Евгения Грановская - Сон с четверга на пятницу

Запах больницы, пота и крови. Боль и ужас. Неужели все это происходит с ней?

– Головка вышла! – объявил чужой голос.

А второй воскликнул:

– Держите папашу! Ему плохо!

Алексей оперся рукой о какую-то белую тумбу. Медсестра приоткрыла маску на его лице и сунула ему под нос ватку, смоченную нашатырем.

– А на вид такой бугай! – услышала Настя женский тихий насмешливый голос.

– Я в порядке, – хрипло проговорил Алексей, отстраняя медсестру рукой.

Он снова сделал шаг к Насте и взял ее за руку.

– Тужься, милая!.. – продолжил он, бледный, измученный, с капельками пота на лбу (словно и впрямь рожал сам). – Еще немного!

«Этого не может быть!» – промелькнула мысль где-то на изнанке ее сознания. – Этого не может быть!»

И вдруг, сквозь морок, боль и вату она услышала крик младенца. Над ней склонилось розовощекое лицо акушерки, и восторженный голос проговорил:

– Поздравляю, мамочка, у вас мальчик!

И снова ей приснился жуткий сон. О том, что и блинчики, и роды, и рождение мальчика – все это ненастоящее. Насте снилось, будто она проснулась, а проснувшись, долго не могла прийти в себя, и слезы текли у нее по лицу. Она до сих пор чувствовала боль в животе и ниже, и даже потрогала рукой – нет ли крови. Она чувствовала не только боль, но и запах операционной, видела перед собой лицо Алешки и… Господи!.. Она видела перед собой сынишку!

Потом снова все вокруг подернулось туманом, и Настя жила в этом тумане – ходила по квартире, звонила доктору Макарскому, потом – подруге Светлане. Она смотрела телевизор, ела омлет, делала что-то еще. Потом из тумана выплыло лицо Светланы.

– Ты плохо выглядишь, – говорила она. – Что-то не так?

– Сон… – выдавила из себя Настя.

– Плохой?

– Наоборот. Мне снилось, что Алешка выжил. И что у нас родился сын. Мы назвали его Пашкой. Павел Алексеевич. Боже, как это было здорово!

Потом она выслушивала утешения Светланы, снова что-то делала и снова что-то ела, потом стояла в душевой кабинке под горячими струями воды, хлещущими ее по плечам… Потом снова была постель, снова тьма закружила и затянула ее, и повлекла за собой…

А потом солнечный свет ударил по глазам сквозь веки.

– Настя, – услышала она сквозь сон. – Настя, вставай! Пора кормить Пашку!

2

Маленький Пашка вызывал у Насти странные, ни на что не похожие чувства. Когда она кормила его грудью, она ощущала такую невыразимую полноту жизни, что у нее начинала кружиться голова. Несомненно, это было счастье. Редкие минуты умиротворения. А потом – снова беспокойство, тревоги и страх.

Спала Настя плохо и засыпала с трудом, боясь, что снова приснится кошмарный сон. Из-за этого часто ходила усталая и раздраженная, но Алексей все это терпеливо сносил.

Кормя грудью Пашку, Настя по-настоящему отдыхала и душой, и телом. Она размышляла, мечтала, дремала. Иногда смотрела телевизор или читала книгу. Никакие тревожные мысли не отвлекали ее от этих простых радостей, когда на коленях был Пашка – пухлый, усердно сосущий, тихо кряхтящий от удовольствия.

Иногда она скучала по их с Алексеем вечерам, когда они могли попить белого вина, закусывая его креветками (приготовленными по особому рецепту, который Алешка держал в секрете даже от Насти). Секса ей не хотелось совсем. Постоянная усталость, вечно мокрые спереди ночные рубашки – все это не способствовало разжиганию сексуальных страстей.

Потом ребенок стал терять в весе от нехватки молока, и ко всем «прелестям» материнства прибавилось постоянное стояние в душе и массирование груди, а также поглощение чая в неимоверных количествах перед каждым кормлением.

Безусловным плюсом было то, что Алексей старался чаще бывать дома. Он снова пристрастился к моделированию и сооружал свои корабли, пока Настя кормила Пашку.

И все же кошмарные сны не исчезли совсем, время от времени они посещали Настю – какими-то странными зыбкими образами, проплывающими по вязким волнам сна, или даже – тенями образов, оставляя после себя дурное послевкусие, которое мучило Настю после пробуждения часами.

Однажды, кормя Пашку и наблюдая за тем, как Алексей корпит над очередным эсминцем, Настя тихо позвала:

– Алеш.

– Чего? – откликнулся он, продолжая приклеивать деталь к своему кораблю.

– Можно с тобой кое о чем поговорить?

– Со мной ты можешь говорить о чем угодно.

Она помолчала немного, а затем тихо произнесла:

– Мне снятся странные сны.

– Мне тоже, – сказал Алексей, не отрываясь от работы.

– Ты не понял. Мне снятся такие сны… – Настя замолчала, пытаясь подобрать нужные слова. – Такие сны, которые совсем не похожи на сны.

– Правда? А на что они похожи?

– На куски реальности. Как если бы картину, которая висит у нас в спальне, разрезали на множество частей и разбросали по квартире, а я бы постоянно натыкалась на эти кусочки.

Алексей выронил из пальцев деталь и чертыхнулся. Настя нахмурилась.

– Прости, я тебя отвлекаю, – сухо проговорила она.

– Ерунда, – сказал Алексей. – Это я сам такой олух.

Он осторожно поддел упавшую деталь пинцетом и вновь стал прилаживать ее к кораблю.

Поняв, что время для разговора выбрано неудачно, Настя вздохнула и взяла в руки журнал. Через пару минут Алексей приделал наконец деталь и, облегченно вздохнув, откинулся на спинку стула.

– Хорошо, – произнес он, глядя на модель оценивающим взглядом. – Но не отлично. – Затем перевел взгляд на Настю и спросил: – Так что ты там говорила насчет снов?

– Ничего, – ответила женщина. Поудобнее перехватила сопящего на руках Пашку и добавила: – Забудь.

Она обиженно шмыгнула носом. Поняв, что провинился, Алексей мягко и виновато произнес:

– Заяц, прости. Я немного отвлекся. Ну, расскажи мне про свои сны. Они страшные?

– Да, – сказала Настя. – Очень.

– И что же в них страшного? Монстры? Зомби с вампирами?

Настя покачала головой:

– Нет.

– Тогда что?

– В этих снах я одна.

– Правда? Не обращай внимания. Мне иногда тоже снится всякая муть. Научись абстрагироваться.

Решив, что Настя утешена, Алексей снова взглянул на недоделанную модель эсминца.

– Лешка! – сердито окликнула его Настя.

– Чего?

– В этих снах нет ни тебя, ни Пашки!

– И что?

Настя почувствовала досаду. «Бесчувственный балбес!» – обиженно подумала она. А вслух произнесла:

– Ты что, не понимаешь?

– Нет, – честно признался муж. – В моих снах тоже не всегда есть ты и Пашка. Например, мне часто снится, как мы с друзьями арендуем яхту и…

Настя поняла, что объяснять бесполезно. Оседлав своего любимого конька, Алексей принялся мечтательно рассказывать о своих морских снах, в которых он рассекал волны на фрегатах и каравеллах или ловил с быстроходной яхты огромных марлинов.

Настя некоторое время слушала, изображая интерес, а потом снова взялась за журнал. А вскоре затих и Алексей. Сооружение модели эскадренного миноносца требовало усидчивости и кропотливости, и он целиком погрузился в свою работу, которую совершенно ошибочно (по мнению Насти) называл «хобби».

Алексей собирал эсминец, Пашка сосал грудь. Где-то за стеной играла тихая музыка. За окном шелестели машины и листья… Постепенно чувство досады ушло, сменившись умиротворением. Настя зевнула. Потом еще раз. Глаза у нее стали закрываться.

– Надо сходить к психотерапевту, – ни с того ни с сего пробормотала она.

– К психотерапевту? Зачем?

– Иногда после родов у женщины появляются… странные желания.

Алексей усмехнулся.

– А я не могу удовлетворить твои желания?

– Боюсь, что не эти.

– Уверена? Я могу быть очень изобретательным.

Настя хмыкнула.

– Спасибо, но твоя изобретательность понадобится мне гораздо позже.

– Ясно. Слушай, Аська, у меня есть приятель – Андрей Макарский. В детстве мы жили по соседству. Он хороший врач, хотя и не психотерапевт.

– А кто он? Какой врач?

– Психиатр.

Настя поморщилась.

– Не люблю психиатров. Как, ты сказал, его зовут?

– Андрей Макарский.

– Мне почему-то знакомо его имя, – задумчиво проговорила Настя.

– Ничего удивительного. Ты с ним пару раз виделась. В кафе «Квадрат» в позапрошлом году, когда я встречался с выпускниками, а ты…

– А, вспомнила, – кивнула Настя. – С бородкой и в очках?

– Точно. Хочешь, я ему позвоню?

– Позвони.

– Я серьезно.

– Я тоже. Позвони, и я с ним встречусь.

– Заметано.

Алексей снова склонился над своим эсминцем, а Настя переложила маленького, недовольно сопящего Пашку на коленях и дала ему другую грудь.

Доктор Макарский смотрел на нее спокойным, приветливым взглядом.

– Значит, вы у меня уже бывали? – переспросил он.

– Да, – ответила Настя. – Но… не в настоящей жизни.

– Можете рассказать об этом подробнее?

– Да. Иногда мне снится, будто я живу в другом мире. В страшном мире. Он такой же, как наш, но там у меня нет ни мужа, ни сына.