Анна Данилова - Танцующая на волнах
Превозмогая боль, она поднялась и вышла из комнаты. Стараясь не шуметь, она спустилась по лестнице вниз и, не включая свет в кухне – благо была полная луна и голубоватый свет заливал стены, стол и качающиеся на чуть заметном ветру на подоконнике распахнутого окна цветы в простой стеклянной вазе, – выпила стакан воды.
Неожиданно донесшиеся до нее из глубины сада звуки насторожили ее. Какой-то прерывающийся хруст. Что такое там могло хрустеть? Или это не хруст? Шелест, характерный, сухой и какой-то пергаментный, хотя в то же время похожий на звук тяжело ползущей по земле гигантской, размером с человека, целлофановой гусеницы. Лена закрыла глаза и представила себе эту самую гусеницу. Ей стало страшно. Словно откуда-то из глубины сада потянуло чем-то неотвратимым и в воздухе пронесся тот самый железистый запах, запах одновременно жизни и смерти, запах крови…
Набросив на плечи теплую кофту, Лена вышла на крыльцо. Она старалась двигаться бесшумно, потому что понимала – там, в темном саду, Семен. Он что-то делает… Возможно, прячет свои сокровища, оттаскивая тяжелый мешок с деньгами и драгоценностями куда-нибудь подальше, в кусты, где непременно зароет, спрячет ото всех, даже от нее, от своей единственной любимой женщины, Лены. Ну не сухие же листья он собирает. До вчерашнего вечера он был нормальным.
Она спустилась с крыльца и, осторожно ступая, прошла вдоль дорожки, поднырнула под разросшуюся ветвистую яблоню и вдруг увидела Семена. Залитый лунным светом и поэтому совершенно голубой, с серебристым отливом, он казался пришельцем из космоса. Лена понимала, что он в пижаме, но шелковая пижама сияла при свете луны, переливалась, как скафандр инопланетянина. Так и есть. Он тащил по поляне, заросшей земляникой, мешок. Полиэтиленовый. И никакая это не гусеница. Мешок с долларами. Семен матерился. Тихо, но матерился. Лена хотела его окликнуть, мол, поделись денежками, Буратино ты негодный, поделись, раз любишь, раз готов ради меня на все… Куда тащишь мешок, на Поле Чудес? Хочешь закопать, чтобы назавтра там выросло чудесное денежное дерево?
Голова кружилась, во рту пересохло, подташнивало. «Какой же он укол мне сделал, чтобы я сладко спала? Может, перестарался и вкатил больше положенного или, наоборот, меньше, раз я все-таки проснулась?»
Она решила выйти из-под тени яблони, чтобы Семен увидел ее. Пусть знает, что он в саду не один. Решила так и вышла. Сделала несколько шагов по тропинке, затем наступила на куст земляники и замерла. Среди темнеющих листьев что-то блеснуло. Она наклонилась и подняла с земли очки. Круглые, в золоченой оправе. Где-то она уже видела эти очки. Совсем недавно. У Семена нет таких очков. Он в жизни бы не надел круглые очки. У него другой стиль.
Вспомнив, на ком она видела эти очки, Лена, прижав их к груди, вернулась на тропинку, поднялась на крыльцо и, стараясь не шуметь, скрылась в доме. Разулась там и, босая, бросилась к лестнице, вошла в спальню, разделась и легла под одеяло. Очки она не выпускала из пальцев.
Затем достала телефон и позвонила. Трубку взяли не сразу, все-таки глубокая ночь.
– Слушаю, – голос женский, тревожный, немолодой, с хрипотцой. – Кто это?
– Я могу поговорить с доктором Шостаком?
– Вы кто? – в голосе послышались отчаяние, боль и какая-то безысходность. – Кто это?
– Я его пациентка, – просто ответила Лена.
– Доктора Шостака нет вот уже два дня. Он исчез. – И женщина на другом конце провода разрыдалась. После чего послышались короткие гудки.
Глава 14
Она боялась ночных звонков, как и всякий нормальный человек. Кто может позвонить в такое время? Шехов? Чтобы сказать, что его поймали и теперь обвиняют в убийстве жены, и чтобы она, Женя, помогла ему с адвокатом? Это было бы, пожалуй, самым страшным. Ведь он не станет молчать. Страх парализует его и толкнет на предательство. Хотя разве можно назвать предательством естественное желание человека защитить себя от последствий зла, которого он не совершал? И почему он должен заботиться о ней, Жене, когда только она одна виновата в том, что с ним случилось, ведь это же она втянула его в эту историю, она сделала так, чтобы он увяз в ней по самые уши?..
Рука дрожала, когда она протянула ее, чтобы зажечь лампу. Яркий желтый свет ослепил ее. Маленький серебристый телефон зудел и елозил по поверхности ночного столика, требуя, чтобы на него наконец обратили внимание. На крохотном цветном экране высветилось имя звонившего: Лена. Снова кошмары? На этот раз ночные? Она зажмурилась и взяла трубку.
– Привет, подруга. Это я. Значит, так. Не вздумай бросать трубку. Представь себе, что ничего не было, поняла?
– В-в с-смысле? – заикаясь, спросила Женя. Она узнала этот голос. Звонок с того света. У нее мурашки побежали по коже, когда она представила себе оранжевый спальник с упакованной в нем мертвой Леной с мобильником в полуразложившейся руке.
– Дуэли не было, поняла? Меня не убили, я жива. В спальнике были камни. Я сейчас у Семена на даче… Очень тебя прошу, не грохайся в обморок. Все это – инсценировка. Но мне нужен транспорт, чтобы уехать отсюда. Пожалуйста, прошу тебя, приезжай и забери меня отсюда. Никого не подключай. Шехова тем более. И ничего не говори ему о моем звонке. Встретимся, я тебе сама все объясню. И Саше не звони, не надо. О нем вообще отдельный разговор… Понимаешь, я ранена, это точно, это уже не бутафория, у меня очень болит рана, я думаю, она воспалилась, потому что температура, голова кружится…
– Лена! – заорала в трубку Женя, все еще с трудом веря в услышанное. – Так ты действительно жива?
– Если опоздаешь, то можешь не застать меня живой. Я так думаю, что Семен убил Шостака. Я только что видела его в саду, он волок тяжелый мешок, а на земле я нашла очки Ефима. Я боюсь, понимаешь? Я теперь по-настоящему боюсь этого человека. Все. Я слышу его шаги. Мне не звони. Я сама постараюсь выбраться на дорогу и еще раз перезвонить, встретимся на том самом месте, где была дуэль, поняла? Пожалуйста, не подведи меня. Хотя бы сейчас поступи как настоящая подруга.
И все. Сразу стало очень тихо. Женя бросилась искать одежду. Она искала ее целую вечность. Джинсы, кроссовки, свитер. Она выскочила из дома, села в машину, завела мотор. Руки ее продолжали дрожать. Да, велико было искушение позвонить Владимиру и рассказать о звонке. Как бы он обрадовался, что Ленка жива! Тогда бы и он вздохнул с облегчением… Камни в спальнике! Надо же до такого додуматься!
Ее всю трясло. Мысль о том, что звонок ей приснился, не давала покоя. Она несколько раз вглядывалась в экран включенного телефона, чтобы лишний раз убедиться в том, что звонок все же был, вот же он, номер Лены, она не забудет этот порядок цифр никогда в жизни! Но тогда в чем же смысл этой дуэли? Этого обмана? Понятно, что все это дело рук Семена, но зачем ему было устраивать такой спектакль, и, главное, кто придумал эту дуэль? Неужели тоже он? Значит, Лена была с ним заодно? Непонятно. Если так, то как же получилось, что она ранена по-настоящему? Чертовщина какая-то. Может, ему нужно было убрать Шехова? Может, на его место он собирался поставить другого человека? Но не слишком ли это сложный ход? Куда проще было бы сказать Владимиру все как есть. К тому же если бы Шехова арестовали по подозрению в убийстве жены, то кто знает, как бы он себя повел, а вдруг вместе с собой и с ней, Женей, он притянул бы к этому делу Семена? А почему бы и нет?
Мысли в голове путались. Автомобиль уже вылетел из города и теперь мчался по ночной трассе, обгоняя редкие машины. Женя не представляла себе, как она сейчас встретится с Леной. В темном лесу. С покойницей Леной.
Телефон снова ожил, зашевелился в кармане, загудел, запыхтел. Судорожным движением Женя взяла его в руку.
– Слушаю.
– Это я, – шептала в трубку Лена. – Ты сейчас где?
– Мне еще километров шесть, и я сверну к дачам. А ты где?
– В лесу. Меня всю трясет. Приезжай скорее. Прошу тебя…
В лес Женя въехала, не помня себя от страха. Трясясь по кочкам, отчего свет фар так и метался по стволам сосен и елей, она, стараясь издавать как можно меньше шума, совсем снизила скорость и в тот момент, когда фары выхватили из жуткой голубоватой темноты тоненькую фигурку в белом, резко нажала на тормоз. Машина встала. Женская фигурка бежала навстречу, руками держась за грудь. Да. Именно в том месте была смертельная рана. «Она мертва», – так сказал Семен, когда Лена рухнула после выстрела на землю и он подбежал к ней. «Она мертва, мать вашу…» Он врач, и Женя сразу, безоговорочно поверила ему. Да и у Лены вся грудь была в крови. Пятно расползалось на глазах. Невозможно было не поверить в то, что она мертва. «Я предупреждал, что это закончится кровью, смертью… Что вы теперь намерены делать?»
…Женя зажмурилась и почувствовала, как к ней подбежали и обняли. Это была Лена. Это были ее нервные объятия, ее запах, точнее, запах ее духов. Она была жива. И Женя открыла глаза. Лицо Лены было белым, глаза ввалились.
