Галина Романова - Игры в личную жизнь
– Или? – Я даже зажмурилась от страха, боясь предположить, что может последовать далее.
Но его дальнейшие действия превзошли все самые худшие мои опасения.
Полковник вполне отчетливо выругался матом. Несколько ослабил хватку. Потом совершил какую-то невероятную виртуозную подсечку. В результате я, словно тряпичная кукла, полетела на кровать, а он преспокойно устроился сверху.
– Скотина! – зашипела я, пытаясь выбраться. – Озабоченная армейская скотина!
– Так что? Меняемся? – Похоже, что происходящее, невзирая на напряженность момента, его даже забавляло. – Вы мне – то, что нашли, а я вам – кассету свадебного празднества. Меняемся, или...
– Или что? – Я ворочалась под ним, словно гигантская гусеница, вся взмокла, покраснела, футболка самым безобразным образом задралась почти до пупка, но я продолжала бороться. – Или что?
– Или я буду к вам приставать, уважаемая Александра Васильевна, – прожурчал его отвратительный голос у самого моего уха, и следом его руки полезли туда, куда им вход был заведомо заказан. – И, может быть, даже изнасилую вас. Хотя, признаюсь, мне бы этого очень не хотелось. И это крайняя мера, поверьте мне... У вас три минуты на раздумье.
Мне хватило одной.
«Что я теряю, в конце концов? – запрыгали, словно блохи, шальные мысли в моей разгоряченной голове. – Как выглядит эта пуговица, я запомнила. Более того, уверена, что уже видела ее у кого-то. Как улика, она мне без надобности, потому что в милицию я с ней не явлюсь. Если не отдам ему, то не увижу и кассеты. По крайней мере, до тех пор, пока не вернется Славка. А за это время столько воды утечет! К тому же это животное грозит мне и, кажется, уже приступил к приведению приговора в исполнение...»
– Я согласна! – заорала я не своим голосом, поняв, что футболку он с меня уже снял. – Я отдам вам это!
Последовал очередной, невероятной ловкости кульбит, и я вновь очутилась на ногах. Футболка также самым немыслимым образом оказалась на месте. Мне оставалось лишь отдуваться и безмолвно сходить с ума от ярости.
– Итак, я жду. – Полковник как ни в чем не бывало протянул ладонь ковшиком и шевельнул пальцами. – Давайте...
Я метнулась к сумочке и протянула ему злосчастную пуговицу. В лицо ему при этом я старалась не смотреть. Мне было стыдно и обидно до слез. Мало того, что приходилось расставаться вот так, за здорово живешь, с единственной зацепкой в этом запутанном деле, так меня еще при этом подвергли такому унижению, которому я не подвергалась в своей жизни ни разу.
– Пуговица, значит... – пробормотал задумчиво Иван Семенович, пристально разглядывая ее на ладони. – Знаете, чья?
И вот тут-то мой неосторожный язык вкупе с помутившимся рассудком совершил очередную глупость.
– Именно это я и хотела бы узнать, – брякнула я и тут, заметив торжествующий блеск в его чернильных глазищах, примолкла.
Но было уже поздно.
– И именно для этого вам потребовалась кассета, – закончил за меня догадливый полковник. – Вы предполагаете, что кто-то из моих гостей совершил это злодеяние? Не мотайте головой, не надо. Я и так знаю, что предполагаете. Смею вас разочаровать, дорогая моя Александра Васильевна, потому что никому из моих гостей эта пуговица принадлежать не может. И вы сами сможете в этом убедиться... завтра.
– Почему завтра? – Обеспокоилась я, мгновенно уловив подвох в его многозначительной паузе. – У вас что же, нет с собой кассеты?
– Конечно, нет! – Он, кажется, даже обиделся немного. – Свадьба закончилась всего лишь несколько часов назад. Оператор не готов представить ее нам. Будет еще монтаж и все такое...
– Ах, вы!.. – Поняв, что облажалась, я кинулась на него разъяренной фурией и попыталась выбить из его руки пуговицу. – Вы нагло обманули меня! Вы предложили мне обмен? Предложили!
– Ну и что. – Полковник ловко уворачивался от моих оплеух, медленно продвигаясь к входной двери.
– Но вы умолчали, что предмет обмена не имеется у вас в наличии! Вы наглец! Лжец и потаскун! – Последнее слово выскочило как-то само собой и жутко его развеселило, потому что он тут же прекратил свое бегство с поля брани и расхохотался. – Вы! Вы еще и издеваетесь надо мной? Я вас сейчас...
Разумеется, я ничего не смогла и не успела. Потому что он потрепал меня, как шелудивую псину, по загривку и выскочил пулей из гостиничного номера. Одним словом, получил то, что хотел, и смылся. А я в результате осталась с носом. То есть с его обещанием, верить которому – себя не уважать.
Я бесновалась достаточно долго. Пыталась пинать предметы мебели, но тут же остановилась. Ущерба для деревяшек никакого, а мне больно. Пробовала швырять об пол подушки, подняла целое облако пыли и в результате нещадно расчихалась. В конце концов влезла под ледяные струи воды в душевой кабине и, стуча зубами от холода и ненависти, попыталась успокоиться.
Ладно, решила я, заворачиваясь с головой в легкое гостиничное одеяло, до завтра не так уж далеко. Оно вон уже и наступить успело, поскольку стрелки часов миновали половину третьего. Подождем... А ну как полковник не такой уж и мерзавец, каковым пытается себя представить, и завтра, то есть уже сегодня, принесет мне видеозапись?
Он не принес. Ни наутро, ни к обеду, ни к вечеру. Я, как последняя идиотка, сиднем просидела весь день в номере, боясь высунуть нос на улицу и, не дай бог, пропустить его визит. Кофе, бутерброды и супы в пакетиках таскал мне дежурный по этажу – молодой мальчишка-практикант – за мои обворожительные улыбки и пару рублей сверху. В перерывах между ожиданием и легкой закуской я досаждала медицинской сестре приемного покоя областной больницы, куда вчерашним вечером доставили мою соседку Настю. Ее состояние оставалось крайне тяжелым, но угроза для жизни миновала. Ответом на мое осторожное: «Когда ее можно будет навестить?» – было возмущенное фырканье все той же дежурной медсестры.
– Побойтесь бога! – заявила она, еле сдерживаясь. – Ей бы в себя прийти дней через пять. Чудо, что жива осталась!
Медсестра бросила трубку, а я продолжила томиться в ожидании. Ближе к шести вечера до меня наконец начало доходить, что полковник не придет. Он обманул меня, и теперь мне ничего не остается делать, как достать эту злосчастную видеокассету самостоятельно. Жаль, что эта мысль не посетила меня с утра. Сказалась, видимо, жара, да еще напряженный вчерашний день, закончившийся так трагически.
Перво-наперво я позвонила своей знакомой, ресторанной администраторше, и попросила достать мне координаты студии видеозаписи, чей оператор вел вчерашнюю съемку. Та долго жеманилась и ломалась, пыталась язвить что-то на предмет моей неосведомленности. Типа – уж кто-кто, а мамаша жениха просто обязана была об этом знать. Всю ее ехидную болтовню я без лишнего душевного волнения пропустила мимо ушей, а когда заполучила нужный мне адрес, горячо и вполне искренне ее поблагодарила.
Почти все телефоны, по которым я начала неистово названивать, не отвечали. Что было неудивительно, учитывая воскресный день. Наконец, когда гостиничный телефонный аппарат почти накалился докрасна, мои усилия увенчались успехом.
– Да...
Я скорее догадалась, чем услышала это краткое «да».
– Здравствуйте, простите, что беспокою вас, – затараторила я. – Вчерашним днем один из ваших сотрудников вел видеосъемку свадьбы...
– В ресторане? – перебил меня все тот же безликий голос.
– Да, да, именно. Кажется, вашего сотрудника звали...
– Колька, – вновь вклинился мой собеседник. – Это я.
– Ой, как славно! – заорала я обрадованно.
– Кому как, – не разделил Николай моего веселья. – Мне вот что-то не очень славно после вашей вчерашней свадьбы. Вы ведь мамаша со стороны жениха? Хотя о чем это я! Невеста была при одном папаше, мамки у нее не значилось.
– А вы наблюдательны, – польстила я ему.
– Это моя профессия. – Голос оператора Коли немного окреп. – Мне положено по должности все подмечать...
– Да? – насторожилась я мгновенно, уловив в его последней фразе вполне непрозрачный намек. – И что же вы сумели подметить вчера, кроме того, разумеется, что со стороны невесты был один папа без мамы, а со стороны жениха одна мама без папы?
– Я много чего подметил, – хмыкнул Коля. – А потом, елки-палки, отметил...
Он снова обреченно вздохнул и несколько долгих изнуряющих минут рассказывал мне, как напился вчера до бесчувственного состояния. Как потом решил переночевать в студии, чтобы с утра не тащиться на работу через весь город для монтажа, сделать все прямо на месте, а в понедельник предстать перед начальством свежевыбритым и трезвым, с готовым материалом на руках. Но случилась накладка, он проспал незапланированный на выходной день визит начальника на службу. И начальник его взгрел по первое число и отослал домой отсыпаться. К вечеру же этого воскресного дня, когда весь нормальный люд отдыхает, ему надлежало явиться в студию и смонтировать кассету с вчерашним торжеством.