...И в трещинах зеркальный круг - Кристи Агата
– Весьма возможно, – сказал Джейсон Радд. – Особой выносливостью Марина не отличается. Разумеется, она привыкла к тому, что я назвал бы публичной деятельностью, и выполняет эти свои обязанности почти машинально. Но к концу долгого дня внимание ее обычно ослабевает. Возможно, тут был как раз такой момент. Честно говоря, я ничего особенного не заметил. Хотя минутку… Она как-то не торопилась ответить миссис Бэдкок. Я даже, если не ошибаюсь, легонько толкнул ее локтем.
– Может быть, что-то отвлекло ее внимание? – предположил Дермот.
– Не исключено, но допускаю, что просто сказалась усталость.
Некоторое время Дермот Крэддок молчал. Он смотрел в окно на несколько мрачноватый пейзаж – Госсингтон-Холл густой стеной окружали деревья. Он перевел взгляд на картины, висевшие на стенах, и наконец снова посмотрел на Джейсона Радда. Лицо последнего выражало внимание, но и только. Прочитать его мысли и чувства не представлялось возможным. Держался он любезно и совершенно раскованно, хотя на душе у него, подумал Дермот, могло твориться что угодно. Это был человек исключительных умственных способностей. Из такого ничего не вытянешь, если он сам этого не захочет… разве что выложить козырную карту? Дермот принял решение. Именно так… по козырям.
– А вам не приходило в голову, мистер Радд, что Хитер Бэдкок была отравлена случайно? Что в действительности отравить хотели вашу жену?
В комнате повисло молчание. Джейсон Радд нимало не изменился в лице. Дермот терпеливо ждал. Наконец Джейсон Радд глубоко вздохнул и словно сбросил с себя ношу.
– Да, – негромко произнес он, – вы совершенно правы, главный инспектор. Я с самого начала был в этом уверен.
– Но вы ничего об этом не сказали ни инспектору Корнишу, ни во время дознания.
– Не сказал.
– Почему, мистер Радд?
– Если я отвечу вам, что это лишь мое убеждение, ни на чем не основанное, такой ответ будет достаточно верным. Факты, которыми располагаю я, в той же мере доступны и служителям закона, а они, пожалуй, определяют истину с большей компетентностью, чем я. О миссис Бэдкок как о человеке мне не известно ровным счетом ничего. Допускаю, что у нее были враги, решившие подсыпать ей роковую дозу именно во время этого конкретного сборища, хотя такой вариант выглядит несколько странным и притянутым за уши. И все же это возможно – именно потому, что людей собралось предостаточно, прием большой, много гостей, которых вообще мало кто знает, и в такой обстановке обвинить в преступлении конкретное лицо довольно трудно. Все это так, но буду с вами откровенным, главный инспектор. Я промолчал совсем не по этой причине. Причина в другом. Я не хотел, чтобы у моей жены хотя бы на секунду закралось подозрение, что только чудо спасло ее от смерти и отравить хотели именно ее.
– Благодарю за откровенность, – сказал Дермот. – Хотя ваш мотив мне не вполне понятен.
– Правда? Что ж, постараюсь объяснить. Чтобы это понять, нужно знать Марину. Она из тех, кому позарез нужно быть счастливым и уверенным в себе. В материальном отношении жизнь ее сложилась весьма удачно. Она хорошо известна в мире искусства, а вот на личном фронте… счастье от нее все время ускользало. Сколько раз ей казалось, что вот наконец-то она обрела счастье, приходила в безумный и безудержный восторг – а потом все ее надежды терпели крах. Она, мистер Крэддок, не способна воспринимать жизнь трезво и рассудочно. Каждый раз, вступая в брак, она, словно читающий сказку ребенок, ждала: вот теперь она заживет счастливо, отныне и во веки веков.
И снова уродливое клоунское лицо внезапно осветилось странной и слегка ироничной улыбкой.
– Но ведь в браке, главный инспектор, так не бывает. Небо не может быть безоблачным вечно. Если кому-то из нас удается прийти к жизни, полной согласия, любви и безмятежности, спокойного счастья, можно считать, что ему здорово повезло. А вы, главный инспектор, – добавил он, – наверное, женаты!
– Такого везенья или невезенья на мою долю пока не выпало, – пробормотал Крэддок в ответ.
– В нашем мире, я имею в виду мир кино, вступление в брак – это профессиональный риск. Кинозвезды вступают в брак довольно часто. Иногда они бывают в нем счастливы, иногда он оборачивается катастрофой, но почти всегда оказывается делом временным. В этом отношении причин жаловаться у Марины ничуть не больше, чем у остальных, но для человека с ее темпераментом такие вещи значат очень много. Она взяла себе в голову, что родилась под несчастливой звездой, что личная жизнь у нее так никогда и не сложится. Она всегда страстно желала одного: любви, счастья, нежности, уверенности в завтрашнем дне. Она безумно хотела иметь детей. Но, как считают некоторые медицинские светила, сама сила этого желания делала цель начисто недостижимой. Один весьма уважаемый врач посоветовал ей усыновить ребенка. Он сказал: иногда страстная жажда материнства отчасти гаснет, если усыновить ребенка, и тогда вскоре на свет может появиться свой собственный. Марина взяла на воспитание, если не ошибаюсь, троих детей. На время в ее доме поселились относительные счастье и безмятежность, но какая-то червоточинка оставалась. Можете себе представить, в какой восторг она пришла одиннадцать лет назад, когда забеременела. Восторг и предвкушение подлинного счастья были совершенно неописуемы. На здоровье она не жаловалась, и доктора уверяли ее, что все будет в полном порядке. Не знаю, слышали вы или нет, но исход оказался трагическим. Мальчик родился умственно отсталым, слабоумным. В результате – полная катастрофа. Марина была сражена наповал и несколько лет тяжело болела, ее поместили на исцеление в лечебницу. Выздоравливала она медленно, но в конце концов выздоровела. Вскоре после этого мы поженились, и у нее снова проснулся интерес к жизни, ей снова стало казаться, что она сможет обрести счастье. Поначалу ей не удавалось заключить приличный контракт на съемки. Все так или иначе сомневались, хватит ли у нее сил для напряженной работы. Мне пришлось за нее как следует побороться. – Джейсон Радд плотно сжал губы. – Эту битву я выиграл. Съемки картины уже начались. А пока шла борьба, мы купили этот дом и занялись его переделкой. Всего две недели назад Марина говорила мне, как она счастлива, как наконец-то чувствует, что вполне готова для счастливой семейной жизни, а все ее беды остались в прошлом. Я слегка встревожился, потому что оптимизм ее, как обычно, был чрезмерен. Но счастлива она была – в этом сомневаться не приходилось. Симптомы нервного расстройства прекратились, она стала какая-то тихая, спокойная, чего раньше я за ней не замечал. Все шло хорошо, пока… – Он остановился, потом с внезапной горечью добавил: – Пока не случилось это! Этой женщине надо было умереть именно здесь! Для Марины уже это – серьезное потрясение. И я не мог подвергать… да, я решил не подвергать Марину дополнительному риску – незачем ей знать, что кто-то покушался на ее жизнь. Это было бы второе потрясение, и, возможно, роковое. Оно могло бы снова надолго уложить ее в больницу.
Он посмотрел Дермоту прямо в глаза:
– Теперь вы меня понимаете?
– Ваша точка зрения мне ясна, – сказал Крэддок, – но, ради бога, извините, по-моему, вы упускаете из виду нечто важное. Вы почти уверены, что отравить пытались именно вашу жену. Но разве эта опасность исчезла? Если отравитель не добился своего, он ведь, вполне возможно, повторит попытку?
– Естественно, я об этом подумал, – сказал Джейсон Радд, – но теперь, если можно так выразиться, получив предупреждение, я приму все меры предосторожности и смогу обезопасить мою жену. Она будет под моим неусыпным наблюдением, за ее безопасностью будут следить и другие. Самое главное – она не должна знать, что ей угрожает какая-то опасность.
– И вы полагаете, – осторожно спросил Дермот, – что она этого не знает?
– Конечно, не знает. Понятия не имеет.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. Ей это и в голову не придет.
– Но вам-то пришло, – заметил Дермот.
– Это совсем другое дело. Если рассуждать логично, такое объяснение напрашивается само собой. Но логика никогда не была сильным местом моей жены, она даже не сможет представить себе, что кому-то вздумалось от нее избавиться. Ей такая мысль просто не придет в голову.
