Магдален Нэб - Фамильные ценности
Франческо Салис находится в розыске, а его уголовное прошлое зафиксировано в досье, но не потому, что он, как Пудду, сбежал во время условного освобождения. Он отбыл свой тюремный срок — успел даже за эти годы поседеть — и, как сказал Бини, с тех пор не фотографировался: больше его так и не смогли поймать. Сейчас Салис разыскивается за убийство мальчика-пастуха.
Когда инспектор приехал в деревню, то обнаружил, что Маэстренжело уже трясет от гнева. Опрос ничего не дал следствию. В этих местах ведь как: задень одну семью — и целый клан обернется против тебя. А тут задели не одну семью. Капитан чувствовал ответственность за то, что ситуация вышла из-под контроля, а он так работать не привык.
— Если бы у меня было достаточно людей…
У инспектора имелись две новости — плохая и хорошая. Плохая — эти семьи были потревожены напрасно. Хорошая — расследованию пока не повредили. Как сейчас понимал инспектор, след Салиса явно был ложным, однако эти добросовестные поиски и опросы усыпят бдительность истинных преступников и выведут из себя Салиса, который, если карабинеры сумеют с ним связаться, наверняка будет разъярен настолько, что захочет помочь им поймать врага, который его подставил.
Они вернулись в деревню и зашли к Бини. На этот раз он не рассказывал капитану анекдоты, зато пожаловался, как ему тяжело после того, что произошло, продолжать жить рядом с этими людьми. Капитан весьма разумно заметил: чем быстрее все закончится, тем лучше для него, Бини, и попросил подробно рассказать об убийстве мальчика-пастуха. Бини сообщил то, чего не найти ни в одном официальном документе: что за человек Салис и какие он мог иметь мотивы.
В то время когда Салис находился в тюрьме, о стаде сначала заботился его двоюродный брат, который позднее вернулся на Сардинию, где унаследовал после смерти матери небольшой клочок земли. Его место занял племянник Салиса, Антонио Варджу, подросток, только что приехавший, как он говорил, «на континент». Он какое-то время не вызывал никаких нареканий и ничем не привлекал к себе внимания, однако вскоре жена Франческо заметила, что мальчик небрежно относится к работе, потом ей сказали, что его видели в деревенском баре в компании членов конкурирующего клана. Мальчик пристрастился к героину, что старался скрыть от своей семьи. Героином его снабжали люди Пудду, а расплачивался он овцами из отары Франческо.
Украденные овцы хотя и имели клеймо, пропадали бесследно, разве что иногда их обнаруживали в ходе поисков жертв похищения. Обычно же их уводили далеко от дома по тропе между Болоньей и Римом, туда, где установить их принадлежность было почти невозможно.
Клан Салиса решил наказать мальчишку и его поставщиков, но все закончилось обыкновенной дракой в деревенском баре, овцы же продолжали пропадать. К тому времени как Салис освободился из тюрьмы, он уже обо всем знал. Вернувшись домой, он поел, поспал, проснулся туманным утром, снял со стены за дверью винтовку и приставил ее к сердцу предателя, который спал в овчарне. Но пастушок был молод и проворен, и страх заставлял его быть настороже даже во сне. Первый выстрел ударил его в плечо в тот момент, когда он откатился прочь и вскочил на ноги. Он выбежал во двор, надеясь удрать на мопеде. Следующий выстрел срикошетил от мопеда, и, пока мальчишка пытался вернуть к жизни заглохший мотор, Салис успел перезарядить винтовку и дважды выстрелил парню между лопаток.
Еще до того как полностью рассвело, он перевез тело через горы в багажнике старой машины без крыши и выгрузил его на земле враждебного клана. Недавняя поножовщина в баре насторожила Бини. Он понимал, что добром дело с мальчишкой не кончится, и был твердо намерен арестовать Салиса. Бини обнаружил во дворе лужу крови и мопед. Жена Салиса хранила молчание. Сам Салис сбежал, и с тех пор его никто не видел. Жена Франческо не одобряла похищения людей, но на этот раз она явно не была серьезно обеспокоена. Когда в доме появились Бини и инспектор, ее испугало только одно: если в результате поисков похищенной женщины ее муж будет обнаружен, его обвинят в убийстве мальчика. Поэтому она и закрылась, как моллюск в раковине, когда инспектор упомянул о собаке.
— У вас есть доказательства вины Салиса? — спросил капитан. — Я говорю о конкретных доказательствах, а не о луже крови.
— И крови-то нет, — ответил Бини. — Это было в августе. Еще до того как полиция добралась сюда, случилась буря. Потоки дождя переполнили все канавы и ручьи, все затопило. Нет никакой крови. Все, что у меня есть, — вернее, чего нет! — это собака. Ее отсутствие поразило меня, как и Гварначчу, когда я пошел поговорить с женой Салиса на следующий день после убийства. Овцы в загоне и пустая конура. У пастуха должна быть собака. Я спросил ее: «Где собака?» — и она ответила: «Умерла». Если верить ей, муж пристрелил собаку, потому что она заболела. Я спросил, где ее зарыли. Она показала, и я ее выкопал. Сделали вскрытие. Да, собаку застрелили, но она не была больна. И оружие использовали то же, что при убийстве мальчика. Понимаете, это была пуля, отрикошетившая от мопеда. У меня есть улика. Собака все еще в холодильнике Института судебной медицины.
— Уверен, он знал, что ты найдешь собаку, — сказал капитан.
— Конечно знал, — подтвердил Бини. — Он и лужу крови не попытался хоть как-то замаскировать, она исчезла только в результате налетевшей бури. Салис — бандит старой школы, вы должны это понять. Он посчитал, что имеет право сделать то, что сделал, и не видел никаких причин это скрывать. Он подбросил тело на землю клана Пудду потому, что племянник его предал. Он скорее умрет в горах, чем позволит предательству остаться безнаказанными. Я его знаю. Он гордый и поступает по своим законам.
Капитан удержался от замечания, что Бини должен был рассказать им эту историю раньше. Едва ли это было справедливо. Никто не сообщил Бини, что помимо Салиса у карабинеров имелся и второй подозреваемый в деле о похищении графини и что этот подозреваемый — глава соперничающего клана Джузеппе Пудду, который за год до этого сбежал во время условного освобождения.
— А Пудду? Что вы о нем знаете? — Это было все, что капитан сказал.
— У них много общего с Салисом, это понятно. Но мне кажется, Пудду связан с самыми разными людьми, с тосканцами, ростовщиками, даже с мафией. Пудду давно забыл, что он с Сардинии. После сегодняшнего опроса он, наверное, будет считать, что успешно пускает нам пыль в глаза. Вам надо спросить Франческо Салиса, что он думает о Пудду, но от себя скажу: его следует посадить пожизненно. Мне кажется, такие люди без труда выходят досрочно, отсидев лишь половину срока. Они уже в тюрьме планируют следующее дело и исчезают, едва выйдя за дверь, а мы остаемся с очередным делом о похищении на руках.
— Похоже, вы правы, — заметил капитан.
К концу дня инспектор отправился назад во Флоренцию, оставив капитана сворачивать поиски на территории Салиса и объяснять развитие событий прокурору.
Столько изменений в расследовании из-за пустой конуры! Но одна мертвая собака, лежащая в холодильнике Института судебной медицины, еще не означала раскрытие преступления, а «день собаки», как назвал его инспектор, оказывается, еще не закончился. Гварначча нанес ставший привычным визит в палаццо Брунамонти около семи вечера и обнаружил, что Леонардо и Патрик Хайнс — слава богу, без детектива — сидят на белом диване, склонившись над чем-то стоящим между ними на полу. Рыдающая сильнее, чем обычно, служанка Сильвия впустила инспектора и исчезла.
— Она вернулась домой, — подняв сияющие глаза, сказал Леонардо. — Тесси…
На полу между мужчинами стояла корзина. В ней лежала совершенно обессиленная маленькая золотистая собачка. Леонардо осторожно смывал запекшуюся кровь с ее мордочки и поил ее из пипетки. Лапки собаки были забинтованы. Она была слишком слаба, чтобы поднять голову или даже открыть рот, но, когда она ощущала капли холодной воды на пересохшем языке, ее крошечный хвостик делал слабое усилие повилять в знак благодарности.
— На ней живого места нет, — сказал Патрик Хайнс. — Одному богу известно, как ей удалось доползти до дома. По ступенькам она подняться не смогла, пыталась добраться до фонтана. Она не пила много дней, не говоря уж о еде. Когда я пришел, то увидел, что вокруг нее собрались работники мастерской. Они принесли ее сюда на тряпке. Думаю, у нее все кости переломаны, а подушечки на лапах стерты до крови.
Инспектор стоял, глядя вниз на маленький комок шерсти и костей. Бессильное тельце и сила духа, заставляющая помахивать хвостиком. Она казалась такой хрупкой, такой измученной болью, что он не решился погладить ее своей большой неловкой рукой. Он смог лишь спросить:
— Может, ветеринара?
— Она слишком слаба, — отказался Леонардо. — Ей нужна вода, покой и ночной отдых, перед тем как ее обследуют и сделают рентген. Сейчас это ее добьет. Я уверен, что она выживет. Она должна жить!
