Ольга Баскова - Самое справедливое убийство
— Ужасно! — Скворцов на минуту оторвался от чтения. — Как твои нервы выдерживали сбор такого материала!
— А как твои выдерживают при виде трупов беззащитных и ни в чем не виновных людей? — спросила журналистка. — Наверное, крепчают. Возникает желание покарать преступника. И эту грязь разгребаешь дальше.
Константин прочитал о найденном Катей заключении обеих комиссий, признавших избранный в отделении метод оперативного вмешательства неправильным, и подумал: сколько детей потеряли шанс родиться живыми и здоровыми! Недаром заведующая роддомом № 2 уволилась по собственному желанию: знать о творившихся бесчинствах и о возможности загреметь за решетку оказалось выше ее сил. Скворцов понимал, почему после нескольких Катиных статей и их собственного расследования уролог не попал под следствие. Все истории прооперированных больных бесследно исчезли из больничного архива, как и операционный журнал, и результаты гистологических анализов. Именно поэтому письма, написанные больными и врачами, коллегами Георгия Аркадьевича, в газету, милицию, даже в Министерство здравоохранения, говорившими не только о неправильном лечении в отделении, но и об угрозах в их адрес, остались без ответа. Нет, безусловно, у уролога были и защитники, например, главный врач горбольницы № 7 Совкова Елена Петровна, которая, выйдя на заслуженный отдых, открыла сеть магазинов в центре города. Поистине для нее дело стоило того. Оперативник вспомнил, какие слухи ходили по городу относительно такого огромного количества операций без особых на то причин. Большинство горожан придерживалось модной тогда теории: несомненно, доктор продает за границу здоровые почки. Зорина проработала и эту версию. Не имея единомышленников в коллективе и необходимого оборудования в больнице, сделать это просто невозможно. Георгий Аркадьевич своим поведением потерял уважение коллег. Кто-то ушел в другие больницы, кто-то затаился в оппозиции. Короче, ни на кого из работающих бок о бок врачей Варин не мог положиться, кроме сына Даниила. Но раскручивать такое вдвоем также немыслимо, так что красивая версия отпала сама собой, и все статьи Зориной — «Черный квадрат-2», «Черный квадрат-3» (этот заголовок, по мнению девушки, как нельзя больше подходил к ним: разве можно было найти достойные фотографии или иллюстрации произошедшего? Работы такого содержания может украсить только репродукция картины Малевича) — оставались с большим знаком вопроса в конце: зачем, почему? Впрочем, люди благодарили ее и без того. Чета Вариных, конечно, и не помышляла возвращаться в отделение, а это для жителей Приреченска было самым главным. Как и полковник Заметов, Георгий Аркадьевич пытался обелить свое имя, поместив опровержение под названием «Черный квадрат под номером. Спасибо, что не в черной рамочке». Врач сокрушался: он отдал тридцать пять лет жизни отделению урологии, взрастил целое поколение учеников, нагло клевещущих на него: «Всю свою жизнь я посвящал спасению чужих жизней, и что же теперь… Мне стыдно за тех людей, которых я считал своими учениками, вырастил их как специалистов, дал им путевку в жизнь. Вы, госпожа Е. Зорина, писали, что «с таким учителем так, как они, не расстаются без причин». А как, по-вашему, зовутся люди, плюющие в лицо «учителю своему»? Как зовутся люди, которые пишут кляузные письма во все инстанции у тебя за спиной? Готовые очернить тебя перед всем белым светом? Знаете, назвать их «порядочными и квалифицированными» у меня язык не поворачивается, потому что я всегда считал: доносительство и клевета несовместимы с теми качествами, которые вы перечислили. Думаю, я могу ответить на один из вопросов, вылезающих между строк ваших статей, госпожа Зорина: почему коллектив, которому я отдал столько сил, предал меня? Да, они не хотят моего возвращения на должность заведующего отделением, и объясняется это довольно просто. Я всегда стоял на страже порядка и пресекал тот беспредел, который начинал твориться при мне, а сейчас расцвел, как экзотический цветник. Каким образом больные научились выздоравливать? Да очень простым. Не знаете анекдот про зарубежного врача, называющего цену за операцию, что приводило к моментальной поправке здоровья? Жаль, у меня нет настроения его пересказывать. Впрочем, думаю, смысл его и так ясен. Никогда не интересовались таксой за хирургическое вмешательство того же благородного Окунева? Я скажу: пятьсот долларов. Называть же остальные цифры и фамилии не хочу. Эти люди потеряли мое уважение. Кроме того, госпожа Зорина, я регулярно читаю ваши статьи о медицине города и не перестаю удивляться как вашей некомпетентности в этом вопросе, так и легкомыслию вашего главного редактора, господина Блескова. Данную область должен анализировать медик. Если у вас нет подходящей кандидатуры, хотя бы читайте медицинские справочники. В них черным по белому написано: при гнойном пиелонефрите показана срочная операция, и вмешательства такого рода проводились в больнице и после моего ухода. По показаниям моих бывших коллег, я проводил их с сыном чуть ли не подпольно, сжигая истории болезни. Какая чушь! Да будет вам известно, операционная бригада включает в себя хирурга с ассистентами, операционных сестер, санитарок. И всем им я угрожал? Помилуйте, госпожа Зорина, это даже не смешно! Что касается несчастных погибших у нас в отделении беременных женщин… Я не отрицаю данный факт. Их не удалось спасти из-за крайней степени гнойно-некротического процесса в почках, перешедшего в генерализированный сепсис. Этих трех женщин должны помнить не только в урологии, но и в реанимации, где они погибали от тяжелой болезни. Оперативное вмешательство, выполненное по показаниям и в нужные сроки, к сожалению, не спасло им жизни. Кстати, ни у одной из них беременность не прерывалась. Хотя при такой клинике это необходимо, обратитесь опять же к источникам.
Кроме того, вы никогда не думали, госпожа Зорина, что уменьшению операций способствовали хорошо организованные профилактические мероприятия, проводимые мною и моим сыном? Конечно, думали, но ваша статья преследовала совсем другую цель.
И еще. Вы слышали о клятве Гиппократа? Если, по-вашему, я ее нарушил, почему же мои бывшие коллеги, так сказать, шли у меня на поводу? Поверьте: ни одного врача (если он находится не в криминальной больнице и не выполняет подпольную операцию, а коль вы считаете таковой больницу № 7, весь ее коллектив скажет вам спасибо, вы опорочили не только меня и наше отделение) нельзя насильно заставить взяться за скальпель: он сам обязан принимать решения». Далее Варин писал о якобы пропавших документах, подтверждающих его бесчинства: «Я демонстрировал их комиссиям и понятия не имею об их пропаже. Если это случилось, то без моего ведома и присутствия. Мне безумно жаль, что так случилось. Иначе бы вы своими глазами увидели подписи моих бывших коллег и их записи о том, сколько карбункулов они вытащили из прооперированных почек.
Почему же после моего ухода научно-исследовательский проект «Аквамарин» свернул свою деятельность за отсутствием надобности — не знаю. Думаю, кому-то это было выгодно, кому-то, не желавшему моего возвращения. Я настаивал и продолжаю настаивать на имеющихся в городе неблагоприятных факторах, вызывающих гнойные заболевания почек. Иначе действительно, зачем столько операций? Спасибо, не раскрутили версию, долгое время обитавшую в городе: семья Вариных продает их за границу. Наверное, все же подумали: кому нужны пораженные почки? Притом я всегда с уважением относился к своим больным и никогда не считал их такими болванами, которые от нечего делать ложатся на операционный стол, дабы подарить загранице свои почки». Заканчивал врач статью очень патетически: «Я рад, что мои ученики способны работать без меня, я благословляю их! Уважаемые коллеги! Вы зря подняли такую панику, не стесняясь в выражениях и средствах, боясь моего возвращения на работу. Успокойтесь! У меня и в мыслях не было возвращаться в отделение. Я задаю вопрос дорогим коллегам: с кем вы собираетесь вести борьбу и за что? Если за власть, то деритесь между собой и оставьте меня и моего сына в покое. Вы можете добороться до того, что больные предпочтут умирать в собственных постелях, нежели обращаться к вам за помощью. Вам же, госпожа Зорина, я прощаю столь несуразные статьи, учитывая вашу молодость. Дорогие приреченцы! Тридцать пять лет своей жизни я отдал лечению больных. Я такой же человек, как и вы все, у меня тоже могли быть ошибки, как и у всех, но я всегда стремился быть справедливым и помогал всем своим коллегам как мог. И никогда не думал, что на старости лет, когда я ослабну, отдав свое здоровье отделению, буду унижен, растоптан, оклеветан своими учениками».
— Ловко шпарит! — с восхищением заметил Константин, дочитав до конца эти высокопарные строки. — Только до тебя ему далеко. Аж жалко старичка. Ты, конечно, не оставила его в покое.
