Марина Серова - Охота на ведьму
Мы усадили отморозка под ржавой дверью, прислонили к ней спиной, погрохали в нее ногами и, добившись потока матерщины с той стороны, рассказали ушибленному, каким путем можно добраться до его начальника. Убедившись, что до него дошло и что он все хорошо понял, переключились на самого Байдука. Не то чтобы общение с ним мне доставляло удовольствие, но надо же было извлечь какую-то пользу из переделки, в которую мы попали. Впрочем, ничего оригинального я не придумала, но сработать могло.
— Байдук! — заорала я срывающимся голосом. — Вешайся! Вчера в подъезде в меня стреляли, и очень скоро припорола милиция. Салазаров сдал киллера ментам, чтобы утопить концы. Сегодня то же самое он поручил твоим головорезам. Как думаешь, контора скоро пожалует? Байдук, мы на тебя не в обиде, поэтому советую, подхлестни бойца, он здесь, у двери, чтобы к тебе через окно пробрался и выпустил от греха подальше. И сматывайтесь, не медлите, в подвале трупы! Одну машину мы вам оставляем. Ты меня понял?
— Эй, шлюшка! — донеслось из-за двери. — Ты сама, что ли, ментов навести хочешь?
Не откажешь в сообразительности отморозку! Но, как говорится, посеянные семена взойдут!
— Меня саму вчера после того горе-стрелка милиция по городу до утра гоняла, и это — чистая правда!
И, не обращая больше внимания ни на какие звуки за ржавой дверью, мы с Константином покинули это место, поддерживая друг друга под руку.
Четырехдверная «Нива» в заводском дворе дожидалась теперь только нас. И телефонная трубка, панелью вниз, лежала возле рычага передач.
Я перевязала Константину предплечье, использовав для этого кое-что из белья. Глубокая, болезненная, но, к счастью, уже почти не кровоточащая царапина, пропаханная пулей, прошедшей по касательной. То-то, я смотрю, губы у него бледные!
Я же была всего лишь слегка побита, синяками и царапинами отделалась, но верхняя моя одежда была в ужасном состоянии. Показываться на люди в таком виде — чистое безрассудство.
Мы не торопились, привели себя в относительный порядок, посчитали раны и ушибы, оказали друг другу первую помощь — времени прошло достаточно не только для освобождения Байдука, но и для оценки им результатов операции. И мы двинулись в путь.
Выехав на Вишневский тракт, остановились для телефонных переговоров.
Связавшись с дежурным по горотделу, Константин срывающимся от волнения голосом продиктовал координаты театра военных действий и сообщил, что пропавший майор милиции, фотографию которого недавно передали по телевидению, находится там и что в настоящий момент над ним готовится расправа.
Получилось у него это здорово! Мы не успели выкурить и по сигаретке, как мимо нас промчались несколько машин с тревожными маячками над лобовыми стеклами.
Жаль, мои сигаретки с ментолом от кулаков и чужих ног превратились в труху, и курить пришлось дерущую горло Костину «Яву».
Алла Анохина взяла трубку и очень обрадовалась известию, что у меня для нее куча свежих новостей, относящихся к делу Жени Реутовой. Ее даже не смутила просьба подъехать за нами в условленное место и отвезти по указанному адресу. За материалом она готова была гнать машину хоть на край света.
— Едем ко мне, Костя. Ванна, обед и короткий отдых — это я тебе обещаю!
Он улыбнулся все еще бледными губами:
— Как там Наполеон говаривал, — главное — ввязаться, а война план покажет? Ввязались!
На это не возразишь! И не планы нами теперь двигают, а события, уже происшедшие и тянущие за собой последующие. Ситуация требовала действий, которые бы переводили возможное в необходимое. Карма-йога какая-то! Дай бог разумного выбора!
— Что скажут соседи! — охнула я, демонстрируя свои просеченные насквозь рукава.
Глава 8
Алла испытала восторг и ужас от нашего вида и состояния и засыпала вопросами, которые мы в основном проигнорировали.
— Ты добра молодца накорми, напои, в баньке попарь, а потом и спрашивай! — Этой фразой Константину удалось обуздать ее… если не любопытство, то возбужденную несдержанность — это уж точно. Она даже хохотнула, уловив намек на бабу-ягу, которой в сказке и адресовалось это предложение.
— С бабой-ягой — ладно, — продолжал острить Константин, — с ней сладим, но вот с бабой Ритой!
Машину Алла вела аккуратно, соблюдая все правила, и под плавное покачивание колыбели я вздремнула на Костином плече и в полусне слушала, как он обещает Анохиной рассказать в подробностях все, что мы имеем против бабы Риты и про остальных из ее окружения, и про все, что приключилось с нами, но все же после обеда и ванны.
Еще два потрясения пережила Алла — когда мы прямо в прихожей извлекли из карманов пистолеты и объяснили ей, что этот арсенал является насквозь трофейным, и при виде Костиной раны, обмотанной черт знает чем. А когда я взялась за ее обработку и перевязку по всем медицинским правилам, Алла, передернув плечами, сбежала на кухню и в рекордно короткое время приготовила из того, что было, удивительно хороший обед на троих.
Костя уснул в ванне, положив больную руку на ее край, а мы с Аллой, устроившись со всеми возможными удобствами, занялись обработкой переполнявшей меня информации. Я выдала ее всю без утайки, со всеми предпосылками и выводами, а Анохина, по роду своей деятельности дока в вопросах систематизации, руководила мной, как могла, манипулируя блокнотами и диктофоном. Схватилась даже было за видеокамеру, но тут уж я запротестовала, не выдержав такого прессинга, и она сдалась, взяв с меня слово о видеозаписи в будущем.
Впервые Алла, не избалованная сочувствием криминалистов, получала столь исчерпывающий материал, да еще по незавершенному делу. Это волновало ее впечатлением причастности к расследованию, которое она, на правах хорошей знакомой, осмелилась назвать аферой, замешанной на великолепных интригах.
С аферой я согласилась, с интригами — тоже, а вот насчет великолепных… Уж очень побаливали мои синяки и шишки. И Константин, хлебнувший этого великолепия, спал в теплой ванне с огнестрельной раной руки.
Расписку, подписку то есть, я с Анохиной брать не стала, удовлетворилась ее клятвенным заверением хранить все полученное в строжайшей тайне от всех на свете до моего особого распоряжения на этот счет. А когда оно последует, я ей растолковывать не стала, пообещала только, что скоро. В качестве платы за послушание пришлось пообещать ей свое участие в передаче по материалам этого дела, план которой она уже начинала обдумывать.
— Не было ни гроша и вдруг — алтын! — сообщила, одеваясь, и, окрыленная удачей, упорхнула, забыв попрощаться.
Едва она удалилась, как, шлепая босыми ногами, из ванной появился Константин в халате на голое тело.
— Обед, ванна, отдых, — проговорил хрипло, тараща слипающиеся глаза, — по полной программе!
— Мог бы и еще поспать, времени немного есть, — пожалела я, подставляя для поцелуя щеку.
— Может, следует перебраться в спальню? — предложил, обнимая и пытаясь поднять меня на руки, но отступил, сморщившись от боли.
Дорогой мой покалеченный сэнсэй! Я погладила его по обеим щекам сразу и отказалась со вздохом сожаления:
— Времени нет, Костенька! Вечером я тебя и уложу, и ублажу!
— И я тебя, Татьянка, если эта ночка спокойной выдастся!
— Гляди не забудь!
Видели бы сейчас ученички-рукопашнички своего учителя — сонного, со всклокоченными, мокрыми волосами, с трудом двигающего одной рукой, но готового и к любви, и к войне. А к тюрьме?..
Вот до чего доводит дружба с Ведьмой!
— Иди кофейку попей, пока я себя в порядок привожу, — предложила, — там чайник горячий!
— Я и тебе налью! — пообещал и побрел по коридорчику на кухню, слегка приволакивая ногу.
Горчакова пришлось искать, набирая разные телефонные номера, сообщаемые мне различными людьми — сотрудниками его ведомства, и прошло немало времени до момента, когда я услышала наконец в трубке его голос.
— Вы готовы? — осведомился он сразу же, едва поздоровался.
Интересно, к чему?
Я не стала гадать и отвечать на вопрос, а огорошила его просьбой о встрече на нейтральной почве, скажем, в моей машине, на улице. Он мялся с минуту, издавая невразумительные междометия, и решил согласиться, но время назначил — рекордное! Чтобы успеть, нам нужно было скакать, пришпоривая машину. Мы поскакали.
Хорошо, что Константин не из разговорчивых. Трясется сзади, не пытаясь обсудить этот мой ход. Хотя для него он не является неожиданным. Упоминала я как-то, что хорошо бы, набрав достаточно событий, делающих мою версию достоверной, взять да и сбагрить все следователю — с плеч, как говорится, долой. Он еще тогда отнесся к этой идее с недоверием, а теперь высказался напрямую: в тюрьму, Татьянка, загремим. Сказал, что за три неполных дня на нас с ним столько всего навешалось, вплоть до убийств.
