Фридрих Незнанский - По закону «Триады»
Голованов объяснил с улыбкой:
— Филя уже новой волыной обзавелся.
Турецкий расхохотался. На волне хорошего настроения хлопнул по плечу Плетнева и поинтересовался состоянием дел.
— У меня, — Плетнев подчеркнул эти два слова, — все хорошо. — Отвечал подчеркнуто серьезно.
— А как дело Мальцева? — спросил Турецкий из вежливости. — Нашли убийцу?
— Идем по следу, — кивнул Плетнев все в той же серьезной манере.
— Правда? — удивился Турецкий. — А мне казалось, эта бодяга никогда не кончится. И кто же киллер?
Тут сразу же вмешался Голованов, стал выдавливать подчиненных из кабинета:
— Я сам ему расскажу. Всё, валите отсюда! В честь приезда Турецкого объявляю сегодня выходной. Тех, у кого плановые слежки за Дашей и ее контактами, это не касается.
— То есть всех, значит, не касается? — буркнул Филя. — А у кого же тогда выходной? У одного Турецкого?
Турецкий помалкивал, ждал, пока сыщики уйдут. Голованов закрыл дверь и сообщил не без гордости:
— Я тут кое-что узнал все-таки. Черная машина, которая сбила молодую жену Заварзина…
— Ну?
— Это Максакова тачка. «Олдсмобиль» черного цвета, восемьдесят девятого года выпуска.
— В смысле…
— В смысле, что он был за рулем, — перебил Сева. — Бывают же такие совпадения, а?
Турецкий промолчал. За последнее время он начал привыкать к выводу, что хаос выдумали физики, а жизнь — идеальная геометрическая фигура с нерушимыми причинно-следственными связями.
Голованову между тем явно хотелось это обсудить.
— А ты не спросишь, как я получил эту информацию?
— Ну и как?
— Понятия не имею!
— То есть? — поднял брови Турецкий.
— Через сутки после нашего с тобой телефонного разговора по почте пришел конверт, а в нем — результаты экспертизы и протокол ДТП. Максаков был безусловно виновен в гибели девушки.
— И отправитель этого рождественского конверта неизвестен?
— Вот именно. Похоже, у нас появились друзья.
Турецкий скривился:
— Я бы опасался таких друзей. Предпочитаю узнавать все сам.
Сыщики быстро обговорили, как быть с Заварзиным. Порешили на том, что его вместе с родителями под свою опеку возьмут Коля Щербак и Демидыч и, когда Заварзины будут готовы, отвезут их под Калугу. Больше двух оперативников Голованов бросить на это дело не мог — продолжалось расследование убийства Мальцева. Щербак с Демидычем рванули к «Летчику…».
Когда с основным вопросом было покончено, вид у Голованова стал какой-то смущенный.
— Что случилось?
— Понимаешь, Саня, твоя Ирина…
— Что с ней? — привстал Турецкий.
— Она в полном порядке, не переживай. Но я имел с ней неприятный разговор. Вернее, говорила она…
— Не сомневаюсь.
— В общем, она решила, что ты удрал куда-то с любовницей, а я тебя покрываю. Сказала, что ты на нее напраслину возводишь, а сам… Как-то так. И что больше терпеть это не намерена и подает на развод. И чтобы ты не смел домой приезжать.
— Нормально, — присвистнул Турецкий.
Помолчал. Выкурил сигарету.
— А почему она сказала это тебе?
— А я знаю?! — разозлился Голованов. — Думаешь, я в восторге от этой ситуации? Но только это еще не все.
— Ну что еще может быть…
— Меркулов… Константин Дмитрия в больнице.
— Что случилось?!
— Микроинфаркт плюс общее истощение организма. Вот непруха… Нам сейчас так нужна его помощь с этой чеченской историей…
— С этого надо было начинать! — повысил голос Турецкий. — Все хорошо, блин, прекрасная маркиза! В какой больнице? Что вообще случилось?
— Слушай, вы теперь всей семьей намерены на меня орать?! В Бурденко он…
Турецкий только махнул рукой. Позвонил Ирине на работу. Не слушая ее возражений, сразу сказал, что заедет домой взять необходимые вещи.
— Никуда ты не заедешь! Я поменяла замок!
— Значит, я его выломаю.
— Только попробуй!
— Ирка, с ума не сходи. Давай встретимся и спокойно поговорим.
— Мы встретимся только для того, чтобы ты забрал вещи. Я сама тебе их привезу. Дома я тебя видеть не хочу. Мне противно рядом с тобой находиться! О размене квартиры поговорим после.
Большего он так и не добился, но все равно отправился домой, на Фрунзенскую — кто знает, может, насочиняла Ирка про новый замок.
Надо было прослушать кассету из поезда, но в машине у него не было магнитофона, только радио и сиди-проигрыватель. Вот если только дома…
Увы, все оказалось правдой. Новый замок существовал. Прежние отношения, очевидно, уже нет. Поверить в это было мудрено. Столько было зигзагов в его семейной жизни, и всегда все благополучно заканчивалось и даже выравнивалось лучше прежнего, а ведь зачастую он действительно бывал виноват. И вот когда он не то что не изменял жене, а даже не имел времени подумать об этом, получить такую оплеуху! И что самое поразительное, при этом он еще и чувствовал свою вину! Дела… Что женщины с нами делают. В сущности, что хотят, то и делают.
Домой он не попал, но все-таки съездил на Фрунзенскую небесполезно, кое-что сделать удалось…
Ну, ничего. Только бы увидеться с ней, поговорить по-человечески, понять, что к чему.
Со всеми этими событиями он сообразил, что еще не завтракал. В «Глорию» возвращаться не хотелось. Заехал в ближайшую чебуречную и оторвался. Съел три штуки с мясом, два с сыром. Пить не стал, надо было оставаться в форме. Кто знает, какие еще события принесет грядущий день. Что он там, блин, готовит?..
Через три с половиной часа он поехал на встречу с Ириной — она ждала его в кофейне на Тверской. Она уже побывала дома и захватила необходимые вещи — зубную щетку, бритвенные принадлежности, смену белья… А что будет дальше… Кто сейчас мог за это поручиться? Он надеялся на лучшее, но не очень в это верил: Ирина была настроена непримиримо…
А что, если все это — какой-нибудь ее профессиональный психологический фортель? Тест?
Он предложил вместе пообедать, она согласилась только на кофе. Говоря откровенно, рассчитывать было не на что. И прежде не раз случались размолвки на подобной почве, но первый раз она попросила его убраться к чертовой матери. И не просто попросила, а, по сути, уже и выставила… Раньше, правда, дочка была дома… Ночевать в ближайшее время, похоже, придется в «Глории».
Турецкий вертел руль и одновременно говорил по мобильному телефону:
— Ирка, не кипятись, я уже в двух шагах.
— Хотя бы последний раз мог не опаздывать…
Эта фраза резанула, но он сдержался.
— Прости, я задумался и проехал поворот. Я подумал… может, зря мы так резко разбегаемся? Может, надо как-то плавнее?
— Турецкий! Я сейчас брошу здесь пакет с твоими шмотками и просто уйду. А домой ты не вернешься, так и знай. Что еще можно обсуждать?!
— Ладно, не по телефону. Через пару минут буду на месте.
За машиной Турецкого вплотную следовали микроавтобус и «Волга», но он не обращал на них внимания.
…Ирина сидела за столиком у окна. Она в самом деле не шутила и готова была уйти. Рядом на стуле лежал пакет с вещами Турецкого.
— То два шага, то пара минут!
Ирина выключила телефон и положила его на стол. Она взяла чашку и сделала глоток кофе, безразлично поглядывая на улицу. И действительно увидела, как подъехала машина Турецкого. Судя по всему, он искал место, чтобы припарковаться. Но вот какой-то микроавтобус обошел машину Турецкого и блокировал движение. Турецкий был вынужден остановиться. Сзади его машину вплотную подперла «Волга».
Из микроавтобуса выскочили два человека в масках, вытащили Турецкого из салона. Но не тут-то было. Он тут же опрокинул одного на асфальт, другого отправил головой в стекло.
Ирина поднялась на ноги, опрокидывая чашку с кофе на стол…
Из «Волги» выскочило подкрепление — еще двое. Турецкий больше сопротивления не оказывал: он увидел номера машин и понял, что это не бандитский наезд. Общими усилиями его уложили на капот его собственной машины, надели наручники. Обыскали. Забрали пистолет Макарова, который ему было разрешено оставить при выходе в отставку личным приказом министра юстиции.
— Я частный детектив Турецкий! — сказал Александр Борисович. — Посмотрите же документы!..
— Ты-то нам и нужен, — сказал человек в маске.
Турецкого погрузили в микроавтобус. Вслед за микроавтобусом уехали «Волга» и машина Турецкого — один из похитителей сел за руль.
Ирина стояла, изумленно глядя им вслед. От ее движения пакет перевернулся, из него высыпались тапочки, трусы, зубная щетка Турецкого, его любимый кубик Рубика — что с ними теперь делать?!
Чонг
Молодые люди стояли между двумя подсобками и высоким глухим забором. Рядом были навалены доски, стояла пустая бочка из-под краски.
— Аты знаешь, — сказал Чонг Ли, — японцы говорят, что мужчина — дерево, а женщина — птица.
