Наталья Андреева - Смерть по сценарию
— А ты уверен, что придет?
— Почти…
…На даче у Алексея все было тихо и спокойно: он просто никого там не нашел.
«На пруду все, где же им быть?» Есть Леонидову не хотелось, при мысли о горячей пище организм поджимался и начинал активно протестовать. Постоянно хотелось только пить, пить и пить, хотя вода, казалось, испарялась, не доходя до желудка.
«А быть может, сегодня я видел будущее нашей русской литературы в плетеном гамаке между двух яблонь, — лениво подумал Алексей. — А, бог с ним, с будущим. Да здравствует настоящее, если оно содержит в себе прохладную воду в этот жаркий день! Да здравствует пруд!»
Он быстренько надел плавки, запер дом и побежал к воде.
Они все были там: Барышев лежал пластом под раскаленным солнцем на остатках песка, прореженного чахлой травкой; Саша — в теньке довольно сочных кустиков у воды; Анечка рядом с ней, но на солнышке, подставляя для загара худенькие плечи и спину. При виде Алексея Саша фыркнула:
— Если бы он у любовницы был, я бы еще поняла. Если бы с машиной каждый день лизался, разбила бы ее молотком вдребезги. Но скажите мне, ради бога, как расцарапать лицо этой страсти постоянно лезть в чужую жизнь?
— Между прочим, я просто не стал тебя будить.
— Да, значит, ты хороший? Еще в пятницу была в прекрасном настроении, думала: у нас будет целых три дня выходных. Три! Три дня муж будет рядом, и я снова почувствую, что замужем не за привидением, не за свидетельством о браке, которое ты, Леонидов, кстати, успел потерять, не прошло и года, а за нормальным человеком из мяса и костей. И где мои три дня?
— Александра, есть еще целое завтра.
— Да? Ты хочешь сказать, что завтра сюда не приедет никакой Михин и вы с Барышевым не будете взламывать чужие сейфы, как какие-то медвежатники?
— Какие еще сейфы? — ахнула Анечка. — Сережа, что ты сделал?!
— Ну вот, Саша, обязательно было…
— Сережа! Ты меня обманул?!
— Это тогда, когда ночное дежурство…
— Да ты что?! — Анечка вскочила и кинулась на Барышева с полотенцем.
— Тихо ты, народ смотрит!
Она обернулась, увидела, что люди вокруг действительно заинтересованно подняли головы, и кинулась к дому. Саша за ней.
— Бабы, ну бабы! — вздохнул Барышев.
— Пойдем за ними?
— Еще чего. Сейчас поплачут вместе за компанию, потом помирятся, потом обед будут готовить.
Ну а уж к обеду я пойду мириться. Кстати, как съездил?
— А, не хочу об этом. Слушай, Серега, у тебя ведь проблемы на работе. Ну так и брось ее.
— А что искать? Где мое место под солнцем? По-? ка, кроме этого, ничего не нашел. — Он хлопнул рукой по песку рядом с собой.
— Пойдешь ко мне, начальником охраны?
— Друзья вместе работать не должны, потом начнется дележка денег, я начальник — ты подчиненный, я сказал, и ты будешь делать, и дружбе конец. Невесело.
— Вот-вот, за одну такую идею мы с тобой только что получили.
— Что, пойдем каяться?
— Я за твоей широкой спиной, Леша.
— Барышев, боюсь, ты уронишь на мое худое тело свою гигантскую тень и женщины меня не заметят. Лучше я за тобой, ты же мне друг?
— Ты хитрый, Леонидов. Всегда больше попадает не тем, кто подал идею, а тем, кто принял ее слишком близко к сердцу и принялся осуществлять.
Они встали, отряхнули песок и пошли к даче.
Глава 4
ПАШИНА ЛЮБОВНИЦА
1После того как они помирились с Александрой, Леонидов целых три дня жил спокойно. От жары бизнес понемногу стал затухать, народ в магазин не рвался, пережидал за городом жару; утюги и пылесосы стояли себе спокойненько на своих полках, новая партия товара застряла на растаможке, и Алексей немного передохнул. Он даже закончил в среду свой рабочий день почти в нормированное время, то есть около семи, солнце еще пекло так, что захотелось под холодный душ, а после еще и бутылку ледяного пива.
«Интересно, что говорят по этому поводу наши правдивые синоптики? В мае все рекорды бил жуткий холод, а в июне их же бьет жуткая жара. Не год, а глобальный катаклизм какой-то. Конец тысячелетия, елки, — это тебе не просто так, это… это… это…» — Леонидов задумался о том, что же конкретно в его жизни значит конец второго тысячелетия, и погрустнел: с одной стороны, здорово, конечно, что в такой короткой жизни попался на пути столь значимый для истории рубеж, а с другой — ничего особенного не ощущалось.
«Если бы его мелом на асфальте нарисовали, шагнешь — и окажешься в великом будущем. Если бы это было что-то осязаемое, материальное, как, скажем, шербет в стаканчике за семь рублей. А то что? То же самое, как день рождения, — все тебе внушают, что ты на год стал старше: и мама, которая в этот день тебя родила, и друзья, которым хочется по достойному поводу поесть, выпить и сказать все, что они о тебе думают, и жена, потому что нужно обязательно покупать подарок, но ты-то сам не чувствуешь, что постарел. Стареют не тогда, когда об этом сообщает календарь, а когда очередное событие шарахнет так, что на голове появляется клок седых волос, а душа…» — Он замечтался и налетел на пост ГИБДД, не успев сбросить скорость.
Конечно, «Жигули» у Леонидова были неказистые, этот инспектор прицелился было к роскошному «мерседесу», но «мерседес» и не собирался ничего нарушать, а Леонидов нарушил, причем нахально и перед самым носом. Помахивая полосатым жезлом власти, инспектор лениво побрел к жертве, благосостояние которой не внушало существенного пополнения его дневного бюджета.
— Нарушаем, — козырнув и представившись, заявил тот Леонидову.
— Не отрицаю. Сколько?
— Ну, как положено: давайте права, оплачивайте штраф, квитанцию принесете — отдадим.
— Ясно. — Алексей достал из бумажника две купюры.
Инспектор вздохнул:
— А права?
Алексей опять же не стал спорить и достал третью купюру. «Слава богу, что я теперь работаю коммерческим директором, капитану Леонидову содержание транспортного средства не потянуть. Дурацкий день».
…Холодный душ вернул ему приятное настроение, бутылка пива заставила взглянуть на потерю денег философски: «Зато если бы я ехал с работы в душном автобусе, то был бы сейчас злой. А так — тоже злой, но целый, а не превращенный общественным транспортом в потную отбивную».
Где-то в девять зазвонил телефон.
— Алексей? Это Михин.
— Счастье-то какое. А я спать собирался.
— Да? В девять часов?
— Ты откуда звонишь, что-то шум и плохо слышно?
— Я тут в метро, как раз на станции, рядом с твоим домом.
— И что ты там делаешь?
— Мимо проезжал, собирался ехать на вокзал, чтобы отбыть в родные пенаты, да дай, думаю, позвоню.
— Позвонил?
— Да слышно плохо. Может, я возьму бутылочку пивка и зайду?
— Что ж тебе остается, если плохо слышно. Номер автобуса знаешь? Одна остановка…
— Найду, найду. — Михин быстренько повесил трубку, пока Алексей не передумал.
«Не было печали, так твою, — ругнулся про себя Леонидов. — Хорошо, что Сашка на даче, сейчас бы еще и попало».
Михин не заставил себя долго ждать, Алексей заподозрил, что тот звонил из телефона-автомата, что висит на углу соседнего дома, а вовсе не из метро. Вид у Игоря был просто восторженный.
— Сияешь? Значит, не письмо.
Михин вынул из сумки три бутылки пива, пошел на кухню и выставил их на стол:
— Продавщица клялась, что холодное.
— Ну да, это в лифте оно так нагрелось, а не в ее киоске. Поставь пока в холодильник и возьми там те две, что я принес.
— Вот, значит, как живут коммерческие директора? — Игорь оглядел небольшую кухню, мебель, оставшуюся еще со времен Сашиного первого брака, клеенку на столе, которой, часто промахиваясь по хлебу или колбасе ножом, Леонидов ежедневно наносил резаные и колотые раны.
— И что? Живут, не умирают.
— А чего так?
— Я же тебе сказал, что директор только с января этого года, до того был вроде тебя — опер.
— И как это тебе повезло?
— Спроси лучше, как меня угораздило. Слушай, Игорь, а ты женат?
— Нет, — с опаской ответил Михин.
— То-то я смотрю, не торопишься никуда. Давай я тебя с девушкой познакомлю, а? У меня на работе знаешь какие есть? Ох и девушки! Секретарша моя Марина — ну, ты видел…
— Да уж. Попроще ничего нет?
— Эх ты какой — попроще. Боишься, с расходами на такую жену тоже придется переквалифицироваться в коммерческие директора?
— Фирм на всех не хватит, — буркнул Михин, открывая пиво.
— А ты чего такой радостный-то? Убийцу нашел?!
— Я много чего нашел, вы только с философией этой…
— Кто «вы»?
— Ну, ты и твой писатель. Оба чокнутые. А мы люди приземленные, мы все ползком да по закоулкам, наши преступники за деньги убивают, а не потому, что хотят прославиться в истории на вечные времена.