Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
– Ты правильно сказал, – согласилась Маня задумчиво и так же задумчиво добавила: – Я тетушка Чарли. Из Бразилии. Где в лесах много-много диких обезьян!
И все помолчали. Маня продолжала ходить.
– Хренота какая-то, – пожаловался капитан. – Первый раз у меня такое дело!
– Маня, – позвал Алекс, не выдержав. – Подойди ко мне, пожалуйста. Сядь.
Она подошла и присела на край высокой кровати.
Алекс обнял ее одной рукой, и капитан понял, что должен немедленно куда-то деться отсюда, прямо сейчас, сию минуту!..
Это его дело, его работа, и Маня Поливанова весь этот невозможный день принадлежала только ему, только на него смотрела, только его слушала.
Кажется, когда-то ему не нравились высокие женщины, вот идиотизм-то, как будто женщин можно оценивать исключительно по их размерам!..
Когда-то они ему не нравились, а теперь вот понравились, вернее, только одна понравилась, и он не станет смотреть, как ее обнимает совершенно посторонний человек!..
– Общий привет, – провозгласил капитан и вышел из палаты.
Сегодня ночью
Маня долго не могла сообразить, где телефон, а он все надрывался и надрывался, и в конце концов она отыскала его на краю ванны. Проводив Катьку с Береговым, которые уехали кормить и выгуливать свою собаку – «Представляешь, не собака, а леший, ну, самый натуральный леший!», – она долго сидела в ванне и все никак не могла согреться, несмотря на то что на улице даже ночью было жарко.
Должно быть, как раз Катька и звонит с расспросами и рассказами о своей новой жизни!
– Слушай, открой мне, – попросил из трубки капитан Мишаков, и Маня от неожиданности отдернула телефон от уха и уставилась на него в изумлении.
Когда она снова стала слушать, капитан уже ничего не говорил. В трубке молчали.
– Але? – осторожно спросила Маня.
– Але, але. Я отдам и сразу уйду.
– Что… отдашь?
– Паспорта, сказал же! – рявкнул капитан. – Они до сих пор у меня болтаются, в папке! А дверь закрыта. Соседка стоит на страже законности и порядка. Кругом одни воры и бандиты, ты же знаешь.
– Да-да, сейчас, сейчас!..
Она пристроила телефон обратно на край ванны и проворно нацепила джинсы и майку. Волосы торчат в разные стороны, да и наплевать. Она кое-как пригладила их, вовсе не став от этого более причесанной, выскочила из квартиры и помчалась вниз.
– Привет, – сказал Мишаков, когда она открыла. – Прости, что так поздно.
– Нормально. – Маня посторонилась. – Проходи.
Почему-то они опять пошли по лестнице. Они много раз ходили по разным лестницам в этот невозможно длинный, немыслимый день.
– Ну, какие новости из больнички? – спросил капитан, старательно отводя глаза от ее обтянутой джинсами попы. – Как там раненый боец?
– Да ничего, – Маня на него оглянулась. – Завтра будет хуже, конечно, а пока обезболивающие действуют, не так страшно.
– Чего сказали-то, надолго он там?
– Обещали отпустить утром. Он хотел сегодня, но сегодня нельзя. Сказали, что по ночам никто никого не выписывает, а смыться тоже никакой возможности нет, у них все заперто, и кругом охрана. Чтоб мы даже не пытались. Нас поймают и сдадут куда следует. Видимо, тебе. Чтоб ты закатал нас в СИЗО.
«Нас» – хорошее слово! Отличное, замечательно слово. И оно имеет отношение только к ней и писателю. К ней и капитану Мишакову оно никакого отношения не имеет и иметь не может!..
Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Он повез ей эти гребаные паспорта среди ночи как раз затем, чтобы оставить все в «сегодня». Чтобы завтра был обычный, скучный и жаркий день. Рутина, привычная и всегдашняя. Никаких женщин из телевизора, никаких бриллиантов, знаменитостей и дворцов в Рио-де-Жанейро. Станет он себе тихо-спокойно рапорты писать и ждать благодарности в приказе за «раскрытие по горячим следам».
А может, и премию дадут!..
Никогда раньше от слова «премия» ему не делалось так скучно. Хотя хорошее слово, веселое! И к нему, капитану Мишакову, имеет самое непосредственное отношение!..
Они вошли в квартиру, где было прохладно, тихо и хорошо пахло, и Маня спросила будничным голосом:
– Кофе сварить? Или, хочешь, коньяку налью? Чего кофе на ночь трескать!
– Нет, я кофе буду, – сказал капитан, которому наедине с ней в ее доме моментально стало неловко, жарко и не по себе. – Коньяк – это хорошо, но у меня здесь машина. Мне бы ее забрать.
– Завтра заберешь. Налить?
Завтра я сюда не поеду, подумал капитан. Ни за что.
Он отрицательно покачал головой. Маня налила себе, довольно много, понюхала и глотнула.
– Черт возьми, – вдруг сказала она с тоской. – Этот коньяк пил Анатоль! Когда это было? Вчера? Или позавчера?
– Вчера. Но скоро будет позавчера. Уже почти полночь.
Она включила электрический чайник, пристроилась напротив него и вдруг предложила:
– А хочешь, в комнату пойдем? У нас в гостиной стол на двадцать персон! А здесь, сам видишь, тесно. На кухне должна быть кухарка, а господа за обеденным столом сидеть в вальяжных позах!
– В каких? – переспросил Мишаков, но она не ответила, еще глотнула и спросила:
– Расскажешь?
– Да ты все сама знаешь. И про сестру, и про Рио-де-Жанейро, черт бы его побрал. Вот не думал я, что так бывает!..
– Так и не бывает, – задумчиво проговорила Маня Поливанова, разглядывая коньяк. – То есть у людей так не бывает!
– Подожди, а у кого тогда бывает?
Она пожала плечами:
– Я не знаю, Сереж. Но мне кажется все-таки, что они не совсем люди. Нет, ну, конечно, люди, но нельзя сказать, что люди!.. Я запуталась, в общем.
Он молчал, ожидая продолжения.
– Как бы это объяснить? Ну, вот Софья Захаровна – человек, понимаешь? Не то чтоб приятный, вовсе не прекрасный, даже противный. И этот внук ее тоже, знаешь, не Брэд Питт! Водку с утра на грудь принимает
