Анна Ольховская - Лгунья-колдунья
— Спасибо, — Ирина смахнула непослушную слезу. Собственно, все слезы особым послушанием не отличаются, их дрессируют только в актерских вузах. — А что это?
— Твои любимые духи.
— Вадиму очень нравился этот запах… Ох, что это я! — спохватилась хозяйка квартиры. — Во‑первых, здравствуйте, Кирилл, извините, что притормозила.
— Ничего страшного.
— Во‑вторых, проходите в гостиную, располагайтесь. Матвей, поставьте, пожалуйста, цветы в вазу. Я сейчас вернусь.
И она поспешно скрылась за одной из дверей, судя по шуму включившейся воды — в ванной комнате.
— Тяжело ей сегодня, — вздохнул Кравцов. — Не так Ира собиралась, наверное, этот день отмечать.
— А особенно в ее положении, — Лана схватила дернувшуюся было следом за Плужниковой подругу. — Куда собралась? Видишь, человек хочет побыть в одиночестве.
— Подождите! — Матвей озадаченно переводил взгляд с одной на другую. — В каком таком положении? Вы о чем?
— Все о том же, — улыбнулся Кирилл, передав букет Кравцову. — О самом долгожданном для многих женщин положении. Вот только Ирине не повезло.
— Так она что, беременна?!
— Ну да, — кивнула Лана. — А ты что, не знал?
— Конечно, нет! Мы с Ириной Игоревной на такие личные темы не беседовали, — краска, переполнив уши, потекла на щеки и шею. — Так чего ж она на машине так гоняет да по холоду легко одетой носится! Ей же беречь себя надо!
— У нее на себя сил нет, ты же видишь, на чем она зациклена. А позаботиться больше некому.
— Разберемся, — катнул желваки Кравцов. — Ладно, проходите, я пошел цветы пристраивать.
Пока дамы возились возле зеркала, поправляя прически, Кирилл вошел в комнату первым.
И, отшатнувшись, выскочил обратно в прихожую.
— Ты что? — хихикнула Лана. — Привидение увидел? Фу‑ты, вот дура‑то, хорошо, что Ирина не слышала. Ты чего шарахнулся из комнаты? И побледнел… — Сердце вдруг тревожно трепыхнулось. — Ты… Ты что‑то почувствовал, да?
— Не то слово, — криво улыбнулся Кирилл. — Меня словно кто дубиной в солнечное сплетение ткнул.
— То есть? — насторожился вернувшийся из кухни Кравцов. Он знал о необычных способностях совладельца холдинга и относился к этому вполне серьезно. — Там что‑то не так? Что‑то может угрожать Ирине Игоревне?
— Матвей, — из ванной появилась хозяйка квартиры. — Я ведь уже раз двадцать просила называть меня по имени. И на «ты». Мы же друзья, верно?
— Н‑ну да.
— Значит, договорились? — Только чуть припухшие веки выдавали недавние слезы, в целом же Ирина держалась вполне спокойно. — Ну, что же вы стоите? Проходите.
— Слушай, а зачем так пафосно — в гостиную! — с максимально возможной естественностью отмахнулась Ленка. — Давайте посидим на кухне, там гораздо уютнее!
— Кухня у нас, конечно, большая, двенадцать метров, — медленно проговорила Ирина, пытливо вглядываясь в лица гостей, — но пятерым там будет тесновато.
— Ну и что? — пожал плечами Матвей. — В тесноте, да не в обиде! Зато спокойнее!
— В смысле? — прищурилась хозяйка квартиры.
— В смысле — не разобьем ничего случайно, мы с Кириллом мужики рослые, а у тебя там финтифлюшек разных натыкано…
— Так! — Ирина решительно подняла ладонь, прерывая излишне торопливую речь Кравцова. — Вы что, совсем меня за дуру держите? Что происходит? Кирилл, вы что‑то почувствовали?
— Никто тебя ни за что не держит, — пробурчала Осенева, направляясь в гостиную. — Тоже мне, баба Ванга московского разлива! Все‑то она знает, все видит, все понимает! Прям ничего от нее не скрыть!
— Не бухти, — усмехнулась Ирина. — И не пытайся сменить тему. Кирилл, если вам трудно находиться в гостиной, мы действительно можем устроиться на кухне.
— Ну почему же, — Кирилл, остановившись на пороге комнаты, внимательно осмотрелся. — Мне вовсе не тяжело, просто это было несколько неожиданно и слишком сильно для неподготовленного. Сейчас я знаю, чего ждать, поэтому все в порядке, устроимся здесь. Вы садитесь, а я, если не возражаете, пройдусь.
— Но что — это? — То ли от самовнушения, то ли действительно здесь было что‑то не так, но Лана, присев на диван, вдруг ощутила, как вдоль позвоночника начали подниматься волоски.
Подобное она уже испытывала, и не раз, при приближении опасности. «Шерсть на загривке» вставала дыбом, уши, казалось, прижимались к голове, в горле начинал зарождаться угрожающий рык — просыпался внутренний хищник. Вернее, хищница.
Кирилл ничего не ответил, медленно обходя просторную гостиную Плужниковых, в которой действительно находилось много «финтифлюшек» — на изящных этажерках теснились статуэтки, какие‑то камни, кристаллы, фотографии в рамках и без, глиняные таблички — много‑много всего.
— Это наши с Вадимом трофеи, — грустно улыбнулась Ирина, заметив направление почти всех взглядов. — Мы с ним каждый отпуск проводили в каком‑нибудь интересном месте, подальше от основных, так сказать, зон отдыха. И всегда привозили что‑то на память. Вон те кристаллы, к примеру — с Урала, Вадим их нашел в заброшенной шахте, фарфоровые пастушки — из тирольской деревеньки. Мы только с Севера ничего не привезли. Хотя нет, — она ласково прижала ладонь к животу, — привезли. Вот только…
— Скажите, а это откуда? — Кирилл, взяв лежавшую на журнальном столике газету, осторожно поддел ею какой‑то непонятный комок, прятавшийся за фотографиями, и, держа его на максимальном удалении от себя, показал Ирине.
— Понятия не имею! — воскликнула та, с недоумением рассматривая сухой гриб, судя по скелету — лисичку. — Этого там не было! Мы же не белки, чтобы запасы на зиму по углам распихивать. Странно, — она протянула руку, намереваясь взять гриб, но Кирилл остановил ее:
— Нет! Не трогайте!
— Почему?
— Эта гадость фонит. Вы же видите, как я ее держу.
— Что значит — фонит? — Кравцов поднялся со своего места, заслоняя Ирину от непонятной находки. — Радиация, что ли? А ее разве можно уловить без приборов?
— Нет, не радиация, — Кирилл, по‑прежнему держа газету со сморщенным грибом в вытянутой руке, осторожно направился к входной двери. — Ира, у вас здесь мусоропровод есть?
— Нет, дом старый, мусор выносим в контейнеры.
— А где находятся контейнеры? Надо эту гадость выбросить, а потом я все объясню.
— Давай‑ка я это сделаю, — Матвей сбегал на кухню, принес оттуда мешок для мусора, туда аккуратно сбросили гриб вместе с газетой, и плотно завязанный мешок был благополучно отправлен на помойку.
Причем Кирилл отправился вместе с Кравцовым, чтобы лично затолкать сверточек как можно дальше, дабы коты или бомжи случайно не вытащили.
Пока мужчины ходили, Лена попыталась хорошенечко расспросить Ирину по поводу находки. Может, это Вадим положил, а она просто забыла или не обратила внимания? Но расспросы закончились вполне ожидаемо — угрозой стукнуть по голове. Причем результат подобной беседы не зависел от личности допрашиваемого — дотошность Осеневой у всех вызывало одно и то же желание: стукнуть.
Кирилл и Матвей вернулись весьма кстати, обошлось без членовредительства. Вернее, череповредительства.
— Ну? — Лана заерзала на диване от нетерпения. — Теперь Мистер Загадочность скажет нам, что тут только что было?
— Скажу, — улыбнулся Кирилл, усаживаясь рядом с ней. — Теперь можно спокойно побеседовать. Но сначала, Ирина, вспомните, пожалуйста, посторонние в квартире были?
— Вроде нет, — Ирина потерла переносицу, вспоминая. — Но точно сказать не могу, сами понимаете, когда хоронили Вадима, здесь столько народу побывало! Я, если честно, этот день вообще плохо помню…
— Понятно. Но вы совершенно точно знаете, что этого «трофея» в вашей коллекции не было?
— Причем могу назвать почти точно, до каких пор его не было. За неделю до гибели Вадима мы с ним как раз затеяли генеральную уборку и перебрали все, что находится на этажерках, пыль вытирали. Вы где нашли гриб?
— За фотографиями, вторая сверху полка.
— Так вот — там ничего не было. Только фотографии, где мы с Вадимом на Байкале. Ну, а теперь ваша очередь отвечать. Что такого в этой сухой лисичке?
— Содержание ментальной грязи. Оно просто зашкаливает.
— Что еще за ментальная грязь? — недоверчиво нахмурился Кравцов.
— Человек, принесший этот, в общем‑то, обычный сушеный гриб, настолько переполнен ненавистью и злобой, что может концентрировать ее на любом предмете и подбрасывать этот предмет жертвам.
— Жертвам?! — хором переспросили присутствующие.
— Именно. Этот человек — явный псих. Он совершает жертвоприношения. Точнее сказать не могу, но на тот несчастный грибок он вылил столько липкой злобы, что даже одно прикосновение к нему могло основательно навредить человеку, пробив брешь в его ауре.
