марш работать! – указал ей подбородком на дверь Трупп, берясь за трубку телефона.
– Простите, Петр Леонидович, капитан Суровцев, я не виновата, – подняв отчего-то глаза к потолку, проговорила Женя, едва захлопнув дверь начальственного кабинета.
– Евгения? Это вы на форуме оставляли свой телефон?
Женя едва успела дойти до своей редакции, налить себе чая и раскрыть ноутбук, когда на дисплее телефона высветился незнакомый номер.
– Смотря на каком, – осторожно ответила Женя, отчего-то вдруг испугавшись. Вчера вечером, когда они с Викторией прощались, Женя сказала ей, что та может выкладывать на форумах ее номер телефона, чтобы пострадавшие от Васильевой могли с ней связаться. Может, это кто-то из них? А вдруг это не пострадавшая, а засланный казачок, скажем, подруга самой Васильевой? – запоздало полезли в голову Жене отнюдь не глупые мысли.
