Филлис Джеймс - Изощренное убийство
Значит, доктор Бейгли знал о матери сестры Болем. Но тогда, вероятнее всего, об этом знало большинство сотрудников клиники.
Дэлглиш задал последний вопрос:
— Вы сказали, доктор, что были одни в гардеробе для медперсонала с шести пятнадцати до без двадцати семь. Что именно вы там делали?
— Сходил в туалет. Помыл руки. Выкурил сигарету. Подумал.
— И это все, чем вы занимались в течение двадцати пяти минут?
— Да, все, суперинтендант.
Доктор Бейгли был никудышный лжец. Колебался он всего мгновение; цвет лица остался прежним; пальцы, державшие сигарету, почти не дрожали. Однако он чуть-чуть переусердствовал с равнодушием в голосе и чуть-чуть переиграл, изображая безразличие. И ему явно с большим трудом удалось заставить себя встретиться с Дэлглишем взглядом. Он был слишком умен, чтобы сказать что-то лишнее, но продолжал упрямо смотреть в глаза детективу, словно желая заставить его повторить вопрос и собираясь с духом, чтобы ответить.
— Спасибо, доктор, — спокойно произнес Дэлглиш. — Пока это все.
Глава 3
Так все и продолжалось: опрос пациентов, скрупулезная запись показаний, беспристрастная фиксация мимики и жестов подозреваемых с целью выявить хоть какие-то признаки страха, напряженную реакцию и попытки сменить тему разговора.
Фредерика Саксон последовала за доктором Бейгли. Дэлглиш заметил, что, встретившись на пороге, они старались не смотреть друг другу в глаза. Фредерика Саксон оказалась неброско одетой темноволосой энергичной женщиной двадцати девяти лет, от которой нельзя было добиться ничего, кроме коротких, но честных ответов на поставленные вопросы. Казалось, она получала некое извращенное удовольствие, говоря о том, что в одиночестве решала психологический тест у себя в кабинете с шести до семи вечера и не могла обеспечить алиби ни самой себе, ни кому-либо другому. Разговор с Фредерикой Саксон не принес ни пользы, ни новых сведений, но Дэлглиш не стал делать поспешных выводов о том, будто ей и правда ничего не известно.
Следующая свидетельница вела себя совершенно иначе. Мисс Рут Кеттл, очевидно, решила, что убийство нисколько ее не касается, и отвечала на вопросы Дэлглиша хотя и охотно, но с некоторым безразличием. Это позволяло сделать предположение, что ее мысли заняты более сложными проблемами. Набор слов, выражающих ужас и удивление, весьма ограничен, и персонал клиники использовал большинство из них в течение этого вечера. Мисс Кеттл отреагировала немного по-другому. Она высказала свое мнение о том, что убийство было особенным… и в самом деле очень странным. Она сидела, уставившись на Дэлглиша прищуренными глазами через толстые стекла очков в легком недоумении, будто она действительно находила случившееся странным, но не настолько странным, чтобы так долго это обсуждать. Но по крайней мере два факта, которыми она поделилась с ним, стоили внимания. Дэлглишу оставалось лишь надеяться, что им можно было верить.
Она не говорила ничего конкретного о своих передвижениях тем вечером, но благодаря своей настойчивости Дэлглишу удалось выяснить, что она беседовала с женой одного из пациентов отделения ЭШТ до тех пор, пока часы не показали без двадцати шесть, когда позвонила старшая сестра и сказала, что пациента можно забрать домой. Мисс Кеттл спустилась с посетительницей вниз, попрощалась с ней в холле и отправилась в архив, чтобы взять кое-какие документы. В помещении царил полный порядок, и она заперла за собой дверь, когда уходила. Несмотря на неуверенность, с которой мисс Кеттл говорила о том, что делала в течение вечера, насчет этого отрезка времени она не сомневалась. В любом случае, подумал Дэлглиш, это можно уточнить у старшей сестры Эмброуз. Второе существенное замечание было более расплывчатым, и мисс Кеттл высказала его с очевидным равнодушием, словно не осознавая всю его важность. Примерно через полчаса после возвращения в свой кабинет на третьем этаже она слышала, как прогрохотал служебный лифт, а этот звук нельзя было перепутать ни с каким другим.
Дэлглиш почувствовал себя усталым. Несмотря на то что в здании работало центральное отопление, его бил озноб и он ощущал знакомое недомогание, обычно предшествующее приступу невралгии. Правая сторона лица уже онемела и словно отяжелела, начались периодические острые покалывания где-то за глазным яблоком. Но его последний свидетель все еще был здесь.
Миссис Босток, старший медицинский стенограф, оказалась далеко не так терпелива, как все доктора. Она была недовольна, что ее заставили ждать, и ее гнев, как холодный ветер, ворвался в кабинет вместе с ней. Она села, не произнеся ни слова, скрестила длинные и поразительно стройные ноги и устремила на Дэлглиша свои блеклые глаза, в которых явно читалась неприязнь. Ее прическа выглядела необычно. Длинные волосы, отливающие золотом, были уложены причудливыми колечками над бледным дерзким лицом с острым носом. Длинная шея, горделивая осанка, яркие волосы и немного навыкате глаза придавали ей сходство с экзотической птицей. Дэлглишу с трудом удалось скрыть изумление, когда он увидел кисти ее рук. Они были огромными, красными и костлявыми, как у мясника, казалось, будто их кто-то неумело пришил к тонким запястьям. Они были почти уродливыми. Она не прятала рук, ее ногти были коротко подстрижены и не накрашены. Она обладала хорошей фигурой и была красиво и дорого одета. Эта женщина знает, как нужно подчеркивать достоинства и скрывать недостатки; возможно, она и живет по этому принципу, подумал Дэлглиш.
Миссис Босток рассказала, что делала с шести часов вечера, кратко и без особого неудовольствия. В последний раз она видела мисс Болем в шесть часов, когда, как обычно, принесла почту на подпись заведующей. Там было всего пять писем. По большей части корреспонденция состояла из медицинских отчетов и посланий терапевтам от психиатров, и мисс Болем, естественно, не имела к ним никакого отношения. Вся исходящая почта регистрировалась в почтовом журнале миссис Босток или мисс Придди, а потом забиралась Нейглом и опускалась в почтовый ящик до выемки писем в шесть тридцать. Мисс Болем выглядела как обычно в шесть вечера. Она надписала свои письма, и миссис Босток вернулась в общий кабинет, передала их вместе с врачебной корреспонденцией мисс Придди и ушла наверх, чтобы сделать запись материалов доктора Этриджа в последний час рабочего дня. Это было нечто само собой разумеющееся — в пятницу вечером она посвящала один час доктору Этриджу, помогая ему в работе над научным проектом.
Почти все это время, за исключением пары моментов, она была вместе с главным врачом. Примерно в семь часов позвонила старшая сестра и сообщила о смерти мисс Болем. Покинув кабинет, она и доктор Этридж встретили мисс Саксон, которая собиралась уходить. Она спустилась в подвал вместе с главным врачом. Миссис Босток по просьбе доктора Этриджа отправилась к парадному входу, желая удостовериться, что Калли строго следует полученным указаниям и никого не выпускает из здания. Она оставалась с Калли, до тех пор пока не вернулась группа из подвала, и все они, за исключением двух дежурных, собрались в приемной в ожидании приезда полиции.
— Вы сказали, что почти все время начиная с шести часов находились рядом с доктором Этриджем. Чем вы занимались?
— Работали, естественно. — Миссис Босток удалось дать Дэлглишу понять, что, по ее мнению, вопрос был и глупым, и несколько пошлым. — Доктор Этридж проводит исследование по лечению женщин-близнецов, больных шизофренией, методом психоанализа. Как я уже упоминала, мы давно договорились, что я буду помогать ему в течение часа вечером в пятницу. Этого совсем недостаточно при его объемах работы, но мисс Болем решила, что этот проект, строго говоря, не имеет отношения к клинике и что доктор Этридж должен заниматься им у себя в кабинете, привлекая личного секретаря. Разумеется, это невозможно. Все материалы, включая пленки, находятся здесь. У меня широкий круг обязанностей. Какую-то часть времени я занимаюсь записями на пленку. Иногда работаю в маленьком кабинете, печатая текст с пленки. Иногда проверяю что-нибудь в справочных изданиях из служебной библиотеки.
— А что вы делали этим вечером?
— Вела запись на пленку в течение тридцати минут. Потом пошла в соседний кабинет и напечатала текст, записанный на эту пленку. Доктор Этридж позвонил и позвал меня к себе примерно без десяти семь. Мы работали вместе, когда зазвонил телефон.
— Из чего можно сделать вывод, что вы с доктором Этриджем занимались записью материалов до шести часов тридцати пяти минут.
— Полагаю, да.
— И все это время вы находились в одном помещении.
— Думаю, доктор Этридж вышел на минуту или около того, чтобы свериться со справочником.
— А откуда у вас эта неуверенность, миссис Босток? Он либо выходил, либо нет.
