Елена Басманова - Тайна серебряной вазы
– А теперь, уважаемый Карл Иваныч, напомните мне, в морге какой больницы пребывает тело мертвого младенца?
– Господин Пановский, – замялся следователь, – это уже не имеет значения...
– Да яснее же выражайтесь, черт возьми, – вспылил опять Пановский, – я сам решу, что имеет значение.
– Вот, взгляните, «Санкт-Петербургские ведомости» напечатали сообщение.
Он ткнул пальцем в малюсенькую блеклую заметочку в несколько строк внизу газетной полосы. Господин Пановский достал очки и прочел вслух:
«Два дня назад труп несчастного младенца мужского пола, подброшенный в рождественскую ночь в витрину булочной Ширханова, что на углу Н-ского проспекта и Большой Вельможной улицы, забранный из морга Обуховской больницы сердобольным монахом, был предан земле у ограды Волкова кладбища».
Пановский повертел в руках газету, потом перевернул страницы и с досадой констатировал:
– Так, газета-то вышла в свет 29 декабря. Что ж вы молчали до сих пор?
– Вы же искали не ребенка, а что-то другое, да и сам я лишь сегодня утром наткнулся на эту заметочку.
– Голову даю на отсечение, что в этой чертовой больнице не удосужились даже спросить имени монаха! – Пановский пришел в ярость. Он мерил быстрыми шагами кабинет Вирхова. – Вся страна такая разгильдяйская, дурочка благодушная. Как только дорвется до христианского умиления под водочку – так о законах, инструкциях и циркулярах и слышать не хочет. Слезами обливается, добрые дела делая...
Пановский, распаляясь все больше и больше, вскидывал взгляд на Вирхова, но Карл Иваныч с непроницаемым лицом продолжал стоять у окна.
– Ну что, – наконец остановившись, выкрикнул Пановский, – не понимаете? Не догадываетесь, что мне нужна пара-тройка ваших людей?
– Они будут предоставлены в ваше распоряжение сию же минуту. – Вирхов нажал кнопку электрического звонка и скомандовал заглянувшему письмоводителю: – Трех полицейских в распоряжение господина Пановского, срочно.
Пановский схватил шапку, портфель с бумагами и скорым шагом вышел из кабинета Вирхова. Потом постоял в приемной, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу, пока пред ним не предстали трое дюжих молодцов.
На улице Пановский остановил извозчика и велел ему отправляться вперед, еще не решив, куда же надо срочно мчаться. Внутренний голос подсказывал ему – на Волкове кладбище, и Пановский крикнул в спину извозчика:
– Ну что ты, дурень, плетешься? Живей, живей тебе говорят – к Волкову кладбищу!
Извозчик втянул голову в плечи, хлестнул кнутом лошадь, из-под колес брызнула вонючая грязь.
День стоял солнечный, теплый, снег на кладбище поражал необыкновенной белизной. «Только живые могут поганить естественную красоту природы, а мертвые ведут себя лучше», – подумал Пановский, энергичным шагом вступая на территорию кладбища. Полицейские шли, не отставая, за ним.
– Эй, эй, есть тут кто? – Пановский забарабанил руками и ногами в дверь дома смотрителя.
Не дождавшись ответа, он двинулся мимо маленькой церковки и немного погодя увидел согбенную спину смотрителя – тот разгребал деревянной лопатой снег на дорожке у гранитного обелиска…
Услышав шум, смотритель обернулся, выпрямился, оперся на лопату и стал разглядывать приближающихся посетителей.
– Кого ищем, люди добрые? – спросил он без всякого удивления и страха.
– Покажи-ка нам, братец, одну могилку. Детскую. На днях здесь монах предал земле труп подкидыша. Знаешь ли, где она?
– А как не знать? – ответил охотно смотритель. – Вон, если прямо идти до поворота, а там чуть-чуть вниз в овражец, там и будет эта самая могилка. Монах-то и присматривает за ней, на днях его видел со свечами, молящегося. Прямо на снегу стоял на коленях.
– Ладно, ладно, хватит болтать, – прервал разговорчивого старика Пановский, – ты бери лопату и следуй за нами.
Шеф сверхсекретного бюро в сопровождении полицейских и смотрителя быстрым шагом направился по скрипящим дорожкам, приминая черными сапогами сверкающий на солнце и немного осевший снежок. Дойдя до указанного поворота, Пановский стал спускаться по пологой стороне оснеженного овражца, ставя ступни боком, и увидел метрах в десяти слева припорошенный снегом холмик.
– Вот, вот она, ваша могилка, – подтвердил из-за спины смотритель.
Никакого монаха, конечно, здесь не было, не было и свеч, даже их остатков.
– Слушайте меня внимательно, – скомандовал Пановский. – Сейчас будем производить эксгумацию трупа. – Он повернулся к смотрителю: – Бери-ка, дружок, лопату и приступай. Мы должны поднять из могилы гроб с младенцем.
Смотритель было засомневался, но бумага с гербовой печатью, сунутая ему под нос грозным господином, подействовала. Он поплевал на руки, надел рукавицы и приступил к вскрытию могилки.
Странное чувство испытывал господин Пановский, наблюдая за работой кладбищенского смотрителя. Странно было, что деревянной лопатой, предназначенной, в общем-то, для сгребания снега, тот легко справлялся с землей – а она ведь должна быть мерзлой... Сторож вырыл уже порядочную яму в половину человеческого роста, а земля оставалась все такой же податливой. Впрочем, скоро лопата ударилась о что-то твердое, и сторож нагнулся, расчищая крышку маленького гробика, показавшегося среди комьев земли. Потом он поддел ручкой лопаты под стенку ящика и спросил, подняв голову к Пановскому:
– Вынимать, что ли? Или прямо здесь открывать?
– Открывай прямо там, – ответил Пановский.
Смотритель вынул из кармана тулупа железную скобу, поддел крышку гроба, и взорам присутствующих открылась печальная картина: маленькое продолговатое тело покоилось на дне гроба, завернуто оно было, как в одеяльце, в шерстяную шаль. Уголок шали спускался с головы на середину тельца, из-под этого уголка выглядывал краешек белой ткани.
Пановский, не выпуская из рук портфеля, спустился в вырытую яму и, осторожно взяв двумя пальцами в перчатке уголок шали с тканью, медленно отвел его вверх.
– Ах ты, черт! – закричал он. – Да, да, да! Нюх меня не подвел! Я был тысячу раз прав! И здесь младенца нет!
Пановский в ярости схватил шаль, тряхнул ее с остервенением – и на дно гроба выпало с грохотом березовое полешко. Из шали выскользнула и мягко спланировала на него белая тонкая пеленочка.
– Вот, вот изверги, что делают, – орал во все горло Пановский, – вот как православное кладбище оскорбляют! Бревна на погосте!
Он схватил пеленку и стал заталкивать ее в карман пальто. Потом схватил шаль, неловко повертел ее в руках – мешал портфель, с которым он не хотел расставаться, – и кинул шаль одному из полицейских.
– Неужели вампиры? – прошептал смотритель, успевший выбраться из ямы и отойти на безопасное расстояние.
Пановский протянул руку полицейским и с их помощью тоже выбрался наверх – подальше от березового полена. Он отряхнул брюки и уставился на смотрителя.
– Нет, не смотрите так на меня, – залебезил тот, – у нас никогда ничего не было такого, чтобы младенцев вырывали для ритуальных целей сатанинских...
– Какие там, к дьяволу, сатанинские ритуалы? – взревел Пановский и стал надвигаться на отступающего смотрителя. – Что ты городишь? По этапу хочешь пойти, Сибири-матушки не видел? Ах ты, гнида кладбищенская, пьянчуга могильная, фальшивые захоронения организовываешь? За сколько? Кто и сколько тебе заплатил за это бревно?
Смотритель рухнул на колени:
– Богом клянусь, ваше превосходительство, ваше сиятельство, ваша милость, господин генерал...
– Не клянись Богом, не поможет. Взять его!
Полицейские подошли к смотрителю и схватили его под микитки. Смотритель обмяк и не оказывал сопротивления – только беззвучно шевелил губами.
Пановский ходил кругами вокруг вырытой ямы, стараясь успокоиться и принять правильное решение.
Так, все его подозрения оказались правильными. В пеленке подброшенного в витрину младенца, – а это все-таки был похищенный ребенок княгини Ордынской! – до фальшивых похорон, очевидно, находился и тот самый документ, который так безрезультатно пытался он, Пановский, обнаружить все последние дни.
Документа в тайнике кабинета князя Ордынского давно нет. Не брал документа и доктор Коровкин. Но и ночку в кутузке провел не напрасно – за недобросовестный осмотр жертвы преступления. Он, видите ли, не вытряхивал пеленку. А надо было! Все бы давно закончилось.
Тот, кто инсценировал похороны детского трупа, очевидно, забрал и младенца – вместе с треклятым, опасным документом. А пеленочку оставил – в насмешку нам, сыскарям. Пеленочку и шаль предъявим участникам событий рождественской ночи, оказавшимся в ширхановской булочной. Уверен, они подтвердят, что тряпки именно те, которые они видели.
Но это все потом. Сейчас же надо решить, что делать с этим дурнем, если он еще не отдал Богу душу. Пановский взглянул на смотрителя кладбища.
