Тайны расстрельного приговора - Вячеслав Павлович Белоусов
— Но оказывается, у нас в облисполкоме есть управление, Марк Андреевич, которое не только не верит, когда нагло врут руководители колхозов и совхозов, но отчёты составляет не со слов, а по официальным бумагам.
— Статуправление… — смешался Торин и забурчал. — Они должны считать… статотчётность всё-таки…
— Знаешь, — удовлетворённо произнёс Боронин и повернулся в зал, — и секретари наши с председателями сельских районов знают… Но надеются, что пронесёт… что с рук сойдёт враньё…
Зал зашевелился, зашумел, все поняли, какую подоплеку подводит первый секретарь. Некоторые горячие головы зашумели с мест, послышались выкрики:
— У нас же оперативная отчётность!..
— Нам из колхозов с машин дают!..
— Бригадиры с полей доставляют сведения!..
— Вечером считают по бригадам, звеньям, к ночи звонят, мы — вам!..
Боронин дал угомониться залу, дождался тишины и, краснея, рявкнул:
— Вот эту ложную цифирь, Марк Андреевич, мы с тобой, как два дурака, записываем в свои блокнотики каждое утро и радуемся!.. А она, оказывается… Как ты говоришь-то? — Он глазами нашёл в зале начальника областного управления сельского хозяйства, как тот ни пытался провалиться сквозь пол.
Защищая его, опередил Торин:
— Оперативная, Леонид Александрович…
— Вот-вот. Она… — Боронин, не найдя нужного выражения, повторил ещё громче: — Сплошь враньё!
Зал стих, теперь головы опустили все.
— Звоню я на днях ему… — Боронин опять поискал кого-то в зале.
Среди поникших голов вдруг встал один. Мужчина был аккуратно одет и стрижен по моде.
— Здесь я, Леонид Александрович.
— Иди сюда, — поманил его Боронин. — Чего ты там сидишь? Иди на трибуну. Не стесняйся. Пусть тебя все видят. Заодно и врунишки узнают…
Шутка успеха не имела. В зале сидели люди, которые хорошо понимали, чем заканчиваются смешки.
— Может, перестанут вредительством заниматься?..
Человек уже стоял на трибуне, явно волнуясь.
— Расскажи, что мы с тобой подсчитали?
— Несовпадение статистических данных за продажу и сдачу государству молока, Леонид Александрович, — чётко отбарабанил человек с трибуны.
— Несовпадение с чем? — тихо спросил Боронин. — Да ты не волнуйся.
— Несовпадение с таблицами… товарища Нефёдкина… заведующего отделом обкома…
— Это мои записи, — тяжело озирая зал, поправил выступавшего первый секретарь. — Я Нефёдкина послал разбираться с этой… оперативной отчётностью моих секретарей… председателей райисполкомов… и с враньём, которым пичкают они каждый день наше доблестное управление сельского хозяйства!
Не только в зале, но и члены бюро, казалось, перестали дышать.
— А что за враньё полагается на государственном… на партийном уровне?
Зал ждал рокового приговора.
Но Боронин не закончил. Не подвёл черту. Мудрый знаток партийных и государственных винтиков, болтиков и шурупчиков, он хорошо понимал и знал, как следует вести подобного рода спектакли, и только что прекрасно продемонстрировал: он открыл действо, дал играть актёрам, пусть теперь зрители оценивают, а занавес будет за ним. Он его опустит, когда придёт время.
— Садись, — прокашлявшись, сказал он почти по-дружески статисту.
— Постой, — ожил Торин. — Постой, Михаил Фёдорович! Как же так? А чего ж ты мне ничего не докладывал? Ты где работаешь? В области или в другом каком государстве?
— Так я… — потерялся на трибуне начальник статуправления.
— Ты забыл, что председатель есть в облисполкоме? Я не пойму, ты чувствуешь ответственность свою? Я разберусь, за что тебе деньги платят!
— Ты же не давал ему свои циферки, — желчно одёрнул Торина Боронин. — Вот он и не проверял.
— Нет! Так нельзя! — не унимался Торин. — Создано управление. Не хала-бала. Вы им командуете, товарищ Кражин, значит, признаны не только считать, но и перепроверять!
— Мы проверяли… — попытался что-то сказать с трибуны бедняга.
— Вы докладывать должны! — перебил его председатель. — Ясно! Лично мне! Что молчишь?
Статист молчал, будто потерял язык.
— Я разберусь!..
— Разберись, Марк Андреевич, — успокаивающе пощекотал соседа пальчиком Боронин, — разберись на исполкоме. И спроси с каждого председателя.
— И спрошу! — буркнул тот. — С каждого спрошу! А то, довели! На бюро обкома партии обсуждать вопрос, который у нас решаться должен.
— А пока давайте спросим с тех, — Боронин опять из-под лохматых бровей оглядел зал, — кто нас обманул.
— Впускать? — дежуривший на дверях помощник ждал сигнала.
— Давай! — качнул головой завотделом Нефёдкин.
Впустили троицу.
Первым шёл первый секретарь райкома.
— Вот они, наши герои! — объявил Боронин. — Послушаем героев?
Троица хранила молчание, понурив головы, переминаясь. Пытался осмелиться первым молодой секретарь, но его в сельхозотделе заранее научили: не лезь, молчи, пока пары́ Борона не выпустит, не высовывайся. Дёрнулся было председатель, но замер под взглядом Боронина. Тот медленно разглядывал каждого, особенно не нравился ему аграрник, которого он знал как облупленного по старым грехам. Пауза длилось долго. Зал молчал.
— Ну, эти пусть садятся. — Боронин покосился на секретаря и председателя. — Их в других местах спрашивать будут. А Плюстой, — Боронин скривился, аграрник сжался, — пора прокурору заинтересоваться…
У аграрника подкосились ноги, и он неуклюже свалился на пустовавший стул, присел рядом и председатель.
Не сгибался один — длинный секретарь.
— Я вот листал, Павел, твоё личное дело… — не поднимая головы, поучая его, начал Боронин. — Ребятишек ты учил у нас… В комсомоле отличался, студенческими отрядами командовал… Ленинградцев к нам возил… Хорошо работали…
— Ленинградцы вообще хорошо работали, — поддакнул Торин. — Никогда не отказывались, задерживались даже, несмотря на учёбу. Молодцы! Выручали.
— Вот-вот, — Боронин помедлил, поджидая, пока Торин успокоится и вдруг тихо, растягивая нараспев, спросил: — Сколько, скажи мне, в ведре молока?
Зал опешил вместе с секретарём райкома и невольно замер, потом выдохнул дружно, задвигались смельчаки в зале, закашляли, кто-то попытался подсказать шёпотом. Боронин ждал. Тот, кому был задан вопрос, криво усмехнулся.
— Он улыбаться сюда пришёл! — осёк его экзаменатор. — На бюро обкома вызвали… Ответ держать, понимаешь, кхе-кхе, а у него смешки…
— Десять литров.
— Знаешь… А стаканов?
— Ну… — смутился тот, лихорадочно занимаясь подсчётом.
— Пятьдесят! — какой-то смельчак всё же громко крикнул из зала.
Подсказка была услышана всеми.
— Пятьдесят, — повторил, криво усмехнувшись, бывший комсомольский вожак.
— Ты что в школе преподавал?
— Географию.
— Понятно. Слабоват в математике. На подсказках выезжаешь?
Секретарь райкома пожал плечами.
— Заведут тебя твои подсказчики в тёмные дела. Ты так же считал молоко, когда мне каждое утро о надоях врал?
— Оперативная информация, Леонид Александрович, виноват!
— Конечно, виноват! Только вот разбираться мне приходится.
— Мы у себя в районе после вашего отъезда уже обсудили. Выводы сделали.
— Сделали, говоришь, выводы?
— Сделали, Леонид Александрович!
— Какие же, интересно?
— Осудили недостатки, внесли коррективы в организацию контроля, Павлу Никифоровичу Плюсте предложено усилить…
— Ты это про Плюсту говоришь?..
— Про Павла Никифоровича.
— Его гнать из партии надо! Он партбилетом ответит. За ним грешков накопилось столько…
— Поставим на вид,
