Ловушка памяти - Лора Кейли
– Так вы не замечали каких-то странностей за Джереми? – спросил он после недолгого молчания.
– Что вы имеете в виду? – вздохнула Хелен, потеряв всякую надежду выгнать навязчивого соседа.
– Неужели не было ничего необычного? Бегающий взгляд, нервозные движения, истерики, светобоязнь, вспыльчивость, грубость, зависимость…
Верхняя губа ее вздрогнула, ноздри покраснели. Еще немного, и она расколется, понял Маркус.
– Не понимаю, о чем вы, мистер Хейз.
«Все ты понимаешь», – подумал он.
– Значит, не замечали?
– У Джереми были долги, – нехотя начала Хелен, будто намеренно растягивая слова. – Он забрал телевизор и магнитофон. Сказал, что купит новые потом, как устроится на работу.
– Значит, все-таки забрал?
– Я имела в виду… – Она закусила губу.
– И что, устроился?
– Куда?
– На работу.
– Это не так просто, мистер Хейз.
– Конечно, – согласился Маркус, оглядывая каждую из фотографий. На каких-то Джереми стоял во весь рост, на других был лишь портретом, скорчив гримасу и сложив пальцы в знак «рок-н-ролл».
– Он здесь дурачится, – Хелен забрала фотографию.
На последних снимках лицо парня уже не такое детское; оно заострилось, под глазами появилась темные круги, щеки покрылись прыщами и язвами.
– Подростки, – улыбнулась миссис Нотбек, – вечные проблемы с кожей, чем мы только не лечились… Ой, – она вдруг вскочила, – Джереми пришел. – И, поспешив из комнаты, прошуршала тапками к двери.
Маркус не услышал стук, он вообще мало что слышал последнее время. Смотрел на расставленные фотографии, боясь упустить что-то из виду, пальцы его сводило холодом. Опять началось, понял он.
Поднял глаза. С потолка, с самой люстры, на него сыпались белые хлопья мокрого снега, покрывая собой все фото, что стояли в ряд. Хейз закрыл глаза; снег укрывал его холодом, возвращая туда, приближая тот день. «Не сейчас…» Зажмурившись, он тер холодные пальцы, дул в ледяные ладони. Опять посмотрел наверх. Снег так и валил. Маркус огляделся вокруг – ничего. Ничего не было рядом, что ему сейчас пригодилось бы. Он сжал пальцы в кулак и со всей силы ударил им о стену; хрустнули кости. Острая боль пошла по руке, поднялась до предплечья, разбудила его. Он посмотрел в потолок – лишь стеклянная люстра в светло-сером тумане роняла свет тусклого солнца на пол.
– Ты уже пришел? – послышался за стеной голос Хелен. – Проходи, у нас гости. Мистер Хейз, – сказала она шепотом. – Ты же знаешь, что он полицейский? Пожалуйста, веди себя хорошо.
Маркус услышал шаркающие шаги миссис Нотбек.
– Вот, познакомься, – сказала она, – наш сосед.
Маркус прищурился. За туманной пеленой только силуэт… два силуэта. Миссис Нотбек и… он.
Парень с фотографий.
Такой же, как на них. Светловолосый, длинный, с пухлыми губами и кожей в мелких язвах. Из-под спадающей на лоб отросшей челки смотрят почти прозрачные глаза. Он и сам был почти прозрачный, кожа да кости. Маркус все понял. Трудно было не понять. Даже миссис Нотбек было трудно, но она старалась не замечать того, что так резко бросалось в глаза.
Парень вышел на свет. Снежный туман растворялся в пространстве, в свете люстры, в каждом предмете, проходил сквозь все стены и потолок.
– Джереми… – Маркус сделал шаг к нему.
Парень вздрогнул. Хейз решил не налегать.
– Как дела, Джереми?
Тот кивнул.
– Ты знаешь, что произошло сегодня утром?
– Ой, такой кошмар, сынок, – встряла миссис Нотбек. – Я ничего не видела, но мистер Хейз, – она с недоверием посмотрела на Маркуса, – он говорит, что видел труп, а если говорит, значит, так оно и было.
Маркусу показалось, что ему не верят.
– Это уже передали по новостям.
– Да что вы говорите, – ахнула Хелен, – по телевизору? Про нас? Про наш дом?
– Да. Я спускался к Саре, мне нужен был укол…
– Да, вы говорили, – женщина понимающе кивала, – ваша нога. Как она?
– Спасибо, в порядке.
– Когда, вы сказали, все произошло? – переспросила Хелен.
Джереми попятился от всех и сел в темный угол, в дальнее кресло, что было в самом углу. Его клонило в сон.
– Что?
Маркус оторвал взгляд от Джереми – тот уже почти слился с серым креслом, цвет его кожи был таким же.
– Утром? – переспросила миссис Нотбек. – Ту женщину убили утром?
– Не могу точно сказать – может, утром, а может, и ночью, точно скажет только криминалист.
– И уже в новостях? – Женщина удивленно качала головой.
– Эти репортеры, как саранча, они повсюду.
Маркус вспомнил, как через месяц после смерти Кэтрин к нему все-таки наведалась парочка с диктофонами. Он выставил их за дверь, они же в отместку напечатали фотографии с места убийства и еще ряд их семейных фото. Черт их знает, где они все достают…
– Так где ты был всю ночь, Джереми? – Хейз повернулся к парню.
Тот молчал.
– Наверное, в клубе, – встряла Хелен.
– В клубе?
Парень кивнул.
– В какое время?
Джереми ничего не сказал, лишь нервно дернул шеей. Как часто Хейз видел эти подергивания, резкие движения, отстраненный, не видящий ничего взгляд… Все они были на одно лицо, все как один. Будто на них была одна и та же метка – наступающей смерти.
– И пришел только сейчас? – не унимался Маркус.
Джереми что-то ответил, но Хейз не расслышал – холод опять подступал к ногам.
– Не дерзите, мистер, – сказала Хелен и с упреком посмотрела на сына.
Хейз посмотрел на нее; он и не заметил, чтобы ему дерзили и вообще чтобы Джереми что-то ответил, он почему-то не слышал, когда тот говорил с матерью, только когда говорил с ним сам. У Маркуса разболелась голова. Белая дымка опять заслонила комнату, закрывая и Хелен, и ее сына.
Он еще долго всматривался в худое лицо пацана.
– Ты был знаком с нашей соседкой?
Джереми молча поднял глаза.
– Она жила напротив меня. В девятой квартире.
Парень по-прежнему молчал.
– Мальчик почти не бывает здесь, мистер Хейз, – вмешалась Хелен, – то у друзей ночует, то еще где… Я сама сколько живу в этом доме, а о той женщине, упокой Господь ее душу, ничего не слышала.
Хейз раскачивался на месте. Хелен была права – никто ничего о ней не слышал. А квартира и правда до того пустовала, никто в ней не жил. Может, она сняла ее только вчера, может, скрывалась от кого-то и потому заселилась так незаметно… Без материалов дела проверить ничего было нельзя – ни отпечатков пальцев, ни фотографий с места преступления… У него не было ничего, кроме того, что он видел, кроме лица безжизненной жертвы, засевшего у него в мозгу. Он помнил все, каждую
