Владимир Константинов - Зверь
- И все же постарайся вспомнить. Это очень важно.
- Да, он говорил, что его пригласили сниматься в фильме.
- Кто пригласил?
- Какой-то московский режиссер, женщина. Да-да, он сказал, что она очень красивая женщина. Я было вызвался посмотреть на съемки, но Игорь не разрешил.
- А о чем был фильм?
- Не знаю, Игорь мне не говорил.
- Когда был этот разговор?
- Дня за два до его исчезновения, где-то в конце мая. Да, именно в конце мая.
- Ты знал кого-нибудь из его любовников?
- Нет, никого.
- В таком случае отчего ты решил, что он тебе изменяет?
- Очень просто. У него появлялись свободные деньги, и немалые.
- Понятно. Каких либо странностей в поведении Игоря перед его изчезновением ты не заметил? Может быть он на кого-то жаловался?
- Нет, ничего этого не было.
Я выключил диктофон. Решил не оформлять показания этого рыжего павиана протоколом. Успеется. Потом вызову в прокуратуру и оформлю.
Эту ночь мне так и не удалось уснуть. Не спалось. Сон бежал от меня, как черт - от ладана. Увиденное и услышанное сегодня не давало покоя. В голову лезли неприятные мысли. Кажется мы дошли до последней черты. Как такое могло случиться, что подросток в четырнадцать лет даже не умеет читать? А дети, чтобы не помереть с голоду, вынуждены торговать своим телом? Бред сумасшедшего! А проблема беспризорности, наркомании? Политики говорят о чем угодно, но только не об этом. На это все наложили молчаливое табу. А ведь именно об этом надо не только говорить, кричать на всех углах, но и принимать срочные меры. Это будущее нации. Если все также продолжиться, то у страны не будет будущего. Можно по разному относиться к советской власти, прежним вождям, ругать их до потери пульса, обвинять во всех смертных грехах. Но лишь одно то, что разоренная гражданской войной, нищенская страна все отдала борьбе с беспрезорностью, накормила, одела детей, дала им кров и образование заслуживает глубочайшего уважения. Многие из бывших беспризорников стали видными учеными, выдающимися инженерами, писателями, музыкантами. А сейчас, когда улицы наших городов буквально запружены блестящими иномарками, когда строятся шикарные, похожие на дворцы, особняки, беломраморные офисы, когда на презинтации и юбилеи тратятся миллионы и миллиарды, когда на экранах телевизоров не смолкает вакханалия веселия, огромное число детей вынуждены ночевать по чердакам и подвалам, пухнуть с голоду и торговать своим телом. Куда мы все катимся, господа хорошие? Что это? Амнезия совести? Не иначе. "Человек - это звучит гордо!" Ха-ха-ха! Как же был неправ классик, как наивен. Человек - это звучит пошло, гнусно и страшно. Только лишь змея пожирает свое потомство. Остальные звери, животные, насекомые его защищают, о нем заботятся. И лишь хомо сапиенс, наделенный разумом, венец творения Космоса, бросает своих детей на произвол судьбы. Абсурд! Нонсенс. И как все это терпит Создатель, Космический рузум? А может быть и нет никого? Все это я напридумывал? Нулевой цикл, последующие уровни жизни - все лишь плод моего воображения? Жизнь - есть способ существования мыслящей энергии. Глупость несусветная! Все здесь зачинается, здесь и заканчивается. Да, но отчего так болит в груди, отчего так ноет? Плоть не может так болеть. Так болит лишь душа. Но во всем есть предел. Человечество его достигло. Ему самому уже не выбраться из тупиковой ситуации. И что же дальше? Дальше - мракобесие и неминуемая гибель. Если все это было задумано Космосом, то я не понимаю такой логики. А может быть человеку и не дано это понять? Не знаю. не знаю. Я уже ничего не знаю, ни в чем не уверен. Но как же больно в груди. Как невыносимо больно! И лишь лежащая на груди голова любимой частично гасила эту боль и вселяла надежду, что не все потеряно, что наступят ещё и светлые времена. Если есть в жизни такие девушки, значит и существует смысл земного бытия. Так хочется верить, что разум в конце-концов возобладает.
Утром я отправился в Новосибирскую транспортную прокуратуру. Старший следователь Ачимов оказался пожилым, невысокого роста, с усталым невыразительным лицом и довольно красноречивым синяком под глазом. И говорил он невыразительно, монотонно, но зато обстоятельно, не упуская малейших подробностей. После его рассказа, я понял, что оба преступления совершены одной и той же группой преступников. Дела необходимо было объеденять. И я отправился к шефу.
Сергей Иванович пытливо взглянул на меня и насмешливо проговорил:
- Что это у тебя, Андрей Петрович, с глазами?
- И что у меня с ними?
- Горят, как пасть дракона. По ночам, коллега, нужно спать, а не заниматься проблемами мироздания. Об этом пусть болит голова у "жирафа", а у нас и своих дел по горло. Верно?
Я всегда поражался способности шефа находить порой ту самую болевую точку, которая главная на текущий момент. Удивительно!
- Да что-то не видно особой активности у "жирафа", - ответил.
- А ты, значит, решил его заметить?
- По мере своих скромных способностей, Сергей Иванович.
Иванов ухмыльнулся, многозначительно покачал головой, как бы говоря "с вами, ребята, не соскучишься". Вслух же сказал:
- Ну-ну. Дерзай. У меня нет принципиальных возражений. Ты за этим и пришел?
- Не только. - И я рассказал все, что мне стало известно.
- Выходит, что интуиция меня не подвела, - в задумчивости проговорил Сергей Иванович. - Дела надо объединять - это ясно. Но это надо решать на уровне двух прокуроров: нашего и Западно-Сибирского траспортного. Пойду согласую этот вопрос с шефом. Но чует мое сердце, что этим делом придется заниматься нам.
Глава тринадцатая: Беркутов. Беседа с "Пухнарем".
Итак значит, Тугрик решил посмеяться над бедными ментами? Построить нам козу? Ба-альшой шутник! Определенно. Однако надо отдать им должное, это они здорово придумали - специально подставиться, чтобы сбить нас со следа. Оргинально, если не сказать больше. Кто же у них там такой головастый? Но ничего, ещё не вечер господа "мокрушники". Хорошо шутит тот, кто шутит последним. Моя шутка выйдет этому громиле Тугрику боком. Определят его в казенный дом теперь уже с постоянной пропиской. Это я обещаю и где-то даже гарантирую. А с ножом-то они здорово лопухнулись. Не такие уж видно они крутые и башковитые. Это и есть начало их конца.
А Шкилет бесследно исчез. У отца его не оказалось. Где теперь его искать? Ума не приложу. Скорее всего Тугрик его убрал, как нежелательного свидетеля. Но его труп пока не найден. Во всяком случае среди зарегистрированных убийств его нет. Может быть посмотреть среди неопознанных трупов? Это мысль. Чем черт не шутит. Надо дать задание ребятам.
А пока мне предстояла встреча со старым корешем Свистуна Мишей Кокаревым по кличке "Пухнарь". Я у него уже был, но застал лишь его жену Нину, усталую и рано увядшую женщину лет тридцати с хвостиком. Узнав кто я такой, она стала сердитой, даже агрессивной, прекрасные ореховые глаза гневно засверкали. На её лице они выглядели, будто пятерка в дневнике двоечника.
- Это ещё зачем он вам понадобился? - зашипела она, как кошка при виде собаки.
- Да так, надо потолковать, - ответил уклончиво.
- Нечего с ним толковать. Он у меня теперь никаких делов с вами не имеет. Он у меня - "дальнобойщик"!
И это - "дальнобойщик" было сказано ею с такой гордостью, словно Миша Пухнарь первым высадился на Марсе.
- А что это такое? Он что, теперь тебя колотит издалека что ли? неудачно пошутил я.
Но она шутки не приняла, стала ещё более сердитой.
- Шофер он на дальние рейсы. Понятно?
- С чем я тебя и поздравляю! Я искренне рад, что твой муж покончил с позорным прошлым. И не будь, Нина, букой, не смотри на меня как Чин Кай Ши на Мао Цзедуна. Я твой союзник и где-то даже друг. А с Мишей я хотел поговорить насчет его старого кореша Свистунова.
- А чё этому козлу от него надо?
- Это козлу, Нина, уже ничего не надо. Прошлой ночью его свели на живодерню, - печально вздохнул я.
- Как это? - не поняла она.
- А так это. Убили его прошлой ночью.
- Туда ему и дорога, - без тени сочувствия проговорила она.
- Ну что ж ты так. О покойниках грешно такое говорить.
- А мне плевать. Там за все отвечу. Этот козел кругами вокруг моего ходил, все уговаривал взяться за старое. Это не грешно?
- И все же, где твой муж?
- В рейсе он. Обещал завтра быть.
Я действительно застал Кокарева дома. Он сидел за кухонным столом и наяривал жирный украинский борщ. Был он небольшого роста, но кряжистый с большими руками-лопатами и простоватым обветренным лицом. Жена уже ввела его в курс случившегося с его корешем. При моем появлении он встал и так жиманул мою руку, что я едва не заорал благим матом от боли.
- Значит, довыступался Свистун, - ни то вопросительно, ни то утвердительно печально проговорил Кокарев.
- Значит, довыступался, - подтвердил я.
- Вот сучий потрох! Ведь говорил же я ему - бросай ты карты и всю эту канитель, давай к нам в автоколонну. Так, видите ли, ему не престижно было вкалывать. А теперь престижно лежать в деревянном костюмчике, да?
