Евгения Грановская - Дневник тайных пророчеств
– А вы, я смотрю, мастер говорить комплименты, – сказал он. – Кстати, а почему вы интересуетесь Гумилевым?
Дьякон подумал и пожал плечами:
– Боюсь, я не смогу дать толкового объяснения. Гумилев всегда казался мне фигурой исключительно загадочной. В свое время один мой знакомый утверждал, что Гумилев был не только поэтом и путешественником, но и разведчиком. Тайным агентом Его Величества Николая Второго.
– Что-то вроде Джеймса Бонда? – усмехнулся Вершинин и покачал головой: – Нет, это чепуха. Гумилев не работал на царскую разведку. Но это нисколько не умаляет его фигуру и не делает ее менее таинственной.
Вершинин залпом допил коктейль и подозвал официанта.
– Повторите, пожалуйста, – попросил он. – Но передайте бармену, чтобы не жалел водки. А то у вас тут, кроме льда, тоника и лимона, ни черта нет!
– Наш бармен победил на городских соревнованиях, он – лучший бармен Москвы, – возразил официант.
– Правда? – Вершинин усмехнулся. – Это говорит лишь о том, что в Москве нет хороших барменов. Впрочем, если он учтет мое замечание, у него есть шанс доказать обратное.
Официант обиженно фыркнул и удалился.
– Теперь мне придется ждать своего коктейля до второго пришествия, – пробурчал Вершинин.
Однако не прошло и минуты, как официант вернулся и поставил перед ним бокал с коктейлем.
– Если вам и на этот раз не понравится, закажите себе водку и тоник и смешайте сами, – сказал официант холодно.
– Спасибо за совет. Не премину им воспользоваться, – огрызнулся Вершинин.
Он дождался, пока официант отойдет, и хмуро проговорил:
– Чем ничтожнее человек, тем больше у него шансов попасть в рай. А я и в аду буду занозой у черта в заднице! – Писатель отхлебнул водки с тоником и хмуро посмотрел на дьякона: – Как по-вашему, батюшка, человечество еще можно спасти?
– Человечество вряд ли, – сказал отец Андрей. – А вот человека можно.
– Только если он сам этого захочет, не правда ли? А что делать, если человек так же далек от веры, как и от полного безверия? Вы будете читать ему богословские книжки, а он заткнет уши и пошлет вас к черту.
– Значит, нужно заставить его слушать, – сказал отец Андрей.
Вершинин посмотрел на дьякона удивленно.
– Заставить? – Он задумчиво поправил очки. – Какой-то кровожадный подход к проблеме обретения веры, вам не кажется?
– Вовсе нет, – возразил дьякон. – Если вы увидели, что ваш друг напился пьяный и упал в огонь, вы ведь вытащите его из огня? Вытащите, чтобы спасти его плоть. Почему бы не сделать то же самое, чтобы спасти его душу?
Вершинин прищурил глаза.
– Значит, средневековые инквизиторы были правы, когда заставляли человека обрести веру под пыткой?
– С их точки зрения, да. «Если твой левый глаз соблазняет тебя – вырви его». Лучше потерять глаз, чем потерять душу.
– А если грешник будет слишком упрям? – поинтересовался писатель. – Вы рискуете замучить его вашими пытками до смерти.
– Верующего человека не должна пугать смерть, – сказал на это отец Андрей. – Для него смерть – избавление.
Вершинин засмеялся злым, колючим смехом.
– Вы страшный человек, дьякон! Я-то думал, что вера несет человеку утешение.
Отец Андрей покачал головой:
– Нет, не несет. Наоборот, она испытывает душу человека на прочность.
– А разве религия не должна врачевать душу?
– Нет, не должна, – снова возразил отец Андрей. – Она должна расковыривать рану. Врачуют и обезболивают душу телесериалы и бульварные книжки. Христос – плачущий Бог, страдающий Бог. И предпочтение он отдавал убогим, ненормальным калекам, которые одинаково далеки и от душевного, и от физического здоровья. В наше время священник должен орать и бить по головам, чтобы его услышали.
Писатель выслушал отца Андрея с угрюмым интересом, после чего насмешливо заметил:
– Родись вы на тысячу лет раньше, были бы крестоносцем. А то и инквизитором.
– Возможно, – кивнул дьякон.
Они помолчали. Вершинин затушил окурок в пепельнице и пару раз приложился к бокалу.
– Так о чем именно вы хотели поговорить, отец Андрей? – спросил он уже более спокойно.
– Меня интересуют путешествия Гумилева в Африку, – ответил дьякон. – Из вашей книги я узнал, что таких путешествий было три. Последнее – по инициативе Санкт-Петербургского музея этнографии.
– О да! – усмехнулся Вершинин. – Хотя чья инициатива была сильнее – Музея этнографии или самого Гумилева, – это еще вопрос.
Писатель допил коктейль, отодвинул от себя опустевший бокал и достал сигареты.
– С Николаем Степановичем Гумилевым была связана одна интересная легенда, – сказал он, закуривая. – Есть версия, что во время своего третьего путешествия он отправился в джунгли и вошел в контакт с представителями племени «людей-зверей». Это племя колдунов, которые могут управлять стихиями и предсказывать будущее.
– Но о них ничего не сказано в его дневнике, – заметил отец Андрей.
– Верно, – кивнул Вершинин. – Но, по слухам, был и второй дневник – тайный. В этот дневник Гумилев собирал факты колдовства, мистики и тому подобное. Да и как было удержаться? В тогдашней Абиссинии колдуны и колдовство были обычным делом. К колдунам шли за врачебной помощью, за предсказанием, за урожаем и дождем. Колдуны были такими же привычными и уважаемыми членами общества, как нынешние врачи и ученые.
– И где может быть этот секретный дневник?
Вершинин нахмурился.
– В НКВД был особый отдел, занимающийся всей этой чертовщиной, – снова заговорил он, дымя сигаретой. – Возглавлял его Яков Блюмкин.
– Тот, что застрелил германского посла Мирбаха?
– Он знаменит не только этим. Блюмкин – безусловный негодяй, но при этом весьма интересная и, я бы даже сказал, таинственная личность. В тысяча девятьсот двадцать первом году он втерся в доверие к Гумилеву. А несколько месяцев спустя Гумилева арестовали и расстреляли.
– Вы считаете, что Гумилева арестовали по инициативе Блюмкина?
– Гумилев три раза был в Африке, дружил с будущим императором Эфиопии, встречался с колдунами, посещал тайные братства. Все это не могло не заинтересовать Блюмкина. Кстати, что вы знаете о Блюмкине?
– Немного.
– В таком случае нам не обойтись без небольшого предисловия. – Вершинин стряхнул с сигареты пепел и хмуро посмотрел на дьякона: – В июле тысяча девятьсот восемнадцатого, будучи эсэром, Блюмкин убил немецкого посла Мирбаха. Ему пришлось около года скрываться от большевиков, однако он был слишком ценным кадром. Его, конечно же, простили и отправили на Южный фронт, где он служил под руководством Иосифа Сталина. Блюмкин занимался контрразведкой, а также отвечал за выполнение диверсий в деникинском тылу. Позже Реввоенсовет отправил Блюмкина в Иран, где он организовал коммунистический переворот и провозгласил Гилянскую Советскую Республику в одной из северных провинций Ирана.
Писатель затушил сигарету в пепельнице и продолжил:
– Вскоре Блюмкин окончил Академию Генштаба и поступил на службу в иностранный отдел ГПУ. Блюмкина заслали резидентом разведки в Палестину, где он довольно оперативно создал шпионскую сеть. Вернувшись из Палестины, Блюмкин работал в Закавказском ГПУ и подавил антисоветский мятеж чеченцев.
– Но как все это связано с Гумилевым?
– Терпение, мой друг, терпение. Блюмкин всегда был неравнодушен к мистике. Его увлекали рассказы про таинственную Шамбалу. Одно время он был теософом и проповедовал теорию «полой Земли». Так или иначе, но наш герой добился того, что чекисты послали его в Тибет, где он намеревался найти Шамбалу. Прикинувшись монахом-странником, Блюмкин пристал к экспедиции знаменитого философа и художника Николая Рериха. Позже Блюмкин был резидентом советской разведки в Китае. Потом под именем купца Султана-заде он был переброшен на Ближний Восток, где, по легенде, торговал хасидскими раритетами. Он создал разведсеть в Египте, Турции и Саудовской Аравии. Не будет большим преувеличением сказать, что Блюмкин оплел разведсетью весь Ближний и Дальний Восток. В тысяча девятьсот двадцать восьмом году Блюмкина обвинили в троцкизме, арестовали и расстреляли. Но некоторые исследователи считают, что Блюмкину удалось избежать расстрела.
– Куда же он девался потом?
Вершинин насмешливо развел руками:
– История об этом умалчивает. Возможно, он продолжил работать на советскую разведку, но уже под другим именем. Блюмкин был мастером перевоплощения. Некоторые современники описывают его как худого аскета с яростно горящими глазами, другие – как сладострастного толстяка с вечно мокрыми губами. По воспоминаниям одних, он был брюнетом, другие уверены, что он был рыжим.
– А вы-то сами что думаете по поводу его смерти? – поинтересовался отец Андрей.
Писатель усмехнулся.
– Блюмкина убивали шесть раз. Дважды холодным оружием, четыре раза – из «браунинга» и «нагана». Но никак не могли убить. Его хранила какая-то тайная сила. Сам он стрелял превосходно, причем с обеих рук.
