Ксения Баженова - Убить своего дракона
— Zero, — ворвался в его счет голос крупье. Лопатка придвинула к Гавру удвоенную сумму. Счастливая волна накрыла его. «И с чего я решил, что выпивать в казино плохая примета. Теперь надо отбить потерянную тысячу и уйти». Он заказал еще виски, разменял два жетона по пятьсот и стал очень аккуратно, через раз, стараясь ни о чем не думать и только дышать, ставить на разные секторы игрового стола и часа через два, то выигрывая, то проигрывая, он почти набрал потерянную тысячу и решил, что пора уходить. Тоже неплохо, не надо жадничать.
На кухне на столе стоял холодный ужин в сковородке. Значит, мать дома, последнее время она бывала здесь редко. Он приоткрыл крышку: жареная картошка. Нет. Завтра он пойдет в ресторан и съест что-нибудь повкуснее. Гавр кинул куртку с выигрышем к себе в комнату и пошел умываться. Выйдя из ванной, натолкнулся на мать:
— Сынок, ты чего так поздно?
— Да у однокурсника день рождения был.
— Ты б поел.
— Мам, да я там объелся. Пойду спать. Устал очень. — И он поцеловал ее в щеку, что случалось крайне редко.
— Ой, от тебя спиртным пахнет, — глупо хихикнула она.
— Да выпили с ребятами, расслабились, что такого-то?
— Ты смотри, сынок, знаешь, как это быстро все. Гены у тебя не очень.
— Мам, опять ты начинаешь. Все. Давай. — Он захлопнул дверь у нее перед носом. Настроение немножечко подпортилось. На последний день рождения она все-таки открыла ему «страшную тайну», рассказала, кто его отец. И теперь вечно напоминает ему о его не самом породистом бэкграунде. Это страшно бесит. Никто не заставлял ее спать с алкашом-неудачником. И вообще лучше бы молчала, ему нравилась версия «погиб». Он долго искал тайник и, наконец, решился спрятать деньги на самый верх шкафа. Просто положил их в найденную коробочку из-под телефона. Мать на шкаф не полезет. Потом подумал и отсчитал восемьсот долларов, чтобы отдать Светке. Пока надо вести себя аккуратно, быть хорошим мальчиком. Он устроился на кровати, улыбнулся и заснул. Дебильная кукушка на кухне прокуковала четыре раза.
* * *…Все началось со стона. Он иногда затихал, потом возникал снова. За стеной двигались, шуршали, скреблись…
Ему не спалось. Где-то там, за домами, висела полная луна. Как раз сегодня утром, когда он завтракал на кухне и параллельно учил уроки, он нечаянно столкнул со стола учебник, и тот завалился за стол. Засунув руку между стеной и ящиком с картошкой, нащупал что-то похожее на тетрадь, только она, в отличие от его книг и тетрадей в обложках, была завернута в пыльную тряпку. Он быстро отнес ее к себе в комнату, спрятал под матрас. Поздним вечером, доев остатки остывшей каши, достал тетрадку и стал ее изучать. Все страницы были испещрены мелким и аккуратным незнакомым почерком. Все больше цитаты неизвестных ему людей. На одной из страниц он увидел рисунки, — будто Земля, а вокруг нее планеты, все подписаны, и Луна почему-то закрашена черным, и от нее идет стрелка к Земле. Потом переписаны высказывания человека по фамилии Гурджиев, наверное, ученого: «Ему задали вопрос о Луне. Ответ: Луна — большой враг человека. Мы служим Луне. Прошлый раз вы слышали о кундабуфере; кундабуфер и есть представитель Луны на Земле. Мы подобны овцам Луны; она чистит их, кормит и стрижет, сохраняя для своих целей; а когда проголодается, убивает их в огромном количестве. Вся органическая жизнь работает на Луну». Ему стало не по себе. Он не понял, что такое кундабуфер, но было ясно: это что-то не очень хорошее… «Мы подобны овцам». Нет, он не такой… наверное, его второе «я» предпочитает овец есть. Он мучительно старался представить душевные движения человека, который почему-то записал эти строки, но стоны за дверью отвлекали его.
Скрипнула мамина дверь, она скрипела особенно, в комнату проникла узенькая полоска света из коммунального коридора. Тут он услышал, что мама вызывает «Скорую», влез в шлепанцы и пошел посмотреть, что случилось.
Но дверь оказалась заблокирована, и пришлось приложить усилие, чтобы чуть-чуть ее приоткрыть. В образовавшуюся щелку снизу на него смотрели безумные глаза их соседки.
— Осторожно, сына, не ударь ее. Я вызвала врача, — крикнула мать.
— Что с ней?
— Не знаю. Сейчас я ее оттащу. Ты оденься и спустись вниз встретить «Скорую».
Мама принесла из соседкиной комнаты плед и подушку:
— Она без сознания. Подожди здесь, пойду оденусь, потом спустишься во двор.
Старухины глаза вперились в него. Беззубый рот бессвязно шамкал.
— Значит, она скреблась в мою дверь, чтобы попросить о помощи, — рассуждал он, стоя около больной на коленях. — Получается, если она сейчас умрет, то это Луна ее сегодня съест.
Ему яростно захотелось закрыть эти выпученные глаза. Хриплое дыхание всколыхнуло волну тоски. И тут он понял, что старуха просит пить. Он принес из кухни полстакана воды, напоил ее и отставил стакан к стене.
Едва спустился во двор, как подъехала «Скорая», и он проводил команду в квартиру. Санитары положили старуху на носилки; врач разговаривал с мамой, а уходя, задел пустой стакан:
— Вы давали ей пить? Зря! У нее диабет. При инсулиновом кризе нельзя давать пить. Это может убить. Однако, похоже, бабуля и так зажилась, — с присущим докторам цинизмом добавил он и, подхватив свой чемоданчик, вышел вслед за санитарами.
Часы в маминой комнате пробили час ночи. Внутренняя дрожь, начавшаяся от взгляда старухи и почти утихшая, начала пульсировать новым ритмом:
— Это убивает. Это убивает. Это убивает… Ты убил! Ты убил! Луна убила! Это не я! Это Луна убила!
Его преследовал образ Луны с кошмарным белым лицом госпитализированной соседки. Тело покрылось бегущим муравейником озноба, и появилось паскудное желание потереться о косяк. Крадущейся походкой он прошел на кухню. Пил долго прямо из-под крана, вытягивая язык и лакая льющуюся струю. Взгляд упал на соседский стол, заставленный грязной посудой с объедками. Он схватил засохшую обглоданную горбушку и жадно ее сгрыз. В прихожей, в потрескавшейся темноте старинного зеркала, увидел свой звериный оскал. Судороги свели кисти рук, казалось, что выпускаются когти, ожесточилось лицо, оскалились зубы, неистово захотелось глотнуть воздуха, и он скрюченными пальцами с трудом открыл входной замок.
Холодный сырой ветер ударил в грудь, заполнил легкие до отказа, глубоко в сознании кольнуло, что с точки зрения логики этого не может быть, но слепое желание драть кору с дерева взяло верх, и он с яростью набросился на ближайшую липу. Стертые до крови пальцы и израненные ногти саднили, а он ощущал удовольствие от боли, которая, казалось, подхлестывала его неистовство, хотелось вонзить горячие когти в холодный мертвый лунный лик. Он подставил лицо под призрачный свет и хрипло зарычал:
— Я тебе не овца!
Он понимал только одно: Луна заманила его в чащу, из которой ему не выбраться. Безостановочно и исступленно он стал двигаться в кустарнике сквера. Ветки цеплялись за рукава и царапали лицо. Тело покрылось мурашками, пот леденел на лбу. Всхлипывая и завывая, он полез на дерево, чтобы достать до белого диска и сбросить его на землю. Обостренным обонянием почувствовал запах собственной крови. На вершине дерева произошла его слепая и бессознательная схватка с Луной, желание растерзать ее и завыть свело болью скулы, и он издал мощный крик, испугавший тех, кто его слышал…
Его без сознания нашел дворник в кустах садика на рассвете.
Дома у него поднялась температура, и он часто вскакивал и терся о косяк спиной:
— Шерсть растет, шерсть растет.
Мать была уверена, что ее взрослеющий мальчик шокирован смертью соседки, а «растущая шерсть» была температурным бредом, и ничего не сказала участковому врачу. Но дальнейшее поведение сына с редкими, но категорическими отказами ходить в школу и с новой привычкой закрывать свою дверь на ключ (начался повседневный контроль роста волосяного покрова и особенно ногтей) очень ее озадачило и встревожило.
* * *Утром Марк проснулся и сначала не понял, почему он лежит на полу. События минувшей ночи казались безумным сном. Однако девушка, смотревшая на него сверху с кровати, была страшно похожа на Лялю и сидела как кошка, подобрав под себя ноги и опершись руками, как передними лапками, о матрас. Черные волосы закрывали плечи, зеленые глаза выделялись на бледном лице. Марк подскочил на полу. Прикрылся одеялом.
— У меня нога очень сильно болит, — сказала она.
— Покажи.
Девушка выпрямила одну ногу, и он увидел, как лодыжка немного распухла и покраснела.
