Федора Кайгородова - Лекарство доктора Сажина
А вот Ромочке здесь не нравилось: и потому что нет друзей, и потому что нельзя гулять без взрослых, а взрослые вечно заняты, и скучно без бабушки… Но он немного примирился с этим миром, когда побывал в цирке, особенно ему понравилось колесо обозрения.
— Но это в фойе! А на арене? — спрашивала мама. — Что понравилось в программе? Может быть, звери?
— Нет, они в клетке.
— Может быть, клоуны?
— Нет, они ненастоящие.
— Ну тогда гимнасты?
— Которые вверху крутятся? Не-а, они могут упасть.
— Но что-то же тебе понравилось?
— Ага, что-то понравилось, — согласился мальчик. — Экскаватор.
— Какой еще экскаватор?
— Который людей везет.
— А-а, метро! — догадался Стас.
Глава 20
А между тем, загадочное исчезновение Катюши-Ирочки оставалось тайной только для жителей песчаного городка. Мы расстались с ней, когда она вместе с Сашей приехала на дачу. Он был прав — это место залечивало любые раны, а Катя, всю жизнь оберегаемая Сажиным, была похожа на нежный цветок, требовавший тщательного ухода садовника.
Она осталась на даче. Саша первые дни тоже там жил, уволившись с работы. Но потом, когда он устроился в одну из столичных фирм, Катя настояла, чтобы он жил с родителями. К тому времени Катя прекрасно поладила с тетей Глашей, и быт ее стал проще.
Он приезжал по выходным, привозил продукты. Они много гуляли по лесу, купались катались на велосипедах, перезнакомились со всеми соседями, простыми бесхитростными людьми, которые жили здесь испокон веку.
Но это была внешняя сторона их отношений. Саша однажды попросил рассказать о себе, Ира словно отгородилась ледяной стеной, ответив, что ничего интересного в ее жизни не было.
Он легко мог влюбиться в эту изящную тоненькую девушку, но он чувствовал, что между ними стоит незримый барьер. Порой она заражала его своей детской непосредственностью, порой удивляла мудростью и практичностью.
Шло время, Катя понимала, что она не может вечно здесь жить, да она и не хотела, но выхода не находила.
Но однажды он разгадал ее тайну — случайно увидев паспорт на имя Екатерины Сажиной. «Почему у нее тетин паспорт? — первое, что подумал Саша. — И где ее собственный? И куда собственно делать Катя?»
И вдруг он все понял! Он вспомнил научные опыты доктора Сажина, который со всей страстью, а может быть даже одержимостью, работал над темой омоложения, отношение доктора к своей так называемой племяннице, Ирочкино внезапное появление и Катино исчезновение — все сложилось в одну картину, и эта картина совсем не радовала Александра Кузьмичева, невольно вовлеченного не только в чужие отношения, но и в чужой, не вполне законный поступок.
Когда Ирочка, румяная, загорелая, пришла из магазина, он показал ей паспорт:
— Это твой?
Она побледнела:
— Мой!
— Зачем вы с Александром Степановичем это сделали?
— Я ничего не знала! Он говорил, что это лекарство!
— Он провел эксперимент на тебе, как на подопытной мыши?
— Получается, что так!
— Я немедленно иду в полицию!
— Не ходи, Саша! Я прошу тебя! Я не могу допустить, чтобы его посадили! И это разбирательство коснется всех, в том числе вашу научную лабораторию. Будет скандал, который неизвестно чем закончится.
Это была правда. Поэтому Саша не появлялся в лаборатории, не встречался с коллегами, стал замкнутым с родителями, он мучительно искал выход.
Позднее Саша рассказал Кате, как проходило выращивание препарата, он назвал его величайшим научным открытием.
— Я не только знал о его научной уникальности, — говорил он, — я вырастил его вот этими руками. Но разумеется, мне и в голову не приходило, что кто-то способен пойти на преступление и использовать непроверенный препарат!
Между ними установились те доверительные отношения, которые всегда бывают между людьми, вместе пережившими беду. Но ни о какой физической близости не могло быть и речи.
В один из июльских дней Катя съездила в паспортный стол полиции по месту прописки и, показав свой паспорт, пояснила, что у нее произошел гормональный дисбаланс, из-за которого она выглядит так молодо. Ей вклеили в паспорт новую фотографию, не изменив прежних данных. Конечно, это вызывало вопросы, но она могла на них не отвечать.
А на выходе Катю окликнул молодой человек.
— Михаил? Вы как здесь оказались? — вспомнила она человека, с которым познакомилась на пляже в день своего преображения.
— Я-то здесь работаю следователем, — просто ответил он. — А вот вас я искал, куда вы пропали?
— Как вы могли меня искать? Я же вам не звонила.
— А это военная хитрость старого разведчика, — сказал Михаил.
Они начали встречаться, а потом и жить вместе. Катя не объясняла всех тонкостей ситуации, она сказала то же, что и в паспортном столе.
— Ну положим, я тоже не молод, — сказал Михаил. — Но хорошо сохранился. Может, поженимся?
— Может и поженимся, — ответила Катя. — Потом…
Глава 21
Затихла вечерняя суета института, угомонились половые щетки и пылесосы, вахтеры погрузились в сон.
Он взял припасенный заранее топор, завернул его в газету и зашагал в сторону сейфа-холодильника. Общий код он знал наизусть, дверь открылась бесшумно. Он подошел к одному из отделений и дернул на себя дверцу, ручка отскочила и покатилась со звоном по полу. Не обращая внимания на ручку, как будто это была отлетевшая запонка, он вставил лезвие топора в прорезь панели и повернул его. Кодовый замок держал крепко, тогда он в слепой ярости стал рубить топором дверь, и вскоре та отлетела прочь. Он стал лихорадочно перетряхивать содержимое, какие-то порошки и жидкости летели на пол, но он не замечал этого. Остановился в раздумье, пару раз стукнул по другим отделениям.
Потом с тем же топором в руках пошел к одной из дверей кабинетов. Мягкий полумрак искусственного света скорее нагнетал атмосферу, чем разгонял тьму. Он наизусть знал расположение комнат, и ему не нужен был свет, минута потребовалась, чтобы понять, что дверь заперта.
Он вставил лезвие топора в щель и нажал на него, дверь не подалась. Он снова вставил лезвие ближе к замку, и на этот раз дверь открылась, издавая противный скрип, он вздрогнул от неожиданности и оглянулся по сторонам, было тихо, но по углам мерещились черные морды зверей.
Он вошел в кабинет и открыл бытовой холодильник. Минералка, коньяк, баночки, закусочки — это не ученые, а обжоры — а-а вот, блеснула фольга, трясущимися руками он развернул ее, так и есть: коричневая блестящая вязкая масса, он сразу узнал ее…
Доктор Сажин схватил фольговую колбаску и, прижимая ее к груди, бросился назад, в свою лабораторию.
— Нашел, нашел! — бормотал он. — Несколько дней, и я спасен!
— Спасен, спасен, — напевал Сажин себе под нос, доставая контрольный журнал и лихорадочно листая страницы. — Несколько дней, и мы с Катюшей на берегу Средиземного моря…
Почему-то счастье виделось ему таким, ну может на берегу другого моря…
— Где бродит этот чертов лаборант? Все приходится делать самому! — ворчал он, ища записи трехмесячной давности.
У него давно перепутались все события, он не помнил, при каких обстоятельствах уволился Саша Кузьмичев. Он потерял счет времени, он не хотел знать ни близких, ни знакомых, сейчас он помнил только то, что нет лаборанта, и ему приходится заниматься черновой работой, от которой он отвык. Оставалось лишь ощущение, что все его предали, бросили в трудную минуту. Лихорадочная страсть омоложения жены теперь перекинулась на него самого после ее ухода. Он — молодой, сильный, здоровый! — эта идея заслонила весь мир.
— Вот, нашел! — он стал разбирать записи и подготавливать ингредиенты.
Уже давно всю практическую работу выполняли его подчиненные, но Сажин не замечал этого, отождествляя себя с наукой, приписывая себе все заслуги. Коллеги терпели деспотизм своего руководителя, он действительно был талантливым ученым, он сумел создать коллектив единомышленников в лаборатории «Биологические катализаторы». К тому же современный научный труд редко бывает результатом деятельности одного человека, и ученым часто приходится мириться с тем, что лавры победителя достаются руководителю.
Наконец Сажин с трудом выполнил все необходимые по журналу работы и торжественно водрузил снадобье в колбе на стол и долго любовался им. Через несколько дней оно станет бальзамом, избавляющим от старости. Сажин спрятал лекарство в стол, лег на диван и заснул, в последнее время он редко ходил домой.
А между тем, препарат вел себя необычно, проявляя излишнюю активность, шипя и булькая, как чертово зелье.
Утренняя сенсация об ограблении разлетелась по институту с такой же быстротой, как сплетня о лидере какой-нибудь американской политической партии. Петр Петрович был первым, кто вошел к Сажину:
