Инна Бачинская - Темный ангел одиночества
– Вывих плеча, ушибы, – вступил тот, словно разворачивая дымовую завесу.
– То есть ничего особенного? – настаивала Лола.
– Ребята, за стол! – объявил Паша. – Кто что будет пить? Девочки?
Лола, как и в прошлый раз, оказалась рядом со мной.
– Вечно с принцессой какие-то приколы, – прошептала мне в ухо. – Все не как у людей! Нам, простым смертным, и больница для бедных хороша, а ей подавай частную.
Она была мне неприятна своей вечной издевательской ухмылкой, которая делала ее похожей на ведьму. Я представляла их вместе – тощую злую Лолу и пьяноватого дипломированного фотографа Ивана, похожего на большого добродушного пса, и думала, что Ивану повезло – уж лучше одиночество, чем компания Лолы. И мысль мелькнула: лучше бы я осталась дома!
– А где твой друг? – продолжала она. – Юрий, кажется? Он сказал, что вы встречались и чуть не поженились.
– Встречались когда-то. Кстати, я познакомилась с твоим другом Иваном!
– Иваном? – неприятно удивилась она. – Где, интересно?
– Так, случайно пересеклись.
– Он еще не спился? – высокомерно спросила она.
– Пока нет. Наоборот, его пригласили оформлять юбилейный номер «Елисейских Полей», посвященный Дому моделей, – сказала я с удовольствием. – Его очень ценят как художника. И он получил главный приз на выставке в Торонто.
Она иронически хмыкнула и замолчала, и я подумала мстительно, что мне удалось испортить ей настроение. Она мне не нравилась. Я вспомнила, как Иван сказал, что она умная, но злая, и все время воспитывала его. И еще я подумала, что она всегда будет одна. Тут мне пришло в голову, что я ведь тоже одна.
Напрасно я сюда пришла. Непонятны игры Евгения… Зачем вообще им что-то объяснять? Зачем устраивать пресс-конференции, вызывая подозрения и вопросы Лолы и этой, из банка, – Леди-деньги. Вон как зыркает молча, себе на уме.
– Странная история, – вдруг сказал Паша. – Ты говоришь, в пятницу, а я видел Марту в субботу…
– Где? – встрепенулся Леша, даже жевать перестал.
– Я проезжал мимо центрального парка, она сидела на скамейке со стороны пушек. Похоже, она. В своей белой шубке, рыженькая. Днем, около двенадцати. Я еще подумал…
– Она же была в субботу в больнице! – резко перебила его Лола. – Евгений!
– Я не знаю, где она была! – в отчаянии закричал Евгений. Голос у него был тонкий и неприятный. – Она ушла из больницы, из травмопункта! Я ничего не знаю!
Не боец, сказала бы Галка. Слабак. Врать так врать.
– То есть ты хочешь сказать, что она очнулась и ушла, была неизвестно где, а потом снова попала в больницу? – спросила Лола, глядя на него в упор. – Или… что ты хочешь сказать?
– Я не знаю, что я хочу сказать. – Евгений уже угас. – Мне нечего сказать.
– Но я все-таки не понимаю… – Лола наткнулась на взгляд Леши и осеклась. Только прошипела сквозь зубы: – Идиотизм!
– Ты давно ее знаешь? – спросила я шепотом.
– Они вместе два года. Евгений как с ума сошел – Марточка, Марточка! А ведь ничего особенного, никакого образования, училась плохо. Вышла удачно замуж, попала с мужем в аварию, его насмерть, а ей хоть бы хны! – Она вдруг неслышно ахнула. – Это вторая авария! И снова жива и невредима!
– Она же в больнице, – напомнила я. – Откуда ты про нее знаешь? У вас общие знакомые?
– Мы учились в одной школе, она моложе на пару лет. Мне рассказала наша англичанка Ансанна – как-то столкнулись на улице, я и спросила, помнит ли она такую. Оказалось, помнит. Ничего особенного, никакая, училась плохо. А я ее совсем не помню, не обращала внимания.
– В какой школе?
– Во второй. Самая крутая в городе. А ты?
– Там же.
– Тебя я тоже не помню.
Я промолчала – разве старшеклассники обращают внимание на малявок?
– И все-таки я не понимаю, что-то тут не то! – Лола постучала пальцем по столу. – Но я узнаю! Не я буду.
– Зачем? – вырвалось у меня.
– Затем! Ненавижу, когда меня держат за джокера.
– Это не твои проблемы, – не удержалась я.
– Не мои, но я все равно узнаю.
В голосе Лолы мне почудилась злая радость. Она была ищейкой, взявшей след. Ее нос учуял запах жареного. Она была мне неприятна. Я поймала понимающий взгляд Леши и пожала плечами.
– За Марточку! – сказал Паша, поднимая рюмку. – Дай ей Бог!
– К ней можно? – спросила Нина. – Что принести?
– Пока не нужно, – поспешил Леша. – Евгений скажет, когда можно.
Евгений выпил залпом, страшно сморщился. Нина заботливо положила ему мяса с картошкой. Он уставился в тарелку, словно не понимая, что нужно делать. В воздухе тучей висела недоговоренность, все прятали глаза, не зная, что сказать. Нина была печальна, Лола недобро ухмылялась, Юнона сидела королевой – высоко поднятая голова, прямая спина – и рассеянно жевала какой-то листик. Ее рука, лежавшая на столе, касалась руки Евгения, и он своей руки не убирал. Лола не сводила с них злобного взгляда. Евгений… Евгений был пьян, на лице его появилось бессмысленное выражение – лицо с классически красивыми чертами казалось вылепленным из мягкой аморфной массы. Леша с удовольствием уминал все подряд – ничто не могло испортить ему аппетит. Паша был хмур, весь в мыслях о чем-то своем.
Я не понимала, зачем мы здесь. Может, замысел был разговорить их и узнать… что? Вряд ли, Евгению не до игр, ему явно плохо и страшно. Чего же он боится? Он боится за Марту. Или есть еще что-то? Может, это Лешкина затея? Он способен подвигать фигурки на шахматной доске, тот еще манипулятор. И что в итоге? Паша видел Марту в парке в субботу, и мы все, оказывается, учились в одной школе. Информация к размышлению. А может, он просто боится остаться один?
Недоговоренность и тайна. Вопросы, на которые нет ответов.
– Брось, не лезь, – прошептал Каспар. – Это не твоя тайна, бог с ними. Ведь нашлась, спасибо и на том.
– Отстань! – пробормотала я, и Лола бросила на меня острый взгляд исподлобья.
…Леша отвез меня домой и напросился на чай. Или кофе, все равно. И перекусить не помешало бы. Я рассмеялась, и он заявил, что у Паши с Ниной ничего не ел, так как обстановка не способствовала. Обстановочка была та еще, как на похоронах. А казалось бы, нужно радоваться – Марта нашлась, присмотрена, постепенно придет в себя, и жизнь снова войдет в колею. Леша был в своем репертуаре – пьяноват, болтлив и ура-оптимистичен.
– Не вижу трагедии! – заявил он, падая на диван. – Ну легкий сдвиг по фазе, подумаешь! Никто и не заметит. Она всегда была домоседка, говорит мало, ест мало, места занимает тоже мало. И спрашивается, что переменится? Сейчас нормальных нет, малышаня. – Язык у него заплетался.
– Легкий сдвиг? – повторила я с недоумением. – Что значит – легкий сдвиг? Что ты имеешь в виду?
– Она всегда была немного ку-ку, слегка… как бы это тебе поточнее… неадекватная! – махнул рукой Леша. – Хотя страшная лапочка. Я ее страшно люблю. Мы все любим. Наверное, после аварии, той, первой. А сейчас Женька боится, что она вообще потеряет память. Если она ушла из травмопункта в пятницу вечером и исчезла до вечера понедельника, то возникает вопрос – а где она была все это время? Сидела на скамейке в парке? А она молчит. Он думает, она его не узнает. А Лолка – язва, у нее кликуха по месту работы «змея», только это между нами, малышаня. И язык раздвоенный.
– Леша, подожди! Где она сейчас? Евгений сказал, частная больница. Что за частная больница?
Лешка отвел глаза, почесал кончик носа.
– Как тебе сказать… Это психбольница, малышаня! Обыкновенная психушка. То есть, конечно, не обыкновенная. Для денежных тузов, плюс анонимные алкоголики. Кроме того, у Лемберга – он главный там – какая-то особенная методика, там и наркоманы, и с Альцгеймером, говорят. Он гений в этой области. Если он не поможет, не поможет никто. Я говорил Женьке: сиди тихо, никто ничего не знает – ну заболела, ну выздоровеет. Сюжет из вечерних новостей забудется, жизнь катит дальше. Так нет, друзья должны знать! Мы всегда думаем, что кому-то есть до нас дело. Фиг тебе! Каждый умирает в одиночку. А теперь пойдут сплетни. Женька не боец, выдержки ноль, боится остаться один.
– Ты давно знаешь Марту? – перебила я.
– С тех пор, как она с Женькой. А что?
– Просто спросила. Чай, кофе?
Он задумался – только относительная воспитанность помешала ему сказать: и то и то.
После третьей чашки чая я прямым текстом сказала ему, что хочу спать. Он завернул манжет и удивленно посмотрел на часы. Было два ночи.
– Засиделся, однако, пора и честь знать, – фальшиво застеснялся он. – Спокойной ночи, малышаня. А то пошли на площадь смотреть елку, а? Я еще не видел!
Он рассматривал меня круглыми детскими глазами небесной голубизны, ожидая, должно быть, что я с радостью соглашусь и мы, взявшись за руки, побежим под елку. Или хотя бы я предложу еще кофе.
