Ольга Тарасевич - Сокровище князей Радзивиллов
Глава 5
Несвиж, 1811 год
Сон, как это частенько бывало, заканчивается оттого, что старший сын, Сашенька, забрался в родительскую постель и с увлечением, безо всякого почтения, тянет отца за нос.
Улыбнувшись, Доминик убрал крохотную ручку сына и посмотрел по сторонам, прикидывая, чем бы занять ребенка.
А занять его чем-то было обязательно нужно. Потому что, если Сашеньку лишали его занятия, он пускался в слезы и кричал так громко, что во всем Несвижском замке не оставалось ни единого человека, который бы не знал о великом горе маленького Радзивилла.
– Сейчас, сыночек. – Доминик осторожно вытащил из пышной, не разобранной после вчерашнего бала прически безмятежно спящей жены чуть подвядшую орхидею. – Смотри, какой красивый цветок у нашей маменьки имелся. Был у маменьки, а теперь будет у Сашеньки.
Ребенок с интересом схватил стебель, изумленно покачал головой, а потом живо нашел ему применение, принялся лупить цветком батюшку по лицу.
Осторожно постучав, в дверь спальни заглянула нянька. Завидев, что пани еще спит, она беззвучно развела руками и виновато посмотрела на Доминика. Означать это могло, конечно, только одно: вот буквально на минуточку задремала, а пострел сразу же этим воспользовался, быстро побежал к родителям. Сашенька рос очень сообразительным мальчиком и как-то слишком быстро для своих трех годочков понял: стоит только утром забраться в родительскую спальню, и можно там уже забавляться до обеда, встают господа в замке, как правило, ближе к полудню. Папенька жалеет чуткого сна маменьки, и стоит только притворно скривить личико, намекая на громкий рев, – и дозволение баловать в родительской спальне сразу же дается…
Доминик, уворачиваясь от довольно болезненных (сынишка становится все сильнее!) ударов, вытянул вперед руки, сделал вид, что укачивает младенца, и вопросительно глянул на няньку. Женщина сложила ладони, прижала их к уху, закрытому чепцом с пышными оборками, а потом осторожно притворила за собой дверь.
– Спит твоя сестричка, маленькая Стефания. Слава богу, хоть она пока еще не выучилась сюда прибегать. Представляю, что бы вы здесь вдвоем устроили… А шуметь нельзя. Иначе наша маменька не выспится, а потом будет мучиться мигренью. Эх, Сашка, брал бы ты пример со Стефании: сестра спит, родителям не мешает…
Доминик забавлялся с сыном, ворчал и улыбался. Улыбался, потому что притворным было ворчание, напускным – недовольство.
А на самом деле, оказывается, это такое огромное счастье – проснуться оттого, что будит тебя родимый сыночек, наследник. Конечно, официально не признали право Сашеньки на наследование. Ведь появился на свет он, когда оба его родителя еще состояли в других браках; не хотели долго развода давать ни Изабелла Мнишек, ни Юзеф Старженский. Странные люди, что Изабелла, что Юзеф! Знали ведь, что не по любви браки их заключались, что никаких чувств, кроме ненависти и раздражения, к ним не имеется, а все равно не отпускали, мешали, то одного требовали, то другого. Впрочем, деньги все решают. Даже отец Тэфы – уж насколько он вначале сказывался обиженным да непримиримым, как громко орал: «Позор, слышать ничего о вас больше не желаю! Нет у меня дочки больше!» – а все равно потом согласился принять золото и замириться с дочерью и зятем. Стефания уже в законном браке родилась, в Несвиже, после того, как вернулись ее родители из многолетнего путешествия по Европе, а потому с официальным признанием дочери трудностей никаких не возникло. Впрочем, главное ведь не это, не правила, не то, что удалось замириться с родными.
Главное…
Доминик с нежностью посмотрел на спящую жену. Как красива она! Даже сейчас, после рождения двух детей, тело ее хранит девичьи линии и формы. Прекрасны золотистые локоны и голубые глаза ее. Особенно ошеломляющее впечатление производила Тэфа в Европе, на нее все таращились на балах, как на прекрасного ангела, чудом вдруг спустившегося с небес и очутившегося на приеме монаршего дома. Чего тут скрывать, такое внимание к внешности жены очень льстило самолюбию. Хотя, как выяснилось еще в самом начале поездки в Европу, характер у жены тот еще, решительный, сильный. Чуть что не по нраву – безмятежный прекрасный ангел становится чертенком, который может не то что побраниться – даже руку на мужа поднимает! Колотит маленькими своими кулачками – и никаких угрызений совести! Невозможно было и предположить в той рыдающей после венчания со стариком девчушке столько силы и страсти, такого отчаянного порой упорства. Хотя у Тэфы ведь тоже есть радзивилловская кровь, может, это сказывается? Радзивиллы-то всегда были сильными, своенравными и чувств своих не прятали, коли любили – так любили, а если уж ненавидели – то тоже всей душой, всей силой, страстнейшим самым образом…
Ах, впрочем, нет: красота, характер – это все тоже не так важно, не самое главное.
Просто… Это сложно объяснить быстро и коротко… Просто с Тэфой все в радость: ругаться, мириться, танцевать, охотиться, засыпать и просыпаться. Только с Тэфой, лишь с ней одной! Именно эта женщина нужна, как воздух. Одно ее присутствие делает жизнь ярче и счастливее. А поначалу… нет, поначалу даже любви к ней никакой не было, только лишь жалость.
Сидела она после венчания в своем покое, зареванная, несчастная. И вскипела кровь, застучало в висках – да сколько можно, в конце концов, родственникам чинить несчастья, превращать жизнь своих наследников в ад?! Они думают, что лучше знают, что все просчитали! Просчитали они! А как жить тем, чьи интересы они якобы просчитали?! Не жить – в петлю лезть хочется! Господи, да ведь только видеть Изабеллу в столовой за завтраком, не прикасаться, не целовать – только лишь видеть с ее постаревшим унылым лицом, потухшими глазами – это ведь такие муки, такая мерзость, настолько невыносимое гадство! И тогда, при виде бледненькой Тэфы, которой предстоит уже на собственной шкуре испытать прочувствованную им печальную горькую участь, такая бешеная ярость случилась… И откуда те слова нашлись, что заставили ее вот так мигом сорваться, бросить дом, родителей, которых она любила?..
«Неважно, что тогда я душой кривил, – подумал Доминик, осторожно, с Сашенькой на руках, выбираясь из постели. Мальчик разорвал цветок на мелкие кусочки и начинал уже морщить носик, показывая: коли не сыщется новой забавы, так будет громкий рев. – Тогда во мне злость была да жалость. А как любовь настоящая пришла – я и не заметил. Да только теперь я просто счастлив. И без Тэфы мне давно жизнь не мила…»
Он подошел к окну, полюбовался уже зазеленевшим ухоженным парком.
– А-а-а, – предупреждающе заныл Сашенька. – Бацька… Гуляць![27]
Доминик растерянно осмотрелся по сторонам, заприметил только шкатулку с украшениями жены.
Пока он соображал, что лучше вручить сыну: цепочку с подвеской (но она может порваться) или кольцо (а коли закатится куда?), в глаза вдруг бросился белый конверт, а когда удалось разобрать печать на нем… то и плач сына, и сон жены мигом утратили свое значение.
Доминик опустил ребенка на пол и, не обращая уже на него никакого внимания, схватил скорее письмо. Глаза его жадно заскользили по строчкам:
«Monsieur le comte Dominique, j’ai reçu avec plaisir votre lettre. Je vous remercie de tous les sentiments que vous m’exprimez dans votre lettre et de votre volontй de se joindre а ma future campagne Russe.
Pour ma part, je suis trиs favorable а votre dйsir d’йtablir sur les terres biйlorusses un Etat souverain, indйpendant de l’empire russe, de mкme que je souhaite aider la Pologne, afin de tenir mes promesses, que vous soutenez pleinement.
Vous йcrivez que votre armйe que vous vous apprкtez а mettre а ma disposition compte environ 500 chevaliers armйs. Pour le succиs de notre campagne il faut rassembler plus d’hommes. Avez-vous cette pos– sibilitй? Ou bien pouvez-vous accorder de l’argent pour agrandir l’armйe et l’approvisionner en armes? C’est avec un grand plaisir que je vous rencontrerai. Je vous attends а Varsovie, arrivez dиs que vous le pouvez.
Je vous remercie pour votre soutien et je vous salue sincиrement.
Napolйon»[28].
Отложив письмо, Доминик возмущенно посмотрел на жену, уже проснувшуюся, забавлявшую Сашеньку и усиленно делающую вид, что читаемая супругом корреспонденция ее нимало не волнует.
Впрочем, терпение Тэфы длилось недолго. Не выдержав взгляда мужа, она выкрикнула:
– Да, я спрятала это письмо! А что тут такого?! Я не хочу, чтобы мой муж шел на войну! Я хочу, чтобы мой дорогой и любимый супруг был живым и здоровым, чтобы наши дети не росли сиротами. А ты что вздумал? Списался с корсиканцем, а сам мне ничего не сказал!
– Я собирался. Можешь быть уверена, у меня и в мыслях не было держать тебя в неведении… Но, Тэфа, как можно читать чужие письма? И тем более – прятать их?! Ты понимаешь, что ты наделала, какая ошибка могла свершиться по твоей милости?
– Меня заботит только одно: что я плохо спрятала это письмо!
– Тэфа, любимая, послушай…
Доминик на секунду умолк, собираясь с мыслями.
Конечно, его участие в наполеоновской операции – дело решенное. Было бы одобрение императора, или же Наполеон решил бы отказаться от помощи, все равно все решено, все готово. Пусть и небольшая, но сплоченная и хорошо обученная радзивилловская армия в любом случае выступила бы заодно с французами. Потому что это единственная возможность освободить родную землю. Потому что это долг, долг наследника рода Радзивиллов перед своими потомками, перед всем белорусским народом. Потому что нет и не может быть для страны ничего лучше и дороже настоящей свободы и воли.
