Лин Гамильтон - Гнев Шибальбы

Наша процессия, которая двигалась к семейному склепу дона Эрнана, где его должны были похоронить рядом с женой и предками, походила на праздничное шествие. Смущало только огромное количество полицейских, расставленных по периметру толпы. Один из полицейских, прячась за большой часовней, снимал на видеокамеру людей на кладбище.

Майор Мартинес также появился на кладбище, и я была уверена, что он все это время следит за мной. Хотя, возможно, все это мне нарисовало мое разыгравшееся воображение. Возможно, поразившее меня количество полиции на похоронах было нормой, идеальными условиями для прессы, освещающей событие. Но что же все-таки произошло и как скоро Мартинес задержит преступников, я не знала.

Когда церемония погребения была завершена, у входа на кладбище остановился лоснящийся черный лимузин с затемненными стеклами.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила Шейла, взглядом указав на лимузин. — Я могла бы подвезти вас до гостиницы.

Я поблагодарила ее за любезность, сказала, что я останусь с Ортисами.

Она снова печально улыбнулась.

— Я не лукавила, когда говорила, что надеюсь снова увидеть вас в нашем доме. Я бы хотела познакомить вас с мужем. Может, зайдете к нам на обед в конце недели?

Я задумалась, а часто ли Гомес Ариас обедает дома, но ответила, что с удовольствием приду. В конце концов, он был в моем списке подозреваемых, и мне действительно нужно был с ним встретиться.

Она скользнула в лимузин, и машина уехала.

Близкие друзья дона Эрнана были приглашены в «Каса де лас Буганвильяс» на чай. К моему большому удивлению, среди приглашенных я увидела Антонио Валескеса. Было заметно, что все здесь ему чуждо, кроме собрания книг Сантьяго, которое он просматривал в гостиной.

— Значит, мы с вами являемся… являлись друзьями дона Эрнана, — сказал он, когда я принесла ему чашку чая. Я кивнула. — Может, вы расскажете мне, каким вы его знали, — попросил он.

Шоковое состояние иногда сопровождается излишней разговорчивостью, и я рассказала этому странному маленькому человеку о своей давней дружбе с семейством Ортисов, как благодаря им я познакомилась с доном Эрнаном. Я рассказала ему о своем любимом деле, о том, как я его потеряла, о неудавшемся браке, о звонке, который привел меня на Юкатан, и о кролике, который должен привести меня к разгадке этой тайны. Не раз во время разговора внутренний голос разума спрашивал меня, правильно ли я поступаю и не может ли мой рассказ услышать кто-то еще.

— Теперь ваша очередь, — сказала я, продолжая разговор. Мне больше нечего было ему рассказать, да и голос сел.

— Я живу с матерью, — ни с того ни с сего начал он, — что вы хотите услышать от человека, для которого реальность — книги? — спросил он с ироничной улыбкой. — Моя мать болеет уже три года. Ей требуется очень дорогое лечение, которого я не могу себе позволить. Когда я собирался забрать ее из больницы, так как у меня кончились деньги, я обнаружил, что все счета оплачены.

— Дон Эрнан, — сказала я, наконец, ухватив суть.

— Я долго не догадывался, что это был он. В больнице мне ничего не сказали. Какое-то время я думал, что это сделал Диего Мария Гомес Ариас. У него денег точно бы хватило. Однажды я увидел дона Эрнана в больничном офисе. Я спросил у него напрямую, и с некоторой неохотой он признался. Он попросил меня не беспокоиться и заверил, что проследит, чтобы о моей матери позаботились.

До того момента я относился к нему с некоторым благоговением, как к человеку, до которого мне очень далеко. Он был исполнительным директором музея большую часть того времени, что я работаю здесь библиотекарем. Он мне всегда нравился, к тому же каждый год он отстаивал мой скромный бюджет на приобретение книг, когда наступало время предоставлять смету на следующий год, но сделать такое! Я буду благодарен ему вечно.

Я бы с удовольствием поговорила с Валескесом подольше, но заметила, что многие из приглашенных начали расходиться, поэтому я извинилась и присоединилась к Ортисам. Франческа и Сантьяго выглядели изнуренными, и Иза отвела их домой.

Мы с Изой вымыли посуду, а Мануэла — ее двое маленьких детей бегали в это время по кухне — начала готовиться к ужину, пока Норберто приводил в порядок столовую. В гостиничном бизнесе работа никогда не прекращается, несмотря на убийства и похороны.

— Пора заняться делом, — сказал кто-то по-английски. Конечно, это был Джонатан.

— Давай-ка сам займись делом, хватит копаться в грязи, — ответила я, протягивая ему овощечистку и указывая на гору картофеля.

Он с энтузиазмом принялся чистить картошку, но, когда пришла девушка, которая помогала Франческе и Мануэле на кухне по вечерам, он быстро передал ей свою овощечистку.

— Я пришел назначить дату, — сказал он. — Как насчет ужина и ночного купания?

Мы условились встретиться через три дня, и я проводила его до ступенек выхода. Когда я наклонилась вдохнуть аромат цветов у лестницы, я почувствовала, как он коснулся губами моей шеи. Мы не проронили ни слова. Я смотрела, как он сел в джип и, махнув мне рукой, уехал.

Весь оставшийся вечер я, как могла, помогала Изе и Мануэле, а затем поужинала с ними в кухне. Иза сказала мне, что звонил адвокат дона Эрнана и сообщил, что завтра он ждет всю семью в офисе для оглашения завещания, и что я тоже приглашена.

Поздно вечером, когда я поднималась по ступенькам в свою комнату, Алехандро из-за конторки портье знаком показал, что мне звонят. Я взяла трубку в маленькой гостиной, расположенной позади конторки. Это был Антонио Валескес.

— Я нашел его! Кролика, который пишет. Вы можете встретиться со мной в музее завтра в девять утра? Музей будет закрыт, но я встречу вас у черного входа и впущу.

— Я приду, — сказала я, решив не рассказывать ему о том, что мне не составляло большого труда попасть в музей, если только после двух убийств кто-нибудь не додумался поменять замки.

Старина Антонио Валескес. Нервный маленький человек, который был в большом долгу перед доном Эрнаном. Он, должно быть, отправился прямо в музей из гостиницы и приложил все свои недюжинные исследовательские способности к решению этой проблемы.

Когда я легла, я была совершенно без сил. На этот раз мне приснилось, что я преследую кролика, похожего на кролика из «Алисы в Стране чудес», который ходил на задних лапах.

Я шла за ним по музею. Когда я собиралась схватить его, подо мной разверзлась яма, и я снова провалилась в черноту в окружении голосов.

Я села в постели, разбуженная собственным криком. Прошло некоторое время, прежде чем мне удалось снова заснуть.

Когда я засыпала, я поймала себя на мысли, что молю о том, чтобы Валескес не умер и успел показать мне кролика. Как оказалось, информация о пишущем кролике сокращает продолжительность жизни ее обладателя. Осознав это, я не должна была забывать о том, что это правило распространяется и на меня.

Ок

Одна Смерть, главный Повелитель Шибальбы, горделиво восседает на своем троне, на его лице играет подобие улыбки.

А почему бы ему не улыбаться? Его окружают лысые богини, готовые исполнить любой его каприз. Одна из них преклонила колени у его ног. Другие кружат вокруг.

Ему на забаву два шута, изображающие жрецов, собираются принести в жертву у его трона человека, связанного по рукам и ногам.

А его главные враги, Герои-близнецы? Их нет, они изжарены в печи, их кости обращены в пыль и брошены в реку в преисподней.

Жизнь, или в данном случае смерть, идет своим чередом, как ей и положено.

Но давайте поближе рассмотрим двух шутов-жрецов. Заглянем им под маски, не кажутся ли они вам знакомыми? Вдруг герои не побеждены? Судьба наших душ висит на волоске. Есть ли еще надежда?

Но кто или что находится здесь и записывает этот поворотный момент истории наших богов? Под храмовой площадкой, на которой сидит Одна Смерть, некий летописец старательно выводит историю Героев-близнецов и их странствования по преисподней.

Антонио Валескес, как и обещал, встретил меня у черного входа музея. Его руки дрожали, то ли от страха, то ли от возбуждения, когда он, проверив, запер ли он за нами дверь, повел меня к старому лифту, а оттуда в подвал музея. Мне вдруг подумалось, что, проведя меня в музей подобным образом, он совершил самый отчаянный поступок за всю свою жизнь.

Музей был закрыт, в здании никого не было, кроме, как я предполагала, охранника, который время от времени совершал обходы.

Подобно Оку, собаке, которая еженощно провожает солнце через преисподнюю, Валескес вел меня по лабиринтам коридоров.

Он не включил электричества, полагаясь на слабый дневной свет, который просачивался через несколько маленьких окошек, расположенных на уровне земли, и на аварийное освещение, горевшее в темных коридорах на случай чрезвычайной ситуации.