Джеймс Шиан - Приговор

Его звали Пабло Гонсалес. Он был из постоянных посетителей заведения — высокий, крепко сложенный, широколицый, с полными губами и плоским носом. Обычно он устраивался на противоположном конце стойки от того места, где обосновался Хоакин, который время от времени ловил на себе его взгляды. Нельзя сказать, чтобы доброжелательные. В глазах Пабло Хоакин был чужаком, вторгшимся в его берлогу. Но в среду Пабло сам подсел к Хоакину, который любовно держал в руках первую за этот вечер кружку. Поначалу он молчал, но, когда пропустил вторую, язык у него развязался. Оказалось, он с Кубы — в молодости игрок в бейсбол, а теперь болельщик «Дельфинов».

— Какой бы питчер получился из Билли Парсела, — сказал он. Хоакин кивнул: ему тоже нравился квортербек «Дельфинов». — Помяни мое слово, он свое возьмет.

Хоакин снова согласился. Они выпили еще пива и обменялись спортивными историями. И когда спиртное подействовало настолько, что им показалось, что они стали друзьями, Пабло рассказал, как он убежал с Кубы. Это был решающий момент его жизни.

— Мы отплыли безлунной ночью, когда стемнело. Можно подумать, мы собираемся на экскурсию на этой проклятой лодке. А оказалось, что нас сорок человек на судне, рассчитанном максимум на десять! Было холодно, волна высокая. Посудина была дерьмовая — мотор то и дело глох. Я решил, что не доберемся. Перед рассветом нас нагнал шторм, и лодка перевернулась. Мы были в нескольких милях от берега, в скольких именно, я не знал. Схватил прикрепленную к борту покрышку, так же поступили четыре моих товарища. Мы поплыли в ту сторону, куда направлялась лодка. И все время молились. По крайней мере я. — При этих словах Пабло положил ладонь на руку Хоакина: — Вот что я тебе скажу, дружище: я нисколько не сомневался, что той ночью умру. Каждую минуту ждал, что акула откусит мне ногу. Но мы продержались ночь, затем жаркий день под сияющим солнцем и еще одну ночь. На вторую ночь я уже ничего не боялся — ни моря, ни акул… Мы достигли берега на рассвете. Обезвоженные. Обессиленные. Трое. Остальные пропали во тьме. Я думаю о них каждую ночь. Вижу во сне. Вспоминаю каждую черточку их лиц, хотя как следует не рассмотрел, когда они были живы. — Пабло помолчал, словно рассказ снова вытянул из него жизненные силы. Хоакин тоже несколько мгновений безмолвствовал. Он понимал такие вещи. Но теперь настал его черед.

— А нам не надо было пересекать океан, лишь небольшую речушку, но местами предательскую. Я слышал о людях, которые попадали в воронки и, затянутые течением, бесследно исчезали. Мы шли лесом и открытым полем, стараясь миновать стражу, а те охотились на нас, как на диких уток на состязаниях стрелков. Я проскочил, а кое-кто — нет.

Когда он кончил, Пабло сжал его руку. Мужчины долго сидели молча, глядя на свои кружки с пивом.

— Зато теперь живем как боги, — усмехнулся Пабло. — Или, точнее, как нищие.

— Ты прав, — ответил Хоакин. — Но какая альтернатива? Куба? Мексика?

Пабло кивнул и низко уронил голову. Он любил свою страну, но понимал: никогда ему не вернуться домой.

— Да, это лучшее, что мы можем сказать об Америке: какова альтернатива? Но и здесь становится все хуже — повсюду наркотики, преступления. Даже в таком небольшом городишке, как этот.

— Да, я слышал об убийстве, которое произошло здесь несколько недель назад.

— Прямо за углом. — Пабло кивнул в сторону двери. — Молодой девице перерезали горло. Поймал бы и задушил негодяя собственными руками. Ты меня понимаешь?

Хоакин кивнул.

— Слава Богу, преступник попался, — подтолкнул он к разговору собеседника. Но Пабло и без этого несло:

— Ни черта не попался! Идиотам слабо схватить настоящего преступника, так они засадили мальчишку, потому что у того не в порядке с головой.

— Как это? — Хоакин постарался изобразить на лице удивление. Ему было неприятно играть с Пабло в такие игры, но он убедил себя, что они преследуют одну и ту же цель.

— А вот так! — повысил голос собеседник. — Упрятали за решетку умственно отсталого — ну, не совсем отсталого, скорее, тормозного… Симпатичный парень — Мухи не обидит. Работал в магазине повседневных товаров в этом же квартале. Явились наши умники, забрали бедолагу и, наверное, обрабатывали до тех пор, пока он не признался. А настоящий убийца тем временем дал деру.

— А кто настоящий? — задал естественный вопрос Хоакин.

Пабло посмотрел на него, оглянулся вокруг и, решив, что, раз он начал, надо заканчивать, склонился ближе и прошептал:

— Малый по имени Джеронимо. Зовут, как того индейского вождя…

— И никакой фамилии? — поинтересовался Хоакин.

— Ничего об этом не знаю.

— А почему ты думаешь, что это он? — Хоакин не хотел, чтобы его слова прозвучали как вопрос полицейского, но, с другой стороны, не мог упустить вернейшую и, возможно, единственную ниточку к раскрытию преступления. Он заказал еще две кружки пива и достал из заднего кармана небольшую фляжку из нержавеющей стали. — Примешь?

Пабло улыбнулся. Хоакин ему понравился. Он сделал большой глоток из фляжки, запил пивом, вытер ладонью рот и продолжил рассказ:

— Я знаю одного парня по имени Рей. Он живет на Мерсер-стрит и целыми вечерами просиживает на крыльце, пьет пиво со своим приятелем. Так вот, он сказал, что этот Джеронимо постоянно ходил мимо и пил на халяву их пиво. — Пабло склонился еще ниже и заговорщически прошептал: — Он был там и в ночь преступления.

Хоакин решил, что его новому товарищу, чтобы добраться до конца истории, пора подкрепиться, и подал ему фляжку. Пабло сделал новый большой глоток.

— Ясно, что этот Джеронимо спал с убитой. Ее звали Люси. И если честно, девица была еще той стервой. Но и парень из магазина тоже в тот вечер был в ее доме. Рей и его товарищ видели, как он вошел туда, а затем ковылял в обратном направлении и его стошнило на чьем-то газоне. Рей сказал, что Джеронимо порядком разозлился, когда узнал, что малыш заходил к Люси, и бросился прямиком к ее дому. Они не видели, как он вошел в дверь, — мешали дома или что-то еще. Но парни не сомневаются, что это сделал он. Он исчез сразу после убийства. И оба говорят, что он крутой тип, с которым лучше не связываться. Всегда носил с собой нож.

Хоакин тоже пригубил из фляжки.

— Они рассказали об этом полиции?

— Только упомянули, что он ошивался поблизости.

— Почему?

— Видишь ли, в этой стране полиции говорят не больше того, что от них требуют. Парни испугались, что Джеронимо отомстит. Они же не представляли, что здешние идиоты выдвинут обвинение против невиновного.

— И что теперь? Джеронимо скрылся. А невиновный за решеткой?

— Парни перетрусили. Они могли бы указать на Джеронимо, и он это знал. Вот и дали отсюда деру — вон из страны. Рей приехал из Гватемалы, а сейчас вернулся обратно. А другой, я точно не знаю, кажется, никарагуанец. Не думаю, чтобы их удалось найти. — Он потянулся за фляжкой, влил виски себе в пиво и осушил кружку. Черты его лица разгладились. Но Хоакин еще не закончил.

— А почему ты не сообщил полиции обо всем, что знаешь? — спросил он.

— Я? Пропойца-кубинец? — искренне удивился Пабло. — Ты что, в самом деле считаешь, что меня бы стали слушать?

— А почему этот Рей тебе все рассказал? — Теперь он говорил как настоящий полицейский, но Пабло уже так набрался, что ничего не замечал.

— Мы дружим с его отцом. Парня жгло изнутри, словно горячим дегтем, — не терпелось кому-нибудь выложить. А я рассказал тебе. И точка. Надеюсь, что он далеко и его никто не найдет.

На этом разговор закончился. Хоакин заказал еще по кружке, и оба сидели и тянули пиво в молчании. Хоакин понимал, что его подпольная деятельность в этот вечер закончилась.

Он решил задержаться в городке еще на день — поговорить с Пилар и в последний раз прочесать округу.

И в восемь часов на следующее утро оказался в доме Пилар Родригес.

— Меня зовут Хоакин Санчес, мэм. Я частный детектив. — Он показал ей свое удостоверение. — Расследую убийство Люси Очоа.

— Вы работаете на Элену? — с интересом спросила женщина. Ей было лет шестьдесят, лицо морщинистое, но фигура еще крепкая, плотная.

— Да, на ее адвоката.

— В таком случае сообщите Элене или ее адвокату, что я не в состоянии опознать Руди. Я заявила об этом полиции. Передайте Элене, что я не намерена его опознавать. А в тот вечер просто ляпнула что не надо. Я хотела сама ей об этом сказать, но не представилось случая.

Хоакин еще немного поболтал и стал потихоньку пятиться к двери, но Пилар говорила словно заведенный автомат, который, раз начал работать, невозможно выключить.

— Вы слышали, ее уволили? Бедняга! Вышвырнули из отеля, и все дела. Никакого уважения! Обращаются с человеком как с собакой, хотя она вкалывала на них, только что руки до костей не стерла! Я-то уж знаю. А теперь устроилась официанткой в Силвер-Крике в пяти милях отсюда. Живет в развалюхе через квартал отсюда. Давно надо было ее навестить.