Светлана Алешина - Шансов выжить нет
Он оглядел нас с Полем ироничным взглядом, покрутил усы.
– Ну что ж? Давайте устроим ему последний приют… Камней здесь хватает… Ничего лучше мы все равно не придумаем…
…Мы положили тело Судакова посередине двора и начали обкладывать камнями от забора. Через полчаса оно было погребено под грудой камней. Теперь, по крайней мере, можно было не опасаться, что его труп станет добычей грифов, уже круживших над ущельем.
Мерзкие, надо признаться, создания. Одна из птиц кружила прямо над нами, и мне удалось рассмотреть ее достаточно подробно… Небольшая голова с крючкообразным клювом, длинная, словно у гуся шея, какой-то совершенно идиотский воротничок из белых перьев, напоминающий жабо, и противный, пронзительно-скрипучий голос, в котором слышались нотки какой-то истерической радости…
Самым неприятным оказалось то, что каменная лестница, по которой мы ночью поднимались на свою скалу, выходила прямо на тот кусок дороги, который лежал теперь на дне пропасти…
Грег, оставив нас с Полем отдыхать после того, как мы натаскали камней для могилы, решил спуститься по лестнице, насколько окажется возможным, и посмотреть, нет ли другого пути…
Мы с Полем сидели молча, прислонившись спинами друг к другу. Разговаривать не было ни малейшего желания. У меня отчаянно болела правая рука, кожа на которой с внутренней стороны оказалась содранной от локтя почти до плеча. И хотя Грег залил мне ее йодом и умело залепил пластырем, любое прикосновение причиняло боль, и мне приходилось постоянно отводить локоть в сторону, держать руку на весу… Мелочь, конечно, по сравнению с тем, что здесь происходило, но о таких мелочах забываешь, только когда ситуация обострена до предела, в остальное же время они причиняют массу неудобств и даже физических страданий… Не могу сказать, что я боюсь боли, но не испытывать же ее постоянно! Я могу терпеть достаточно долго, но не бесконечно… Я сразу же подумала о наркотике, которого у меня осталось совсем немного. Несколько шприц-тюбиков. Если станет совсем уж невмоготу, придется воспользоваться. Я вытащила из кармана-аптечки четыре оставшихся дозы и сунула в нагрудный карман, чтобы не искать в случае необходимости.
Поль не пытался со мной заговорить и вообще выглядел подавленным. Я чувствовала, как слегка шевелится его спина в такт спокойному дыханию, но это был единственный признак, по которому можно было судить, что он еще жив…
Через полчаса вернулся Грег, злой, но возбужденный. Вот в ком не было и тени апатии! Он остановился перед нами с одного бока, потом зашел с другого, посмотрел сначала на меня, сплюнул, потом наклонился к Полю и помахал рукой у него перед глазами.
– Эй, парень! – воскликнул он. – Возвращайся из страны теней на свет Божий… Мы не ангелы, улететь отсюда не сможем, придется спускаться по скалам. Мне показалось, что можно пробраться на запад до соседнего утеса… Плохо только, что этот путь простреливается талибами. Они все удрали на восточную сторону, там, кстати, дорога уцелела… Вертолет, возможно, тоже… Но на запад не пройти, это раз. Там полно талибов – это два. И вертолет может оказаться поврежденным – это три. Пробираться туда не стоит и пытаться. Ставлю вопрос на голосование. Кто за? Я. Остальные – воздержались. Значит, принято… Люблю, когда все заодно и никто не спорит с командиром… Я, например, со своим командиром никогда не спорю.
Грег засмеялся, но мы с Полем его не поддержали. В конце концов, он претендовал на роль лидера, вспомнила я, вот пусть теперь и играет эту роль…
Симпсон, видно, понял, что от нас с Полем сейчас толку мало. Решение придется принимать ему. Мы примем любое решение, кроме самого абсурдного. Ну, например, в пропасть прыгать не станем. Сдаваться талибам – тоже. А что еще остается – только пытаться спуститься… Так что ж тут решение-то принимать, когда оно и так ясно?
Грег, вероятно, тоже сообразил, что в нашем положении и обсуждать нечего. Как в том анекдоте про человека под кокосовой пальмой на необитаемом острове. Сейчас почешем себе затылки, а потом скажем сами себе: «Что думать-то, трясти надо!» И отправимся искать спуск вниз. А там уже – куда тропа выведет…
– Обрушилась только центральная часть нижней дороги, – Грег решил все же ознакомить нас с результатами своей рекогносцировки. – В западной остался небольшой карниз, но на него еще нужно суметь спуститься… Талибы до нас не доберутся, но помешать нам выбраться отсюда смогут. Особенно если у них есть хорошие стрелки, снайперы…
Симпсон замолчал и сказал раздраженно:
– И последнее. От Джури сюда максимум полчаса лёта. Если они раньше не успели сообщить туда о стычке и перестрелке с нами, теперь непременно свяжутся, потому что остались отрезанными от дороги вниз. Им помощь нужна. А заодно и по наши души архангелов вызовут. С вертолета нас здесь теперь из рогатки перестрелять можно… Нам срочно нужно уходить.
Поль вздохнул и тяжело поднялся.
– Хватит языками трепать, – сказал он, хотя кроме Симпсона никто рта не раскрыл. – Пошли…
Я слегка поныла, что у меня болит рука и что никуда я идти не могу, но ни один из них не обратил на меня внимания, и я тоже поднялась. После чего попросила у Грега фляжку, достала несколько таблеток анальгетика, высыпала их себе в рот и запила глотком виски… Грег смотрел на все это совершенно равнодушно, даже не ерничал…
И мы пошли. Сразу же, без всяких сборов и раздумий. Грег впереди, за ним я, последним Поль.
Они, не договариваясь, распределили места, что меня вовсе не удивило. Грег разведал местность, значит, ему идти первым. А меня, когда рядом двое мужчин, не поставишь ни первой, ни последней. Так что же тут рассуждать? Метров на двадцать мы спустились по уцелевшим ступеням лестницы. Ступени шли и дальше, еще метров на десять, объяснил Грег, но потом обрывались прямо в пропасть, и, кроме того, простреливались талибами с другой стороны обрыва, метров с пятидесяти…
Но дальше и не нужно было спускаться. Единственное место, где можно было перебраться на соседний утес, на котором не было никаких построек, находилось именно там, где мы остановились.
Идти предстояло по узенькому карнизу, шириной не более двадцати сантиметров. Следуя изгибам стены, он тянулся с равномерным подъемом в западную сторону, затем сворачивал немного на юг, открывая идущего по нему человека обстрелу талибов, а затем резко сворачивал на запад и скрывался за поворотом.
Грег пообещал, что за этим поворотом мы будем уже в безопасности: карниз там расширяется до метра и хорошо защищен скалой от выстрелов. Теоретически я знала, что опытные спасатели понимают друг друга без слов: сама ситуация диктует и образ действий, и распределение ролей. Тем не менее тому, как слаженно действуют Поль и Грег, нельзя было не восхищаться.
Не сказав друг другу ни слова, они разошлись в разные стороны. Поль спустился по ступеням вниз, а Грег отправился первым по карнизу.
Я тут же поняла, что по-другому и нельзя было обеспечить хоть какую-то возможность удачного перехода через простреливавшееся пространство. Пока идет Грег, его прикрывает Поль выстрелами с лестницы. Потом они вместе прикрывают мой переход на другую сторону расщелины. Последним идет Поль, которого Грег прикрывает с карниза. Хуже всего, конечно, придется Полю. К тому времени, пока до него дойдет очередь, талибы успеют пристреляться к карнизу. К тому же несколько секунд он будет идти вообще без прикрытия, так как окажется на линии огня Грега, и тому придется прекратить перестрелку…
Грег перешел по карнизу практически без проблем. Под выстрелами нужно было пройти всего метров десять. Пять метров он прошел вообще незамеченным. Автомат Поля залаял лишь тогда, когда Грег был уже на середине открытого пространства.
Талибы не сумели даже обстрелять карниз, их внимание отвлек Поль, который, судя по всему, поливал огнем любую цель, появлявшуюся в его секторе стрельбы. Так что они стреляли в основном по Полю.
Грег благополучно скрылся за поворотом, и автомат Поля замолчал.
Нужно было идти мне.
Глава девятнадцатая
Я всегда считала, что не боюсь высоты. Но только на этом карнизе поняла, что такое настоящая высота. Человек не может, например, «представить» себе высоту. Чтобы испытать ощущение высоты, нужно постоять на узком двадцатисантиметровом карнизе над полукилометровой пропастью и хорошо рассмотреть открывающееся тебе во весь горизонт огромное пространство…
Оно открыто тебе только вниз и вдаль, но оно настолько велико, что ты даже не можешь сравнить его с собой, чтобы понять истинный масштаб. Ты оказываешься просто несоизмеримым с этим пространством и начинаешь казаться себе какой-то бесконечно малой величиной, которой можно пренебречь, если рассуждать о вас обоих вместе – о тебе и этом огромном пространстве. Твое существование теряет всякий смысл, когда ты понимаешь… нет, не понимаешь… Когда ты просто чувствуешь, что в мире может быть так много пространства.
