Валерий Повалихин - Умягчение злых сердец
Участковый Сергей Красников ходил на болота. Без задания. Просто проведать так и не встававшего после кровоизлияния полупарализованного старикашку Афанасия, бывшего кузнеца Василия.
Километрах в двух от Василиевой избы участковый заметил в траве и поднял тонюсенькую, длиной сантиметров тридцать, щепку. Хотел было ее бросить, но на миллиметровом ребрышке приметил краску. Участковый инспектор присмотрелся и сообразил, что в руках у него — отчлененная частичка иконы. На месте, где поднял щепу, обнаружил и мелкие древесные кусочки.
Красникова не посвящали, что грабители ускользнули налегке. Он не знал, что и подумать. А вот для лейтенанта Поплаеского и для прилетевшего в Уртамовку Шатохина большой загадки не составило: скорее всего, среди тех немногих икон, которые налетчики унесли-таки с собой, была и крупная по размерам. Появляться с ней, даже с завернутой, на людях означало привлекать к себе внимание. Икону, но всей видимости, раскололи. Если, уходя с трудом от заслонов милиции, предпочли именно ее уносить, значит, стоила того.
Что за икона?
Иона Парамонович Корзилов долго изучал находку. Измерял, через лупу рассматривал красочный слой, пролистывал свою тетрадку с описаниями икон.
— «Богоматерь Умягчение Злых Сердец». От нее осколок, — сказал он.
— Из скита Агафьи, Настасьи? — уточнил Шатохин.
— Да. Точных размеров иконы не знаю. Примерно шестьдесят пять на пятьдесят сантиметров.
— На слайдах в числе четырнадцати ее нет.
— Любимая Агафьина. Рассматривать разрешала, а прикасаться, фотографировать — ни под каким видом. Я упоминал об этом образе. Забыли?
— Забыл, — признался Шатохин.
— Между Куролино и Ореховым Мысом стоял Иветский острог. Казаками-первопроходцами основан был. Как все официальные остроги Российского государства, имел даже свой герб с изображением росомахи. По преданию, первый воевода получил одну из икон в дар Крестовоздвиженской церкви из рук самого царя Бориса Годунова.
— Икону Богоматери Умягчения? — спросил Шатохин.
— Нет. «Троицу Животворящую». Но Богоматерь принадлежала кому-то из основателей острога, может, воеводе, и она даже древнее «Троицы».
— Острог на реке был?
— Конечно. На яру. И ничего не сохранилось. В километре от берега Тасеевский луг начинается. Вся память об остроге. Луг этот — и не луг вовсе. Кус тайги, первыми служилыми людьми под хлебную пашню взятый.
«Значит, волка убили на территории прежнего острога», — отметил про себя Шатохин.
Решение разрубить на части ценнейшую, но «габаритную» икону налетчики приняли, надо думать, одновременно с решением избавиться до лучших времен от основной поклажи. Значит, награбленное в отшельнических домиках схоронено поблизости от места, где валялся отщепок от иконы? Отрезок, ограниченный домом Василия и остяцкими, Пыжинскими, юртами. Здесь более или менее сухая площадка, в диаметре всего пять-шесть километров. Но даже и на этой площадке пригодных для тайников точек немного. Так что тщательный поиск, пожалуй, мог бы увенчаться успехом.
Возможно, в первые после совершения налетов дни считалось бы крупной удачей отыскать тайник. Но не сейчас. Разговоры вокруг ограбления староверов поутихли, личности налетчиков известны, и они должны вскоре объявиться за своей добычей.
Находка участкового инспектора теперь, при изменившихся обстоятельствах, была очень своевременной. Оперативникам не было нужды гадать, где в тайге спрятан груз, координаты обозначались довольно точно: неподалеку от Пыжинских юрт и от избы Василия.
Невозможно предусмотреть, как будут складываться события, пусть столичные гастролеры приедут в крайцентр, там яснее будет, но обязательно нужно им дать возможность забрать из тайника иконы. А наиболее важные для оперативников точки — Пышкино-Троицкое, Куролиио, Ореховый Мыс, Тасеевский луг.
— Сушь сейчас, товарищ полковник. Лесоавиаохрана летает. Нужно договориться, чтобы в том районе не кружили, — высказал предложение Шатохин.
— Добро, — Пушных сделал пометку на листке. — Еще?
— Транспорт нужен. Вездеход, — Хромов привстал.
— Это само собой. По-моему, пока вам не отказывали. Вот где поставить его?
— В Уртамовке, Или ближе к Тасеевскому лугу.
— Лучше в Уртамовке. Или около села…
Тем временем, когда в кабинете начальника краевого уголовного розыска проходило оперативнее совещание, в московском аэропорту «Домодедово» заканчивалась регистрация билетов на самолет, вылетающий в краевой центр. Известно было, что в Сибирь отправляется лишь один из участников ограбления скитов — Ефим Игольников. Напарники — Кортунов и Могнолин — остаются, но их места в «ТУ-154» займут, составят компанию архитектору Союзкурортпроекта некие Мустафин и Середец.
— Сколько же их всего! — сказал следователь Тиунов, когда полковник объявил об этом.
— Мафия настоящая. — Лейтенант Хромов хлопнул рукой об руку.
— Не знаю, как насчет мафии, но солидная компанийка…
Пушных рассказал: в абонентский ящик № 1742 на имя Тандетникова поступило еще одно письмо, теперь из Казани. А вечером того же дня взломали ящик, забрали письмо. Забрал приезжий из столицы Татарии. Похоже, сам автор письма. С большим запозданием узнал, что Тандетникова нет в живых, и поспешил явиться за своим посланием. Казанец, в отличие от архангельского старого приятеля Тандетникова, был краток: вложить пятьдесят-сто рублей в искусство он не против.
— Настоящая мафия, — повторил Хромов.
— Может, майору вообще не стоит принимать участие в захвате? — сказал Тиунов.
— Почему? Фотограф не прилетает, — возразил Шатохин.
— Да, но вы уверены, майор, что Игольников не видел вас вместе с Кортуновым? — Тиунов взял со стола снимок архитектора. — Или не знаком заочно, по фотографии, как вы — с ним?
— Уверен. Кортунову выгодно иметь своего покупателя, не афишировать его.
— Даже если не так, — вмешался полковник, — не вижу причин выводить Шатохина из операции. Встречи лицом к лицу в любом случае нужно избегать.
— До определенного момента.
— Разумеется.
7
Роман, он же архитектор Союзкурортпроекта Ефим Игольников, и два его приятеля Мустафин и Середец, сведения о которых пока исчерпывались тем, что оба прописаны в Мытищах, прибыли в крайцентр в 20.20 по местному времени, а в 00.15 уже покинули город с пассажирским поездом, идущим на север края. Билеты до конечной станции. Семь часов езды. Там — пристань. Успевают на «Метеор», проходящий через Куролино и Ореховый Мыс и отплывающий в 8.00. В одном из этих сел должны покинуть борт. Не исключено, что проделают путь по всей линии «Метеора», до Лосиного Брода, который связан автобусом с Пышкино-Троицким. Но вряд ли. Если и устремятся на Пышкино-Троицкое, то уже забрав все спрятанное в тайге.
Сопровождавший участников второго десанта сотрудник из Москвы передал в аэропорту снимки Середца и Мустафина. Лет им немногим более двадцати, лица у обоих не яркие, не запоминающиеся.
Игольников и компания примчались к пристани на легковой машине частника, когда начиналась посадка, и штурман в рупор предупреждал толпу не имеющих билетов, чтоб не мешали посадке: сколько мест на судне, столько человек уедут, ни одним больше все равно не возьмут. Инструкция предписывает. Итак «Ракету» заменили на более вместительный «Метеор».
Московские гастролеры заметались между билетной кассой на высоком берегу и дебаркадером, где швартовался «Метеор», с тщетными уговорами и посулами. Деньгами сверх стоимости билета северян не удивишь. Едва не любой из толпы остающихся согласен переплатить, лишь бы не торчать здесь, не томиться ожиданием.
— Уехать хочешь? — Небритый мужик в рабочей куртке с ромбом «Спецтехмонтаж» на рукаве бухнул на плечо Игольникову пятерню, дохнул в лицо свежим перегаром. — Бутылку и деньги гони, уедешь. До Оекобы, — назвал спецтехмонтажник последнее на водкой линии село перед Лосиным Бродом.
— Три билета нужно.
— Три бутылки и… — хмельной спецтеххмонтажник лениво оглянулся. — И тридцатку за три билета.
— Спирт пойдет? Ректификат.
— Годится.
Рыскавшие по пристани спутники Игольникова уже стояли тут как тут. По его кивку один из них сунул плоскую литровую фляжку и деньги сиецтехмонтажнику.
Он, прежде чем отдать билеты, отвинтил пробку фляжки, понюхал.
— Порядок. — Фляжка скользнула в боковой карман куртки.
Билеты наконец были у Игольникова. Он и компаньоны заспешили к «Метеору».
После почти шестичасового плавания «специалисты» по староверческим скитам высадились в Ореховом Мысу. В село не входили. Направились в лесок близ пристани — и с концом. Оперативники другого и не ожидали. Все-таки, наверно, стрелял по волку из автомата, прятал его потом Роман — Ефим Игольников. На отрезке: забытый Иветский острог — предместья Орехового Мыса.
