Татьяна Устинова - Сто лет пути
— А пес-то ваш левак! — проговорил Варваре Дмитриевне на ухо депутат Алябьев. — Объявил войну монархистам! Придется на заседании ЦК в социал-демократическую партию его принять.
Он был рад, что эта анафема английская тяпнула не его, а Пуришкевича. Так ему и надо!
— Он просто не любит криков, — чуть не плача, сказала Варвара Дмитриевна. — Терпеть не может!
Все, все из-за князя Шаховского! Он целый день интересничал, не обращая на нее никакого внимания, вместо того чтобы с самого утра все по-дружески ей объяснить. А если бы удосужился, не было бы неприличной сцены с посторонним человеком!
Кое-как они выбрались из дворца и пошли по тротуару. Варваре Дмитриевне казалось, что и на улице все на нее смотрят, чуть не пальцами показывают. Генри, прихрамывая, гордо и тяжеловесно трусил рядом.
— Вот замечательно, — сказала ему Варвара Дмитриевна с досадой и укором. — Вошел в политику, нечего сказать! Укусил самого Пуришкевича!..
В нескольких шагах впереди она вдруг заметила князя Шаховского. Он шел довольно быстро, но был совсем недалеко, можно догнать или окликнуть.
Тут Варвара Дмитриевна сообразила, что, если он вышел из Таврического только что, стало быть, был свидетелем сцены и ничем ей не помог, просто ускользнул!
Она быстро задышала, потому что вдруг слезы поднялись к глазам — еще не хватает!
…Нет, а все же это странно. Обыкновенно князь уезжал в коляске, так как жил далеко, пешком добираться долго и неудобно. Сейчас его коляска, которую Варвара Дмитриевна отлично знала, неторопливо ехала по мостовой почти вровень с ней.
Что это может означать?..
Она подтянула поводок и пошла потише, стараясь не терять Шаховского из виду. Никакой слежки она осуществлять не станет, конечно, но все же интересно, что происходит.
Дмитрий Иванович некоторое время шел впереди, потом оглянулся и махнул рукой своему человеку. Коляска остановилась под липами, а Шаховской свернул в боковую улицу. Варвара Дмитриевна с Генри повернули за ним. Бульдог задрал башку и посмотрел удивленно. Он точно знал, что они идут не туда.
…А как же вкусный ужин? Отдых от трудов под стулом хозяйки? Покойный вечер в кругу семьи, позвякивание посуды, привычные, любимые голоса? А потом валяться на ковричке до самого завтрака, а утром трусить на службу? Что может быть лучше?!
Генри даже приостановился, решив напомнить, что им вовсе не сюда нужно, а домой, но Варвара Дмитриевна сильно потянула за поводок. Пришлось покориться.
Князь шел быстро, и Варвара Дмитриевна, поймав себя на глупом любовании — широкоплечий, стройный, легкий — немедленно перевела взгляд на квадратную спину Генри Кембелл-Баннермана, а потом и вовсе перешла на другую сторону.
Вот так-то лучше. И ничего она за ним не следит! Просто ей интересно.
Князь свернул еще раз, и Варвара Дмитриевна заспешила. Если он сейчас войдет в один из подъездов, она даже не успеет увидеть, в какой именно.
Однако никуда сворачивать Дмитрий Иванович не стал, так и шел по тротуару. В переулке почти никого не было — все же вечер, хоть и светло, и тепло, и обыкновенно свинцовые петербургские небеса голубели по-весеннему, а в той стороне, где Нева, между серыми громадами зданий мелькала полоса розового, умиротворяющего заката. До белых ночей далеко, но предчувствие уже разлито в воздухе, даже каменные громады кажутся не такими мрачными и безнадежными, какими их выводил г-н Достоевский.
Вот ведь — весна! А там и лето не за горами, веселые сборы, поездка на пароходе в Нижний, где непременно будет ее встречать Василий, присланный из усадьбы за нею, особенный воздух, пахнущий покосом и чистой рекой, возы на городском спуске, над ними пыль и жаркое марево, сады, сады — особенная радость после Петербурга, где деревьям и травам нет места!.. Дорога до ворот усадьбы, — за воротами Варвара Дмитриевна всегда спрыгивала с коляски и бежала пешком, — приятные разговоры с Василием, любимцем с детства, который всегда интересовался делами Варвары Дмитриевны и ее брата-студента и рассказывал свои новости.
Если б не князь Шаховской с его сегодняшними причудами, все в жизни Варвары Дмитриевны было бы прекрасно!..
Князь между тем пошел помедленнее, как будто соображаясь с номерами домов. Варвара Дмитриевна подтянула Герни Кембелл-Баннермана поближе к себе. Вот наказанье, зачем она только пошла за ним?.. Сейчас, не дай Бог, он оглянется, увидит, со стыда сгоришь!
Однако князь не оглянулся. За восемнадцатым номером между домами открылась решетка, а за ней несколько лип, дорожки и в тени — скамеечки. Даже садиком это никак нельзя назвать — просто аллея, выходящая к Фонтанке. Шаховской зашел в калитку и уселся на вторую от входа скамью.
Что же теперь делать? Войти следом, сделать вид, что встреча случайна, — нечего и думать. Уйти совсем? Это самое правильное, конечно, но любопытство грызло и подтачивало ее. Любопытство и еще какое-то странное чувство, неведомое доселе Варваре Дмитриевне. Будто ей важно знать, что именно затеял Дмитрий Иванович и зачем уселся на вторую от входа скамью? Просто так или в романтическом смысле? И что она станет делать, если в романтическом?
Вот завтра она явится в Думу, зная, что Дмитрий Иванович накануне романтически сидел на скамье, и что? Весь интерес, вся сладость работы, горячих споров, политических баталий пропадет и утратится начисто!
Варвара Дмитриевна немного подумала, затем перебежала улицу, завернула за угол — недоумевающий Генри трусил за ней — вышла к Фонтанке, еще раз повернула и вошла в аллею с другой стороны, Дмитрий Иванович посиживал спиной к ней. Здесь были насажены плотные и жесткие кусты, сквозь которые Варвара Дмитриевна тихонько пролезла, придерживая юбку, и оказалась в зарослях сирени. Только бы князь не заметил! Хорошо хоть вокруг ни души.
Сердце у нее колотилось от переживаний и стыда.
…Вот, милостивая государыня, какая вы невозможная! Впрочем, это придется обдумать позже, сейчас не до обдумываний.
Генри тяжело дышал рядом. Хорошо хоть она с компаньоном, одной было бы совсем невыносимо.
Сирень, готовая зацвести, уже тонко и сладко пахла. Варвара Дмитриевна нагнула к себе кисточку и понюхала независимо, как будто только для того и забралась сюда, чтобы насладиться ароматом.
Минуту, когда рядом с князем на скамейке возник еще один человек, она пропустила, как будто тот из вечернего воздуха материализовался.
Варвара Дмитриевна, хоть и оказалась в результате своих маневров совсем близко, слов почти не могла разобрать, а ей представлялось страшно важным услыхать, о чем они говорят.
И кто этот второй? Что-то в нем было знакомое, как будто она уже видела эти нервические движения, когда он стал размахивать картузом.
Он говорил «бу-бу-бу», ничего не поймешь, Дмитрий Иванович внимательно слушал, а потом спросил строго:
— Это точно известно?
Тот опять завел свое «бу-бу-бу», а князь спросил:
— Почему именно господин Коковцов?
Варвара Дмитриевна молниеносно и неслышно вздохнула и шагнула еще чуть-чуть вперед в своей сиреневой цитадели. При чем тут министр финансов? Выходит, это деловая беседа?
— Расскажите все, что знаете, — велел Дмитрий Иванович, и второй заговорил, и говорил долго.
…Ну, ничего же не слышно! Нельзя ли погромче?!
Тут таинственный собеседник князя подвинулся на скамейке так, что оказался к Варваре Дмитриевне вполоборота, и она… узнала!
Варвара Дмитриевна ахнула. Генри, прилегший было в прохладе кустов, вскочил на ноги, зарычал и гавкнул, двое на скамейке оглянулись, и госпожа Звонкова, не думая ни о чем, кинулась вперед.
— Дмитрий Иванович!
— Варвара Дмитриевна, голубушка!..
— Кто здесь? Князь, вы обещали! Вы слово давали!..
— Дмитрий Иванович, это он! Который был в Таврическом!
— Как вы здесь?! — спросил князь.
— Это он, он меня напугал в Думе! Тише, Генри!.. Stop, stop it!
…Хотя если бы не вмешательство бульдога, только бы этого второго и видели! Сразу после феерического появления Варвары Дмитриевны из сиреневых зарослей он стал отступать и, пожалуй, дал бы деру, но Кембелл-Баннерман был начеку. Вздыбив складчатый загривок и обнажив клыки, он припал на упористые короткие лапы, стал надвигаться, и человек с картузом сделал шаг назад, неловко упал на скамью и закрыл лицо руками.
— Дмитрий Иванович, это тот самый, помните, когда я испугалась? Он хотел вас видеть! Я подумала, у него бомба!
— Я помню, но как вы здесь?!
— У меня нет никакой бомбы и тогда не было! — произнес давешний студент.
Тут Варвара Дмитриевна осознала всю серьезность и двусмысленность своего положения. Сейчас Шаховской поймет — что она шла за ним, следила, как жандарм за политическим, а потом еще и подслушивала в кустах!
Она залилась краской так, что жарко стало даже волосам, и серебряный обруч в локонах внезапно сдавил виски, как пыточное орудие.
