Лучше быть тварью, чем рабом - Вячеслав Прах
Вакула пристально посмотрел в глаза Рогнеды, а Рогнеда – в глаза Вакулы. Девушка глядела на мужчину с вызовом, скрестив руки на груди, а он смотрел на нее, не понимая, почему его жена относилась к ней, как к дочери. Эта обозленная на него тетка сама себя защитить способна, подумалось ему.
– Рогнеда ездила к юристу по поводу завещания убитой. Она интересовалась тем, сколько времени займет процесс переоформления, сколько будет стоить переоформление, какова рыночная стоимость этой квартиры, и могут ли на нее претендовать родственники убитой и ее муж.
– Я…
Рогнеда хотела что-то сказать, но Старик ее перебил.
– Да, я знаю, что вы хотите сказать. Сейчас я это озвучу сам. Получив ответы на свои вопросы, она уехала домой, по пути заехав в маникюрный салон. Там она провела чуть больше часа. Маникюр она не делала – чуть позже я узнал, что там работает ее знакомая. Предположил, что она советовалась по поводу квартиры. Через четыре дня она снова приехала к тому же юристу, но в этот раз она сказала, что хочет отказаться от права владения имуществом Доры и объяснила, что считает правильным переоформить все на ее маму. Какое-то время они с нотариусом обсуждали возможные варианты решения этой задачи.
– Человек – такой человек, – сказал про себя Вакула и улыбнулся.
Старик перевел взгляд на Рувима.
– Рувим официально нетрудоустроен. Он подрабатывал охранником в местном клубе. Три дня в неделю. Еще он связан с одной хорошо известной мне организацией, также действующей неофициально, но его контакты с ней не имеют отношения к делу. Какую роль он играл, выполняя поручения этих ребят, мне известно – ее опустим, я тоже действовал незаконно, наблюдая за всеми вами. Предполагаю, что Рувим задолжал организации немалую сумму, но это лишь мои догадки, там у меня нет ни ушей, ни глаз. А из клуба он приводит к себе домой каждый раз новую женщину. Мне очень помогли письма Доры, адресованные самой себе. Я предполагаю, что убийце о них ничего не было известно, более того, я склонен думать, что о письмах не знал до этого момента никто из присутствующих в этом зале.
– Что за письма? – спросил Вакула.
– Что в них? – Рогнеда закинула ногу на ногу.
Рувиму, казалось, был не особо интересен предмет обсуждения, он даже немного заскучал и посмотрел на часы, чтобы понять, долго ли еще до рассвета.
– Я хочу кофе, чтобы не уснуть, – сказал он наконец.
– Кто еще будет кофе? – спросил Старик.
– Я, пожалуй, – решил Вакула.
– Тоже буду, – ответила Рогнеда.
Пока Старик заваривал кофе в другой комнате, обстановка в зале оставалась напряженной. Никто ничего не говорил, но каждому из присутствующих было неприятно находиться здесь, среди остальных. Со Стариком было как-то спокойнее и менее тревожно.
Когда тот вернулся, все ощутили облегчение.
– На здоровье.
Старик вручил каждому белую маленькую чашечку и блюдце, два кубика сахара лежали на этом же блюдце.
* * *
– Как удивительно, деньги Дора прятала в гардеробной, их найти не составило бы труда грабителю или любому постороннему человеку, который задался бы такой целью. А свои личные записи она хранила в матрасе. Расстегиваешь чехол, снимаешь его и находишь тоненькую тетрадку, лежащую под матрасом. Я подумал, что, если она, живя одна, прячет свои записи в надежном, как ей казалось, месте, значит, ей есть, что скрывать от того, кто, приходя к ней, чувствует себя в ее квартире как дома. Кто может свободно трогать ее вещи без разрешения. Это вполне логично.
Рогнеда все время наблюдала за лицом Старика, в какой-то момент она перевела взгляд на Вакулу. Мужчина заметил это боковым зрением, но не подал виду.
– Там много об одиночестве. Дора не писала прямым текстом, что ей одиноко, но она писала про оловянную женщину, бегущую домой из одного ада, чтобы окунуться в другой, запрещая себе фантазировать, мечтать, вспоминать третий ад. Среди всего прочего она говорила про взгляд своего любовника, за который ей было стыдно, когда она оставалась наедине с собой. Говорила про несправедливость матери, любящей младшую сестру больше, чем ее – Доре не хватало материнской любви. И она выдвинула предположение, что в своем муже она отыскала, помимо боли, которая была ей так близка и ценна, еще и свою мать. Она решила, что они ладили только потому, что были схожи. Благодаря этим записям я многое понял. Дора описывала свои побеги к любовнику, сравнивая их с произведением Оскара Уайльда «Сфинкс без загадки», где героиня снимала простенькую квартирку, чтобы спрятаться, почувствовав себя другим человеком – человеком, имеющим тайны. Дора прибегала к любовнику иной женщиной, раскрываясь совершенно в новой роли. Там она чувствовала себя желанной, о ней заботились, ей говорили добрые слова и гладили, как кошку. Там интересовались, что она чувствует и как она хочет, чтобы ее партнер раскрылся сексуально – там говорили больше о ней, чем о себе. Это была ее тайна – ее маленькая жизнь вдали от обыденности, мужа, неприятностей.
Она поначалу обвиняла себя в измене, затем все рассказала мужу и начала воспринимать это не как измену, а как побег. Она не понимала, почему ни она, ни ее муж до сих пор не подали на развод, почему они так держатся друг за друга. Дора полагала, что однажды ей
