Владимир Безымянный - Смерть отбрасывает тень
Не давая ему опомниться, Голиков с иронией спросил:
- Ну, гражданин Селезнев, надеюсь, теперь вам удастся вспомнить, кто такая Петрова Ольга Степановна?.. Или потребуется помощь гражданина Борисова?
Глазки Селезнева словно остекленели и ненавидяще впились в майора. Он выждал минуту, осваиваясь и собираясь, потом спокойно сказал:
- Я не знаю, что вам наговорил этот... - так и не подобрав определения в адрес Борисова, он только рукой махнул в его сторону, - но ни с какой Петровой я не знаком... Вы только ради этого фарса задержали меня? - перешел в наступление Селезнев. - Какое самоуправство!.. Я сейчас же иду к вашему руководству!.. Думаю, что по головке вас не погладят!.. Представители закона! - Селезнев саркастически скривился и снова стал испепелять майора взглядом.
Голикова так и подмывало ответить резкостью, но он сдерживался, пытаясь даже улыбнуться. Улыбка, впрочем, получилась похожей скорее на гримасу.
- Гражданин Селезнев, прошу вас взять себя в руки и отвечать только на мои вопросы.
Заполнив бланк проведения очной ставки и опросив Селезнева и Борисова о степени их знакомства и служебных контактов, Голиков приказал привести Леонова.
Но и эта очная ставка не дала никаких ощутимых результатов. Если бы Голиков мог знать, что из управления произошла утечка информации, и Леонов с Селезневым, осведомленные об аресте Борисова, до мельчайших подробностей разработали линию поведения при возможных допросах!
Настоящую бурю возмущения вызвало сообщение майора о предстоящей процедуре, где Леонову и Селезневу предстояло стать объектами опознания. Голикову пришлось даже вызвать конвой, чтобы привести протестующих в чувство, а заодно и дать наглядно понять, где они в настоящее время пребывают.
Усадив всех троих к стене в ряд, Голиков приказал вводить по одному свидетелей, которые видели машину Борисова утром в день убийства.
Первым вошел мужчина лет пятидесяти с начинающими седеть волосами и солидным брюшком. Он, без сомнения, был удивлен, что в кабинете столько народу. Сесть ему Голиков не предложил, а сразу же, после соблюдения необходимых формальностей, задал вопрос:
- Кого из присутствующих здесь вы узнаете?
Мужчина указал на Борисова, который тут же протестующе зажестикулировал.
- При каких обстоятельствах вы познакомились?
- Мы не знакомы. Но этого человека я видел.
- Где?
Мужчина назвал адрес дома, расположенного перпендикулярно к дому Петровой.
- Когда?
- Восьмого сентября.
- Вы не ошибаетесь?
- Я не могу ошибиться по очень простой причине. Именно в тот день я приехал из командировки и возвращался с вокзала домой. Это можно подтвердить документально.
- Где находился и что делал опознанный вами гражданин?
- Он стоял около машины "Жигули" ко мне лицом. Потом открыл дверцу, завел машину и уехал.
- Какого цвета машина?
- Белая.
- Номер?
- Номера не помню, не обратил внимания.
- Хорошо. У меня к вам последний вопрос. Почему вы обратили внимание именно на этого гражданина?
- Вот уж чего не знаю, того не знаю... Просто обратил и все.
- Понятно. Можете идти.
Двое других свидетелей - преклонного, так сказать, глубоко пенсионного возраста, вызванные поодиночке, также опознали Борисова, четко назвали номер и цвет его машины.
Когда из кабинета вышел последний свидетель, Борисов не выдержал, сорвался с места и закричал, размахивая руками едва не под носом у Леонова и Селезнева:
- Это они, сволочи, все подстроили!.. Они и свидетелей подкупили!.. Это они убили Ольгу!.. Я их, гадов, собственными руками задушу! - и он бросился с кулаками на своих бывших приятелей, и только вмешательство конвоя спасло тех.
Оказавшись в безопасности, Леонов и Селезнев обрушились, в свою очередь, на Борисова. Послушав их перепалку, Голиков распорядился отпустить Леонова и Селезнева, предварительно извинившись перед ними.
Впервые за все это время он вспомнил о папиросах и закурил.
"И все же здесь что-то не так! - ломал он голову, поглядывая на сникшего, раздавленного Борисова. - Неужели возможна такая подтасовка?.. А кто звонил мне домой в тот вечер? Ведь он-то и подбросил мысль о машине... Кому-то выгодно подставить Борисова... Кому? Леонову и Селезневу, больше некому... Но им это зачем?.. Свидетели, похоже, не врут. Да и живут все в одном доме, как раз в том подъезде, против которого и стояла машина... Подкуп - кричал Борисов - да нет, практически исключено... Но почему же машина оказалась рядом с домом Петровой?.. Борисов передал ее кому-то на время? Но тогда зачем ему это скрывать? Угон? Отпадает, Борисов твердит, что сам в это время пользовался ею. С другой стороны, будь он причастен к убийству Петровой - мог бы воспользоваться версией угона, ведь кроме его собственных показаний, что он ездил утром в кафе и в суд, других доказательств нет. Опять все замкнулось!.. Правда, все эти поездки он мог сделать и после убийства. Говорит же о них потому, что хочет создать с их помощью алиби, уверенный, что его машину возле дома Петровой никто не видел. Да и стояла-то она у торца перпендикулярного дома... Да-а-а, если все это подтвердится, тогда равных Борисову артистов еще поискать! Голиков в упор тяжело уставился на сидящего у стены сжавшегося Борисова, словно пытаясь сосредоточенным усилием воли прочесть его мысли. - Нет, поведение Борисова никак не укладывается в образ убийцы!.. Надо основательно проверить его алиби и отправить замки дверей его машины и зажигания на экспертизу, - решил майор и облегченно вздохнул. Второй раз он отказывался предъявить Борисову обвинение в убийстве. Мысли его были уже далеко: - Неплохо бы теперь докопаться, кто стоит за спиной Леонова и Селезнева, точнее - за чьей это широкой спиной они прячутся? Вот потому-то и нельзя отпускать сейчас Борисова. В его же интересах. А тут еще и Чижмин, как назло, не звонит", - едва успел подумать Голиков, как раздался звонок, но это опять был въедливый зуммер внутреннего телефона. Голикова срочно требовал к себе Струков.
* * *
- Ты смотри, какая сука пакостная! - были первые слова, которые Селезнев услышал от Леонова после шумных баталий в кабинете Голикова.
Вот уже более десяти минут они, не сговариваясь, шли в одном направлении. Маршрут был выбран единогласно, если так можно выразиться, поскольку спутники не проронили до этого момента ни слова. Уязвленное самолюбие и еще кое-какие соображения толкали их в одном направлении туда, где можно было найти защиту от предполагаемых неприятностей, - в прокуратуру.
Леонов шагал твердо, широко, солидно, чуть пригнув крупную голову. Селезнев же, хотя и был примерно такого же роста, суетливо семенил рядом с Дмитрием Степановичем, то отставая на полшага, то забегая вперед.
- Ничего, парень свое получит! - наконец откликнулся Селезнев. Уверен, не долго ему сидеть на этом месте... Уму непостижимо, как он с таким характером ухитрился до майора дотянуть... Впрочем, люди в его годы в полковниках ходят, - Селезнев едва не налетел на внезапно остановившегося Дмитрия Степановича, который через плечо окинул спутника уничтожающим взглядом.
- Ты клинический идиот, милейший!.. При чем тут майор?.. Я толкую про этого слизняка, про Борисова... Сам, паскуда, тонет и нас с собой норовит прихватить... Добро хоть, что он промолчал о нашей последней встрече.
- Это у тебя дома?
- Именно, батенька... Но в дальнейшем полагаться на его молчание я бы поостерегся... А вот заткнуть бы ему рот каким-нибудь образом, ей-богу, не помешало бы.
В небольшом и тихом скверике, недалеко от здания, где размещалась прокуратура, Дмитрий Степанович, углядев пустую скамейку, предложил:
- Присядем. Как говорят в таких случаях, - обсудим создавшееся положение.
Константин Петрович, оберегая светлые брюки, расстелил носовой платок в крупную клетку и осторожно присел на краешек скамейки. Леонов опустился рядом, закинув ногу за ногу и обхватив колено, и произнес:
- Не будем темнить, Костя, дела у нас, прямо скажем, хреновые, - он тяжело вздохнул, но лицо его оставалось непроницаемым. - Меня поражает как они сумели так быстро на него выйти!..
- Этот майор... - начал было Селезнев.
- Этот майор, - перебил его Леонов, - свое дело знает... Труднее всего, милейший, судить о человеке, когда он на свободе, да к тому же и с прочным положением в обществе. Поди знай, как он поведет себя там, Дмитрий Степанович большим пальцем выразительно показал в сторону, откуда они пришли, а затем оценивающе окинул взглядом Селезнева, который, уразумев намек, таящийся в последней фразе Леонова, невольно поежился и севшим от волнения голосом спросил:
- Ты допускаешь такую возможность?.. Неужели Николай Иванович и его коллеги ничего не смогут?
- Забавный ты человек, Костя... Кто и что может гарантировать? Может, ты способен заглянуть в будущее и сообщить, как там дела обстоят?
- Да что я - ворожея?
