Ева Львова - Презумпция невиновности

Набрав номер секретариата иллюзариума, я осведомилась, во сколько закончатся занятия в «Магическом лицее», и, удостоверившись, что у меня в запасе есть целых полтора часа, пешком отправилась к офису. Погода стояла чудесная: легкий ветерок разогнал дневную жару, по небу ползли тучи, из которых с минуты на минуту собирался хлынуть дождь. Я очень надеялась, что при таких климатических условиях Мешков не откажется от моих услуг и позволит доставить себя к дому. И вот тут-то я и опрошу музейного работника.

Добравшись до офиса, я, что уж там скрывать, рассчитывала увидеть Бориса. Думала, что Устинович-младший после нашего разговора поехал прямиком сюда и теперь сидит за своим столом, маясь от безделья и раскладывая на компьютере пасьянс «Косынка», однако рабочее место приятеля пустовало. Из кухни доносился звон посуды: должно быть, Кира Ивановна готовила чай, и я решила заглянуть в кухню сразу же после того, как подпишу у шефа договор на оказание адвокатских услуг господину Муратову. Постучав в кабинет начальства, я, не дожидаясь ответа, потянула на себя дверь. Перед собой я держала бутылку французского коньяка, которую специально купила для Эда Георгиевича в благодарность за отзывчивость и чуткость. Что ни говорите, а не каждый адвокат, пусть даже преуспевающий, возьмется спонсировать молодые таланты. Начальник вскинул на меня удивленные глаза и кивнул головой, приглашая войти. Проскользнув в кабинет, я прошествовала к столу и водрузила свой дар перед Устиновичем-старшим.

– Агата Львовна, что это? – заинтересовался глава адвокатской конторы, разглядывая подарок.

– Это вам, Эд Георгиевич. От нас с Митей, – застенчиво улыбнулась я. – Скромная благодарность за ваше великодушие.

– Не понимаю, о чем вы говорите, но за коньяк спасибо, – убирая в стол подношение, откликнулся шеф.

– Ну как же, вы же согласились стать спонсором нового фотожурнала, – начала было я, но тут же осеклась, наткнувшись на озадаченный взгляд начальника.

– С чего вы взяли? – холодно поинтересовался он. – Я не настолько глуп, чтобы финансировать проекты-однодневки.

– Должно быть, я ошиблась, – промямлила я.

– Что там у вас еще? – глядя на бумаги, поинтересовался Борькин родитель.

– Договор на подпись.

И я протянула шефу документы, плохо понимая, что происходит. Однако выяснять, кто из нас двоих сошел с ума, я не особенно торопилась, поскольку дорожила своим местом. В адвокатскую контору «Устинович и сыновья» я пришла сразу же после окончания института вместе с одногруппником Борей Устиновичем, продолжателем династии известного в юридических кругах отца, и со временем надеялась добиться на ниве юриспруденции не меньшей популярности, чем неподражаемый Эд Георгиевич. Так что ставить начальство вопросами в тупик – себе дороже. Вылетишь со службы с волчьим билетом – и плакали амбициозные планы.

– Давайте подпишу, – предложил начальник, забирая папку у меня из рук.

Завизировав бумаги, я покинула кабинет шефа и отправилась в кухню. Как я и полагала, там шло дневное чаепитие. Секретарша Кира Ивановна сидела за столом с чашкой чая, напротив нее Маша Ветрова неторопливо потягивала кофе. Завидев меня, Кира Ивановна приветливо улыбнулась, отхлебнула чайку и указала на свободное место. А Ветрова усмехнулась:

– Какие люди! Что это ты одна? Где Бориса потеряла?

– У Устиновича свои дела, он не обязан везде со мной таскаться, – пространно ответила я, пребывая в задумчивости после беседы с шефом.

– А что это у тебя в руках? – допытывалась первая красавица нашей конторы. – Договор? Ты новое дело взяла? Что это вы так суетитесь? Очень деньги нужны? Я не пойму, вы к свадьбе, что ли, готовитесь?

Я удивленно посмотрела на Машу.

– О чем это ты?

– Да так, ни о чем, – хихикнула Ветрова, поедая салатный листик, положенный на постный крекер, ибо Мария фанатично заботится о фигуре и подобный бутерброд заменяет ей обед.

Тут Кира Ивановна поставила на стол опустевшую чашку, вытерла губы кружевным платочком и со свойственной ей непосредственностью пояснила:

– Да полно тебе, Агата! Все же знают, что вы с Борисом неравнодушны друг к другу, что же удивительного, если вы наконец -то поженитесь?

Замерев с чайной ложкой в руках, я несколько секунд осмысливала услышанное, затем безудержно расхохоталась.

– Мы! С Борисом? Поженимся? Ой, не могу! – веселилась я.

– А что тут смешного? – обиделась Ветрова, которая, должно быть, и придумала эту сенсационную новость и теперь разносила ее по друзьям и знакомым. – Борька бегает, набирает себе дела, ты вот тоже землю носом роешь.

Пропустив мимо ушей оскорбительное замечание насчет рытья земли носом, я недоверчиво вскинула бровь:

– Джуниор уже взялся кого-то защищать? Когда он только успел?

– Дело мое себе заграбастал, – обиженно сообщила Мария. – Я разработала стратегический план: специально отказывалась браться за защиту Казенкиной, набивая цену, а твой ненаглядный Боречка утром вломился в офис и спутал мне все карты. Позвонил сенатору и с места в карьер: «Я, говорит, согласен работать на заявленных вами условиях, мне деньги срочно нужны, и торговаться я не собираюсь». И сманил, подлец, клиентку! По-твоему, это порядочно?

– Даже не знаю, что и сказать, – растерянно захлопала я глазами.

– Мы и подумали, что вы на свадьбу деньги собираете, – подхватила Кира Ивановна.

– Вы ошиблись, никто ни на что не собирает, хотя… – пробормотала я, начиная постигать смысл происходящего.

Если Эд Георгиевич ничего не знает о спонсорской помощи журналу Вадика Пещерского, а Борька хватается за любую работу, даже за Казенкину, значит, деньги на раскрутку фотохудожников дает не шеф, а сам Джуниор! А я-то, глупая, думала, что кудрявый друг на меня разобиделся, а он, оказывается, пашет, как проклятый, чтобы меня порадовать! Интересно, способен ли Митя на такие жертвы? При мысли о Мите мне жутко захотелось домой, но нужно было закончить дела – мне позарез нужно было уговорить музейного работника прокатиться со мной на машине и во время поездки вытянуть из него максимум информации по интересующему меня делу.

Когда я вышла из конторы на улицу, погода окончательно испортилась. Дождь, собиравшийся весь день, наконец-то обрушился на Москву. Успев основательно промокнуть, я уселась за руль «Мини Купера» и тронулась в сторону центра. За пару минут добравшись до иллюзариума, я удобно расположилась на парковке у самого входа и, не спуская глаз со светящихся окон второго этажа, достала смартфон. Набрала номер Бориса и тут же услышала приглушенный голос приятеля:

– Внимательно.

– Это я, – тихо проговорила я.

– Чего тебе, горе мое?

– Борь, зачем ты это сделал?

Устинович-младший прикинулся, будто не понимает, что я имею в виду.

– Ты сейчас о чем?

– О деньгах, которые ты дал Пещерскому, чтобы Митю взяли в журнал, – чуть слышно ответила я.

– Да брось ты, Агатка, – смутился Борис. – Богатый внутренний мир стоит того, чтобы за него платили другие. Митя и дальше будет щелкать своей каноничной пленочной камеркой «Ломо», радуя людей козлиными мордами, а материальные ценности пусть производят адвокаты, для этого они и существуют. Вы с Идой Глебовной мне тоже помогаете, но я же не спрашиваю – зачем.

– И как там Вика? – поинтересовалась я.

– Да вроде ничего. Хотел сегодня за ней заехать – она ни в какую. Заявила, что у твоих стариков ей лучше, чем у нас с батей. И Ида Глебовна пока не хочет Вику отпускать. Твоя бабушка договорилась со знакомыми, Вичку обследуют в Филатовской больнице.

– Вот здорово, – порадовалась я.

Борька замолчал, напряженно сопя в трубку, и я, не зная, что еще сказать, протянула:

– И что, ты даже не спросишь, где я сейчас нахожусь?

– Зачем спрашивать? Я и так знаю, что ты торчишь у иллюзариума, караулишь музейного работника.

– Не хочешь ко мне присоединиться? – сама не зная зачем, кокетливо поинтересовалась я.

– Хочу, но не могу, – вздохнул кудрявый друг. – Приходится отмазывать эту дрянь Казенкину. У сенатора такие завязки, что защищать его благоверную не составит большого труда. Но если бы ты знала, как противно ехать в аэропорт, где задним числом мне выправят бумаги, что в день аварии госпожа Казенкина летала в Париж за шмотками и по этой причине никак не могла наехать на пешеходов!

Слушая Борьку, я поглядывала то на входную дверь иллюзариума, то на светящиеся окна аудитории «Магического лицея», пока свет в окнах внезапно не погас. Через несколько минут из дверей особняка повалил народ. Когда основная толпа студентов схлынула, я заметила промелькнувшую в дверях сферическую лысину Мешкова и нетерпеливо оборвала приятеля:

– Все, Борь, мне пора, Мешков выходит.

– Берегись, Агата, гуттаперчевый мальчик не дремлет, – страшным голосом подбодрил меня Джуниор. – Он мстит всем, кто обижает Мешкова! Будь начеку!