Керен Певзнер - Смерть пилигрима
– Что такое? – недоуменно спросила я.
– Ты на себя посмотри! Можно ли в святое место идти в таком виде?
– А какой у меня вид? – я осмотрела себя со всех сторон, но ничего особенного не увидела. Помню, как я в школу однажды пришла в домашних тапочках, так первая же учительница, встреченная мною, выговаривала мне так же, как сейчас Анжелика.
Она порылась в своей объемистой сумке.
– На, надень, – моя спутница протянула мне какое-то тряпье.
Это оказались длинная юбка на резинке и платок.
– Как? – удивилась я. – На джинсы?
– Что ж такого? – пожала она плечами. – Женщина должна юбки носить. В нее благодать снизу входит.
– Не знала, что это сейчас называется благодатью, – проворчала я, влезая в юбку, как в штаны, снизу.
– Теперь платок, и чтобы ни одного волоса не было видно!
– Ты чего раскомандовалась? – пыталась я сопротивляться, но Анжелика сама завязала мне платок и подоткнула пряди, норовящие вылезти наружу.
– Вот теперь самое то! – удовлетворенно заметила она, оглядывая меня со всех сторон.
– Ага, такое же чучело, как и ты, – огрызнулась я. – Пошли.
Мы подошли к дому. Это был ничем не примечательный двухэтажный особняк. От других домов его отличала лишь высокая каменная стена с укрепленной на ней вывеской. На ней по-английски было написано: «Частное владение. Просьба соблюдать тишину. Вход для паломников с 15.00 до 17.00, кроме воскресенья.»
Посмотрев на часы, я увидела, что до трех осталось всего ничего и решила подождать. Но Анжелика была другого мнения. Она решительно нажала кнопку звонка.
Долго никто не отвечал. Наконец, приоткрылось окошечко в калитке и кто-то произнес на иврите недовольным голосом:
– Еще рано, приходите в три.
– Что он говорит, Валерия? – спросила моя спутница.
– То, что и следовало ожидать – еще рано.
– Послушайте, – Анжелика обратилась к хозяину на английском, – мы не туристы.
– Какое мне дело, кто вы? – перешел он тоже на английский. – Я открываю дом в три, тогда и впущу.
– Мы пришли забрать то, что положено нам по праву! – голос Анжелики стал торжественным и она произнесла знакомую мне фразу на арамейском. Натра! Теадэр нутар!
Признаться, я опешила. Мне и в голову не приходило, что Анжелика знает эти слова, которые Денис расшифровал в компьютере Ильи. Хотя, почему бы и нет? Илья вполне мог посвятить жену в секреты своей миссии. И то, что не удалось ему, продолжила Анжелика.
Ворота заскрипели и отворились. На пороге стоял пожилой человек, небритый, одетый в домашние брюки и шлепанцы. Он с сомнением оглядел нас.
– Заходите…
Мы вошли в небольшой тенистый дворик. Вдоль стен стояли деревянные, грубо сколоченные скамейки. Посередине двора расположился небольшой бассейн с краниками в виде золотых рыбок. Несколько рыб плавали в зеленой воде. Рядом с бассейном из земли торчал толстый обрубок оливкового дерева, весь покрашенный известкой. Из него тянулись свежие побеги. На обрубке висела табличка: «Этой маслине – 2000 лет. Она ровесница Иисуса и Марии Магдалины». Видимо, здесь все было предназначено для туристов.
В доме царил прохладный полумрак. В большой гостиной пахло ладаном и все напоминало небольшую молельню. Свечи, правда, были погашены, но как я поняла, до трех оставалось еще время, чтобы привести все в рабочее состояние. На стене висела большая икона. На ней была изображена все та же Магдалина, но более строгого рисунка. Под стеклом, в открытых ящиках, лежали пожелтевшие рукописи и предметы старины. Впечатляло.
Но старик не задержался в этой комнате – видимо, здесь все было на публику. Он открыл небольшую дверь, спрятанную за бархатным занавесом и пригласил нас следовать за ним. Мы вошли и очутились в обыкновенной израильской комнате с квадратной мраморной плиткой на полу и пластмассовыми жалюзи на окнах.
– Присаживайтесь, – сказал хозяин. – Меня зовут Шимон.
Мы сели за стол и не знали о чем говорить.
– Я знал, что это произойдет скоро, – Шимон глотнул, как будто ему трудно было говорить. – Но думал, что у меня в запасе есть еще немного времени…
– Вы знали, что мы придем? – спросила я.
– И даже знал, когда, – ответил он совершенно серьезно. – В одном из посланий святого Петра сказано: «Когда сравняется имя твое, Магдалина с годами твоими…»
– Что это значит? – мы с Анжеликой переглянулись.
– Каждого первенца в нашей семье называют Шимоном, в честь святого Петра, изменившего свое имя с Шимона на Петра. И ему, по достижении совершеннолетия, открывают тайну хранения.
– Не рано ли, в тринадцать лет? – с сомнением покачала я головой.
– Нет, – твердо ответил хозяин. – В тринадцать лет мальчик допускается к Торе. Он достаточно умен, чтобы читать священную книгу.
– Так вы иудей? – спросила изумленная Анжелика.
Шимон кивнул, а я не понимала, чему она так удивилась. Христос тоже не эфиопом родился…
– Что обозначали слова святого Петра? – напомнила я Шимону.
– Год 2000 от рождества Христова обозначается двумя латинскими буквами ММ – то есть инициалами Марии Магдалины. Значит за хранимым пришли бы только в этот год. А вы оказались здесь раньше.
– Ну и что? – возразила я. – Погрешность на две тысячи лет в несколько месяцев – очень небольшая. Ну так как, вы отдаете нам цисту?
– Я не могу противиться тому, чего ждали все поколения нашей семьи. – И добавил совсем другим тоном. – Как вы обе похожи на Марию и сестру ее Марфу!
Значит, не зря Анжелика напялила на меня этот идиотский наряд!
Шимон подошел к шкафчику, утопленному в стену и поэтому практически невидимому, достал из кармана ключ и открыл его. Потом вытащил какой-то предмет и аккуратно положил его на стол.
Больше всего это походило на армейскую фляжку. Только размером побольше и всю изукрашенную гравировкой. Металл подернулся зеленоватым налетом, но циста смотрелась на все сто – то есть на все две тысячи лет.
– А что внутри? – спросила Анжелика?
– Не знаю, – ответил Шимон. – Хранителям запрещено под страхом смерти открывать ее.
– И за все это время никто из вашей семьи не поинтересовался, что там?
– Нет, конечно! – испугался он. – Мы только хранители!
Раздался звонок. Шимон посмотрел на часы и увидел, что уже три.
– Мне нужно открыть ворота сказал он и исчез за дверью.
– Знаешь, Анжелика, нам надо уходить отсюда, – сказала я ей. – Сколько можно здесь торчать.
– Да ты что? – возразила она. – Уйти и не узнать, что внутри? А вдруг это подделка? Вдруг там ничего нет? Хотя она тяжелая…
Из своей сумки она достала крепкий нож и стала поддевать им пробку.
* Анжелика! – взмолилась я. – Не лучше, если это сделают специалисты? Барбара, например?
* Моя несносная подруга ковыряла старинный металл с завидным упорством. Все-таки две тысячи лет не шутка. Мне показалось, что она сейчас возьмет и откусит зубами пробку, залитую окаменевшей смолой. А Шимон все не возвращался.
* Я снова принялась взывать к ее совести, но Анжелику охватил азарт золотоикателя.
– Отстань, у меня уже получается…
Пробка поддалась под ее усилиями и отлетела прочь. Я нагнулась за ней, а Анжелика тем временем вытащила из цисты нечто длинное, пропитанное маслом с резким запахом. Нашим глазам предстала черная прядь волос примерно длиной тридцать сантиметров с завитками. А циста была наполовину заполнена этим маслом.
– Это они, святая книга не соврала! Волосы Иисуса! В мирровом масле, которым Мария умастила его ноги! – воскликнула она и благоговейно поцеловала прядь.
Вдруг в комнату ворвался Шимон. Увидев содержимое цисты, он инстинктивно закрыл глаза руками и проговорил:
– Уходите, уходите немедленно, за вами гонятся!
Схватив сумку Анжелики, я не раздумывая, бросила туда цисту, предварительно завинтив пробку и аккуратно положила во внутренний карман волосы, завернутые в полиэтиленовый пакет от бутербродов.
– Бежим!
Шимон открыл нам дверь с другой стороны комнаты, провел нас по длинному коридору и выпустил наружу. Мы оказались совсем на другой улице. Куда идти?
За стеной раздались крики: «Где они?», звук выстрела и предсмертный стон. Хранитель увидел то, что скрывала циста…
Мы бежали сломя голову не разбирая направления. На наше счастье, через пару минут такого бега мы выскочили на главную площадь Магдалы, туда, где я припарковала машину.
– Вот наша машина! – закричала я. – Едем!
Одиночные прохожие недоуменно глядели на двух монашек, (так выглядели со стороны мы с Анжеликой), потерявших всякое степенство и несущихся огромными шагами по площади сонного городка. А у меня еще джинсы торчали из под юбки.
Прыгнув в машину, я попыталась ее завести, но на это потребовалось время.
– Скорее, давай! – торопила меня Анжелика.
– Сейчас, сейчас! – уф… Наконец машина тронулась с места и мы помчались прочь из города.
