Бокал кардинала Ришелье - Наталья Николаевна Александрова
Он вроде успокоился.
А я тихонько провела пальцем по краю бокала, не зная, сработает ли это.
И тут со мной случилось что-то странное.
На меня напали сонливость и голод.
«Ну сколько можно здесь торчать! Есть очень хочется… Оставить этих двоих нельзя – Ламка разозлится… А когда она злится, лучше с ней дела не иметь, загрызть-то, может, и не загрызет, но сильно покусать может…»
Эта нехитрая мысль отняла у меня столько сил, что на какое-то время я вообще перестала думать.
Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что это думаю не я, а Феденька…
Тут у меня в голове снова всплыли слова:
«Шесть – девять – четыре – семь… не забыть бы… шесть – девять – четыре – пять… нет, не пять, семь».
Что это было? Что за странные цифры, которые этот кретин боится забыть? Тоже мне, математик нашелся!
И тут в голове шевельнулась новая мысль – если, конечно, это можно назвать мыслью.
«Вот бы сейчас что-нибудь вкусное съесть… хорошо бы двойной чизбургер… или хот-дог с горчицей… ну, если не хот-дог, так хоть батончик… батончик шоколадный, с ореховой карамелью… такой вкусный…»
И снова:
«Шесть – девять – четыре – семь…»
Я отдернула палец от заветного бокала – и снова вернулась, стала сама собой.
Конечно, то, что шевелится в голове Феденьки, трудно назвать мыслями. Точнее, мысль у него только одна – что бы такое сожрать. Но все же что-то мне удалось подслушать. Может, попытаться этим воспользоваться… чем черт не шутит…
– Феденька, – проговорила я сладким зазывным голосом. – А у меня что есть!
– Что там такое у тебя может быть? – отозвался он без особого интереса. – Ерунда какая-нибудь…
– А вот и не ерунда! У меня тут шоколадный батончик… и не простой, а с ореховой карамелью… такой вкусный!
Услышав слово в слово о батончике своей мечты, Феденька сглотнул, глаза его заблестели.
– Правда? С ореховой?
– Зачем мне врать?
Он соскочил с табурета и медленно побрел ко мне – как будто против сильного ветра. Как будто не хотел идти и сопротивлялся, но желание было сильнее его…
Наконец он подошел ко мне и протянул:
– Ну где твой бато-ончик?
Я тем временем нашарила в сумочке невесть как завалявшийся там спрей от комаров.
Дело в том, что в нашем доме (там, где я снимаю комнату), в подвале, развелись злющие комары, и только этот спрей дает возможность существовать.
И не спрашивайте, как он очутился у меня в сумке, наверно, от Витьки спрятала, ведь в прихожей оставить ничего нельзя.
Так вот, вместо батончика я вытащила баллончик.
Всего две буквы другие, а какая большая разница!
Феденька сунул нос прямо в сумку.
Я брызнула ему в лицо.
Он охнул, закашлялся, попятился, выпучил глаза, но тут же пришел в себя и заревел, как разбуженный медведь:
– Ах ты, зараза! Опять меня обмануть пытаешься? Да я же тебе голову оторву!
Лицо у него покраснело от ядовитого спрея, глаза слезились, но ярость его переполняла, и он бросился на меня, схватил за горло и начал его сжимать…
Я почувствовала, что сейчас задохнусь. В моих глазах потемнело, я начала уже терять сознание…
Но тут железные руки Феденьки разжались, он охнул и грохнулся на пол, как мешок картошки.
Я кое-как отдышалась и попыталась понять, что произошло, что спасло меня от неминуемой смерти.
Моим глазам предстала следующая картина.
Феденька без чувств лежал на полу, а над ним стоял Горыныч, держа в руках ту самую табуретку, на которой недавно восседал неподражаемый Феденька.
Я легко восстановила события, для этого мне даже не понадобился красный бокал.
Когда Феденька начал душить меня, Горыныч схватил первое, что попалось ему под руку – эту самую табуретку, – и с размаху опустил ее на Феденькину голову…
– Крепкие, однако, вещи делали раньше! – проговорил Горыныч, разглядывая табуретку.
– Вы его не того? – спросила я боязливо. – Не убили?
– Это вместо благодарности? – обиженно проговорил ювелир. – Вот так и спасай после этого людей…
– Нет, конечно, большое спасибо… – спохватилась я. – Вы меня, конечно, спасли, но все же хотелось бы знать, жив ли он. Вы можете думать, что я капризничаю, но я никогда раньше не имела дело со свежими покойниками…
Уже произнеся эту фразу, я сообразила, что это неправда.
Буквально накануне я видела мертвого риелтора Сыроедова.
Но его все же убили не на моих глазах…
– Да не переживай! – усмехнулся Горыныч. – Жив этот гигант мысли. Ничего ему не сделалось. У него голова – самое крепкое место организма, там ведь сплошная кость. Монолит!
С этими словами он наклонился над Феденькой и прикоснулся к его шее.
– Пульс есть, можешь успокоиться!
Тут Феденька застонал – так что я убедилась, что он жив, зато у меня появилась новая причина для беспокойства: он может прийти в себя, и наше положение станет еще хуже, чем прежде.
Кроме того, вполне могут вернуться его более смышленые сообщники…
– Нужно скорее отсюда удирать! – проговорила я взволнованно. – Пока те двое не вернулись…
– А вот это точно! – согласился Горыныч, и шагнул к двери.
– Здесь не выйти, – сообщила я, – эта дверь открывается только снаружи.
– А тогда что делать?
– Есть второй выход, тот, через который ушли его дружки.
– А мы там с ними не столкнемся?
– Риск, конечно, есть, но ничего другого предложить не могу. В любом случае это лучше, чем остаться здесь.
Мы подошли к рекламному плакату с Аладдином, я осторожно подняла его край.
Под плакатом было, как я уже говорила, небольшое табло с цифрами, как у домофона.
– Ну и что теперь? – нахмурился Горыныч. – Я кода не знаю, ты тоже не знаешь. Если перебирать все возможные комбинации, на это уйдет не один день…
– А может, и нет, – ответила я.
У меня была одна мысль.
Когда я при помощи бокала подключилась к сознанию Феденьки, в его, с позволения сказать, голове несколько раз прокрутились четыре цифры: шесть – девять – четыре – пять… нет, кажется, последняя цифра не пять, а семь…
Что это могут быть за цифры?
Очень вероятно, что это – тот самый код, открывающий потайную дверь в стене. Иначе зачем бы Феденька стал эти цифры запоминать? Склонности к математике у него явно нет…
В конце концов, попытка – не пытка…
Я одну за другой набрала три цифры: шесть, девять и четыре.
Перед четвертой цифрой
