Этьен Годар - Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней
Подмигнув, он смотрел на них, ожидая ответа.
Иошико, хихикнув, решительно покачала головой,
— Нет, я чертовски уверен, что он вас не балует! — он улыбнулся Мори и Цуруко; те ответили ему нерешительными улыбками. — Я вполне понимаю, — повторил он, снова обретая серьезность, — как себя чувствуют девушки в вашем положении, которым приходится тяжко трудиться и, имея на плечах двух детей и еще ответственность за семью, как у вас, Мори…, И я Могу понять, как вам трудно удержаться при таком предложении. В сущности, я не мог бы понять, если бы вы даже отвергли его; вы же не такие уж дурочки! Безобидная маленькая шуточка — и можно заработать несколько лишних крузейро. Вещи сегодня дороги; я-то знаю. Поэтому-то вы и получили хорошие чаевые наверху. Так что, если вы получили такое предложение и приняли его, верьте мне, девушки, я не сержусь на вас и не собираюсь вас упрекать; я вас отлично понимаю, но мне только нужно знать.
— Сеньор, — запротестовала Мори. — Даю Вам честное слово, никто не предлагал мне ничего и никто меня ни о чем не просил.
— Никто, — покачала головой Цуруко и Иошико поддержала ее. — Честно, сеньор.
— Как доказательство того, что я вас понимаю, — сказал человек в белом, вынимая бумажник и раскрывая его, — я дам вам вдвое больше того, что он вам дал или, по крайней мере, вдвое больше того, что он вам предлагал.
Он переломил надвое пухлый бумажник темной крокодиловой кожи, и стали видны две объемистые пачки банкнот.
— Это я говорил вам раньше, — улыбнулся он. — Если даже и плохо для меня, вам только хорошо.
Он перевел взгляд с одной женщины на другую. — Вдвое больше того, что он вам дал, — сказал он. — Для вас и столько же для сеньора… — движением головы он показал на Каваяму, который торопливо назвался. — Так что и он не будет на вас сердиться. Ну, девушки? Договорились?
Человек в белом показал деньги Иошико.
— За такие деньги надо работать целый год — а тут сразу новая машина, — сказал он ей. — Миллион крузейро!
Теперь он показал деньги Мори. — Если я буду в курсе, как много удалось узнать моим соперникам, я смогу предпринять ответные шаги, — Он протянул деньги Цуруко. — Я успею ускорить выпуск продукции или, может быть, найду этого молодого человека и… перетащу его на свою сторону, дам и ему денег, как и вам, и сеньору…
— Каваяме. Давайте, девушки, не бойтесь. Рассказывайте все сеньору Аспьяцу. Я на вас не сержусь.
— Понимаете? — продолжал настаивать человек в белом. — Только на пользу. Для всех!
— Мне нечего рассказывать, — повторила Мори, и Иошико, не сводя глаз с толстой пачки банкнот, грустно поддержала ее. — Нечего. Честно, — она подняла на него глаза. — Я бы рассказала, и с удовольствием, сеньор. Но мне в самом деле нечего рассказывать.
Цуруко приковалась взглядом к бумажнику.
Человек в белом внимательно наблюдал за ней.
Она было посмотрела на него, помедлила и, перебарывая смущение, кивнула.
Он перевел дыхание, продолжая смотреть на нее.
— Все было точно так, как вы и сказали, — призналась она. — Я была на кухне, где мы готовились обслуживать вас, и один из поварят подошел ко мне и сказал, что снаружи стоит какой-то мужчина, который хочет поговорить с кем-то, кто будет вас обслуживать. Вашу компанию. Мол, очень важно. Поэтому я вышла, и он встретил меня, какой-то североамериканец. Он дал мне двести крузейро, пятьдесят сначала, а сто пятьдесят потом. Он сказал, что репортер из журнала, а вы делаете фильмы и никогда не даете интервью.
Человек в белом, не спуская глаз, бросил:
— Продолжай.
— Он сказал, что сможет написать хорошую статью, если ему удастся выяснить, какие новые фильмы вы собираетесь запускать. Я сказала ему, что вы будете говорить с гостями попозже, как нам сказал сеньор Каваяма… и он…
— Попросил вас спрятаться и подслушать.
— Нет, сеньор, он дал мне диктофон, я взяла его и передала ему, когда вы кончили разговаривать.
— Дик… диктофон?
Цуруко кивнула.
— Он показал мне, как он работает. Сразу нажимать две кнопки.
Человек в белом закрыл глаза и застыл на месте, лишь чуть покачиваясь из стороны в сторону. Открыв глаза, он посмотрел на Цуруко и слабо улыбнулся.
— То есть, диктофон записал весь ход нашей встречи?
— Да, сеньор, — сказала она. — Он был в чаше с рисом под сервировочным столиком. И очень хорошо работал. Этот человек попробовал его перед тем, как уплатить мне, и был очень рад.
Человек в белом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, прикусил нижнюю губу, выпустил воздух и, закрыв рот, сглотнул. Положив руку в перчатке на лоб, он медленно вытер испарину.
— Всего двести крузейро, — сказала ему Цуруко.
Человек в белом, не сводя с нее взгляда, придвинулся вплотную и набрал в грудь воздуха. Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз: она была на пол головы ниже его. — Дорогая моя, — мягко сказал он. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что вы знаете об этом человеке.
Если он был молод — то насколько молод? Как он выглядел?
Цуруко, растерявшись от его присутствия вплотную к ней, сказала:
— Ему было, я думаю, года двадцать два — двадцать три. Мне не удалось внимательно рассмотреть его. Очень высокий. Симпатичный. У него были короткие курчавые каштановые волосы.
— Это хорошо, — сказал человек в белом, — хорошее описание. Он был в джинсах…
— Да. И в такой же куртке — ну, вы знаете, короткая и синяя. И еще у него была сумка из авиакомпании, на ремне, — она показала себе на плечо. — В ней у него и был диктофон.
— Очень хорошо. Вы весьма наблюдательны, Цуруко. Какая авиакомпания?
Она опечалилась.
— Я не заметила. Но сумка была бело-синей.
— Значит, бело-синяя сумка авиакомпании. Хватит и этого. Что еще?
Нахмурившись, она покачала головой, припоминая, и откровенно обрадовалась:
— Его имя было Хантер, сеньор!
— Хантер?
— Да, сеньор! Хантер. Он назвался совершенно отчетливо.
Человек белом криво усмехнулся.
— Не сомневаюсь. Продолжайте. Что еще?
— По португальски он говорил плохо. Он сказал, что я была «большая помощник» ему, все остальные ошибки такого же рода. И произношение у него было неправильным.
— Значит, он пребывал тут недолго, так? Вы оказались «большая помощник» и для меня, Цуруко. Дальше.
Сдвинув брови, она беспомощно пожала плечами.
— Это все, сеньор.
— Прошу вас, попытайтесь вспомнить что-нибудь еще, Цуруко. Вы даже не представляете, насколько это важно для меня.
Она закусила костяшки сжатых в кулачок пальцев и, посмотрев на него, покачала головой.
— Он не сказал вам, как с ним связаться на случай, если я организую другую вечеринку?
— Нет, сеньор! Нет! Ничего такого. Я бы сказала вам.
— Подумайте.
Растерянность и напряжение на ее лице внезапно сменились оживлением.
— Он живет в отеле. Это поможет вам?
Карие глаза вопросительно уставились на нее.
— Он сказал, что поест в отеле. Я спросила его, ие принести ли ему чего-нибудь — он проголодался, дожидаясь меня — и он мне так и сказал, что, моя, он поест в отеле.
Человек в белом посмотрел на Цуруко и сказал:
— Видите? Значит, было что-то еще.
Он сделал шаг назад и, осмотревшись, открыл бумажник. Оттуда он вытащил четыре банкноты по сто крузейро и протянул их ей.
— Благодарю вас, сеньор!
Каваяма, улыбаясь, подошел поближе.
Человек в белом дал и ему четыре бумажки и по одной Мори и Иошико. Засовывая бумажник обратно во внутренний карман, он улыбнулся Цуруко и поблагодарил ее:
— Ты хорошая девушка, но на будущее должна больше думать об интересах своего патрона.
— Я буду, сеньор! Обещаю!
Каваяме он сказал:
— Не будьте слишком строги к ней. Право же!
— О нет, не сейчас, конечно! — Каваяма улыбнулся, выпрастывая руки из карманов.
Человек в белом взял свою шляпу и атташе-кейс со столика с лампой и, улыбнувшись приседающим женщинам и Каваяме, отвернулся от них и направился к группе ждавших его поодаль людей.
Улыбка теперь сползла с его лица; глаза сузились. Оказавшись среди них, он шепнул по немецки:
— Проклятая желтая шлюха, я бы ей сиськи отрезал!
Он рассказал им историю о диктофоне.
Блондин сказал:
— Мы проверили и улицу, и машины; поблизости никаких молодых американцев в джинсах.
— Мы найдем его, — сказал человек в белом. — Он одиночка; группы активно действуют лишь в Рио и Буэнос-Айресе. И он любитель, причем не только в силу возраста — ему года двадцать два, двадцать три — но и потому, что назвался Хантером, что, как известно, в переводе значит «охотник»; ни один более-менее опытный человек не позволит себе таких шуточек. И он глуп, в противном случае, он бы не обмолвился этой суке, что остановился в гостинице.