Фридрих Незнанский - Убей, укради, предай
Черт побери, я тоже временами кое-что могу предъявить! И все равно ненавижу! Неужели это все, на что я способен?!"
7.10.97
…Я им окончательно надоел. Это должно было когда-то случиться. Зачем двум этим сучкам тщедушный (будем смотреть правде в глаза) сорокапятилетний адвокат? Зачем им плюгавый еврей-очкарик? На кой черт, в конце концов, им нужен его немалый, скажем без ложной скромности, сексуальный опыт? Им с их бабками?! Они легко могут завести себе каждая по штампованному голливудскому аполлону. Хоть по семь штук – на каждый день недели.
И я бы это понял, черт побери, – не вчера родился. Я понимаю, зачем Марина обхаживала Апраксина и Вуда. Кстати, за последние четыре месяца она раз десять была в Европе, чаще всего в России, а может, не десять, а двадцать, я уже сбился со счета, она торчит там безвылазно! Апраксин и Вуд всегда берут ее с собой.
А какого хрена, спрашивается?
Она что, у них главный и единственный эксперт? Или доверенное лицо своего супруга? Сто раз хотел задать ей этот вопрос, но всякий раз трусил. В последний момент меня почему-то охватывал идиотский, непонятный страх до дрожи в коленях. Просто смешно.
Но речь не о том. Не о том, не о том…
Я не могу себе представить, на кой им сдался этот несчастный Стас Шестопал?! Марина с ним познакомилась в одной из своих чертовых поездок по России. И до такой степени запала на это ничтожество, что составила ему протекцию. По крайней мере, так все выглядит со слов Наташи. И вот вам пожалуйста – он уже в Нью-Йорке. Пока на стажировке, но ему прочат должность в представительстве России в МВФ. А теперь и Наташа вокруг него увивается.
Да пошли они обе!"
Опять не повезло! Или повезло? Короче, ничего сенсационного и сверхсекретного. Черный зашвырнул блокнот за диван. Надо признать, господин Басин исписался, читать становится все скучнее и скучнее. Где натурализм, подробности, живые краски и запахи здорового (или нездорового) секса?!
А саке– то кончилось!
Черный потряс перевернутую бутылку, добывая последние капли. Какой идиот додумался разливать его по 360 граммов, почему не по литру? В следующий раз надо будет купить шестилитровый бочонок.
И все– таки любимый напиток подспудно поспособствовал мыслительной деятельности. Черный вспомнил о Чеботареве и понял, что кое-какие идеи в голове уже зародились.
Вообще, в этой стране многое, что может представиться невозможным где-то еще, просто и выполнимо буквально сиюминутно. Конечно, при наличии соответствующего количества денег. Кстати, в основном – довольно небольшого количества. А зачастую при правильном подходе денег и совсем не нужно. Люди здесь хотят верить и верят во что угодно, только не в истинную суть событий и явлений.
А почему так?
Конечно, можно попытаться ответить на этот заковыристый вопрос, и Черный даже как-то пытался, но ни к чему хорошему такие изыски привести не смогут. Да и стоит ли пробовать прошибить лбом километровую броню, в смысле – наплевать на историческую подоплеку происходящего в России испокон веков? Вероятно, человеку разумному вряд ли стоит… Итого, что мы имеем?
Итого, мы имеем «Единение».
Если, скажем, разрекламировать сам факт покушения, показав Чеботарева в роли мученика-подвижника, живущего скромно и бедно, даже аскетично, подвергающего себя лишениям во имя народа, ставящего остальным своим противникам в укор их порочный образ жизни? Мол, за это его и попытались пришить! Но каков наш праведник?! Выжил, отказался от пластической операции – «к чему мне красота, когда людям зарплату не плотют, когда детей бездомных на улицах сколько?».
«Аскет Степан не сыт, не пьян, наполнит россиян карман!» – такой вот псевдославянский рекламный слоган.
Черный покосился на Билла, скептицизм так и пер у него изо всех отверстий. И правильно! Ни фига, не пойдет. Мученичество уже не в моде даже здесь, тем паче от этого так и несет поповщиной…
А вот!
Человек– воин!!! Строгость и мужество. Честность и требовательность. Настойчивость и презрение к невзгодам. Шрамы украшают настоящих мужчин.
Опять, мать его, лажа! Какой, к чертям, воин?! Стоит посчитать его подбородки… Хотя… Масутацу Ойяма тоже не Аполлон, тем не менее мастер, создатель «ке-ку-син-кай».
Нет!!! Этот жидковат.
Вот! Это точно пойдет!
Во всем произошедшем кроется глубочайший смысл. Все было спланировано и выверено заранее с величайшей точностью. Попытка покушения спровоцирована специально – с целью выявить преступные элементы в окружении президента, в правительстве, среди населения вообще. Человек пошел на жертву ради Истины! Поступок, достойный самурая!!! Только при чем здесь самураи? Пожалуй, завтра надо выпить водки. Для проникновения в национальную тональность.
М– да-а… А казалось, идеи стоящие.
– Да и леший с ними! Предложу пока эти варианты – это уж точно лучше, чем ничего. Что скажешь, Билли?
Билл не отозвался. Зато отозвался телефон.
– Привет. – Это оказался Томми.
Ничего не ответив, Черный положил трубку на подлокотник кресла:
– Билл, это тебя! Будешь говорить? – Тишина. – Ты же обещал?!
Из трубки доносились нечленораздельные всхлипывания. Джексон пытался докричаться до внезапно исчезнувшего абонента уже на русском языке. Из которого, впрочем, он знал лишь «Порюфириу» и «уотка».
– Томми, я всегда говорил, что у тебя неважное произношение, – выдал вполголоса Черный. – Алло? – наконец ответил перепуганному (или взбешенному?) издателю.
– Ты что себе позволяешь?! Куда ты исчез? И когда, в конце концов, я увижу твою книгу?! – Томми решил выложить все вопросы махом.
– Ну не волнуйся. – Черный усмехнулся, представив себе физиономию Томми. – Все идет своим чередом. Ты вот что… Знаешь, давай я тебе сам позвоню, когда будет результат. Зачем понапрасну линию занимать и опять же деньги тратить…
Джексон простонал:
– А ты хоть примерно представляешь, сколько я уже потратил?
– Н-ну… – скорчил гримасу Черный. – Томми, все, договорились! Я позвоню. А ты пока расслабься там. Поезжай выпей чего-нибудь, с женщинами пообщайся… Что ты заладил: «работа», «книга»! Никуда она не денется. Все будет о'кей.
– Ты меня сведешь в могилу, – безысходно вздохнул Джексон. – Похороны за твой счет!
– Какие проблемы, старина?! – попытался пошутить Черный.
В трубке квакнуло, щелкнуло. Связь оборвалась.
Захотелось еще выпить, но сил отправляться в магазин не было уже никаких. Черный распотрошил заначку на антресолях, выпил, затем еще и еще… И еще.
Потом с полчаса сидел в молчании и ничего не делал. Даже не думал.
– Хренов янки! Нет, гринго, мать его! Что ты ему объяснишь? И ведь действительно, пожалуй, пора завязывать с писаниной. Иначе точно кто-то из моих героев обидится. Тогда, Билли, мне хана! – Язык уже плохо слушался пиарщика.
Билл, к которому обращался Черный, мирно спал, устроившись опять-таки в книжном шкафу – любил, подлец, всегда быть рядом с музами.
– А если хана мне, тогда и тебе хана. – Черный клевал носом. – А эт-того допустить нельзя! – Пауза, конец которой ознаменовался коротким всхрапыванием. – Н-ни в коем случае нельзя… Д-допустить, в смысле…
Турецкий. 12 сентября, 13.10
В Центральной клинической больнице ждали хорошие новости.
– Чеботарев пришел в сознание, – сразу сказал лечащий врач, не дожидаясь вопроса Турецкого, – сорок минут назад. Уже и президент звонил, справлялся, как он себя чувствует.
– Ну и как Степан Степаныч себя чувствует? – оживился Турецкий. – Заговорил?
– Спросил, что же, собственно, произошло, как он попал к нам и как долго был без сознания.
– Вот черт! Он хоть что-нибудь помнит про взрыв и вообще что происходило девятого и десятого числа?
– Нет, но я полагаю, вспомнит. Может, завтра, может, послезавтра.
– А может, сегодня?
– Вы желаете с ним говорить прямо сейчас? – слегка нахмурился врач. – Непременно? – Впрочем, нахмурился он, кажется, только чтобы сдержать улыбку.
– Да! – У Турецкого руки зачесались, захотелось во что бы то ни стало использовать неожиданно представившуюся возможность. – Это важно чрезвычайно! – Для большей убедительности он подался вперед, приблизился вплотную к лицу доктора и добавил, понизив голос, глядя прямо в глаза: – Будут. Еще. Жертвы. Медлить недопустимо!
– Смерти подобно. – Врач снова усмехнулся, но глаз не отвел. – Да я лично не возражаю.
– Подождите, – спохватился Турецкий, – а что с секретаршей Чеботарева?
– Цветовой? Из реанимации ее перевели в обычную палату, но у нее сложный перелом челюсти и, кроме того, частичная амнезия, вызванная шоком.
Над чем смеялся лечащий врач Чеботарева и почему он так легко разрешил свидание, даже не предупредив, что больного нельзя переутомлять, Турецкий понял буквально через минуту: подступы к отделению интенсивной терапии были блокированы многочисленной охраной. Сущий бред, если учесть, что территория ЦКБ охраняется не хуже чем Кремль. Удостоверение сотрудника Генпрокуратуры не возымело никакого действия.
