Анна и Сергей Литвиновы - Ремейк Нового года

«Полина – наша гордость», – не скрывали родители.

А она, Яна, – так, второй сорт.

И, едва закончив школу, Яна поспешила уйти из дома. Благо, у приятеля еще по детской изостудии родители уехали по контракту за границу, он обретался один в квартире, и ему требовалась, как он говорил, хозяйка. И пусть хозяйничать в огромной, постоянно кишащей гостями, квартире было совсем непросто, да и денег вечно не было, – зато больше никто не приводил в пример идеальную Полину.

Янина жизнь и дальше шла, будто американские горки. То крутейший подъем – персональная выставка, журналисты, восторженные отзывы на центральных телеканалах в прайм-тайм. А то вдруг творческий кризис, когда и не рисуется, и не живется… Друг детства давно женился, из огромной квартиры Яну попросил, но ей и в голову не пришло вернуться домой. Знакомых, к счастью, много, и если собственное жилье есть не у всех, то мансарды-мастерские – почти у каждого. А Яна для себя решила твердо: лучше уж на раскладушке, на холодном чердаке, чем в теплой домашней постели – но в тени сестрицыной славы.

Тем более что родители и не пытались вернуть ее. Позванивали, небольшими деньгами снабжали – на этом забота и заканчивалась. Но даже при таком шапочном общении до Яны доходили отголоски Полининых успехов: та окончила школу, разумеется, с золотой медалью. Блестяще, с одними пятерками, поступила в институт. На четвертом курсе (как и положено приличным девочкам) вышла замуж – разумеется, за такого же, как и сама, перспективного юношу. А едва защитив диплом, собралась рожать. Все по графику, все, как у людей. Аж слушать тошно. Янка, хоть и на три года старше, о замужестве и тем более о детях даже не думала. Зачем такая обуза? Вот когда-нибудь, когда ее картины потрясут мир и она дико прославится, – тогда можно будет.

Однако слава обрушиваться на нее не спешила. Какие-то работы хвалили, некоторые – успешно продавались. Но к тридцати годам только и добилась, что торгаши на Крымском валу стабильно покупали картины, однако больше пятисот баксов за полотно не давали. А в месяц одинаковых, какие на рынке в моде, работ нарисуешь от силы пару, да и то, если кураж есть. Так что денег всегда был лишь прожиточный минимум: не умереть с голоду, нормально выглядеть, ездить на простецкой машинке да покупать хорошие кисти с красками. А вот приобрести собственное жилье – извините.

И потому Яна пришла просто в дикий восторг, когда вдруг выяснилось: совсем дальняя родственница (ее девочки и видели от силы пару раз) завещала им, сестрам, квартиру. Крошечную, однушку – но зато в самом центре, на Кропоткинской, как раз возле всех художнических тусовок.

Полина с мужем к тому времени уже купили по ипотеке добротную «трешку», и потому Яна очень надеялась, что нежданное наследство отойдет ей одной. Даже позвонила младшей сестрице и униженно попросила:

– Полин… А можно, я пока в этой квартире поживу?

– Ее, между прочим, сдавать можно, – отрезала сестра. – За немалые деньги.

– Я понимаю, что можно, – вздохнула Яна. – Но мне ведь жить негде.

– Да ладно, негде! Возвращайся к родителям, – хмыкнула та.

Как будто не понимает, что Яне, с ее образом жизни, сигаретами, красным вином и иногда «травкой» совершенно нечего делать в добропорядочной родительской квартире.

Но все же сестра милостиво разрешила – пользуйся пока что. И Яна с восторгом принялась обживать новое жилище – первое свое собственное! Влезла в долги, сделала очень красивый, авангардный ремонт. Заплатила немалые деньги, чтобы протянуть в квартиру телефон (хоть и самый центр, а телефонной линии здесь прежде не было). Впервые почувствовала вкус к оседлой и гармоничной, без вечных гостей и бардака, жизни. Даже в ее картинах с появлением новой квартиры прибавилось упорядоченности и строгости.

Но на днях ей позвонила Полина. И огорошила:

– Все, конец твоей вольнице. Я риелтора наняла. Завтра твою квартиру смотреть придут.

– Кто придет? Зачем? – не поняла сестра.

– Ну, как – кто? – терпеливо объяснила та. – Покупатель. Мы с мужем надумали дачей обзаводиться. Нам деньги нужны. Моей половины, за эту квартиру, как раз должно хватить.

– Но…

– Послушай, Яна, – саркастически произнесла сестра. – Эта квартира принадлежит в равной степени тебе – и мне. Ты пожила в свое удовольствие – и будет. Все должно быть по-честному. Впрочем, если не хочешь продавать – отдай мне мою половину ее цены. Риелтор сказал, это будет…

…И Полина назвала такую сумму, что старшей сестре оставалось лишь ахнуть. Подобных денег ей не раздобыть никогда – даже если она вдруг продаст все свои картины. И все задумки по поводу будущих картин. И все свои мозги вообще.

– Итак, Полина была в своем праве, и квартиру на «Кропоткинской» продали, – закончил свой рассказ полковник. – Это случилось две недели назад. А в тот день, когда вы, Анаит, – вежливый кивок, – Яну видели, она должна была передать своей сестре ключи. Но…

– Вместо этого – она ее убила! – выкрикнула Татьяна.

Полковник еле уловимо усмехнулся:

– Возможно. Однако Яна в убийстве не призналась. Она стоит на своем: что пришла, как и договаривались с Полиной, в салон. Зашла в кабинет косметолога. Швырнула ключи на стол и наговорила сестре немало нелицеприятных вещей. И, лишь выплеснув все, задумалась: а почему Полина молчит? Неужели такая особая издевка? Сорвала с нее покрывало. И обнаружила, что грудь сестры в крови и та мертва. Отсюда, – быстрый взгляд на Анаит, – взялись и окровавленная салфетка, и нервная, как вы видели, походка. Однако Яна утверждает: она не убивала, – она появилась в кабинете после убийства.

– И ты ей веришь? – скривила губы Татьяна.

Полковник спокойно ответил:

– Ей сложно поверить. Ведь в вашем салоне, в холле, оказывается, имелась видеокамера. Правда, записи почему-то просмотрели не сразу, а только сегодня утром. И они неопровержимо свидетельствуют: после того, как косметолог ушла пить чай, Яна была единственной, кто заходил в кабинет. Единственной. – Он выразительно взглянул на падчерицу.

«Значит, все обвинения с меня сняты», – мелькнуло у Татьяны.

Но радости все равно не было. Она никогда не видела Полинину сестру Яну, но отчего-то заочно жалела ее. И с трудом верила, что творческий человек, художница, может стать убийцей, причем пойти на такое страшное преступление всего лишь из-за квартиры. Как пошло!

Да и еще что-то ее тревожило. Щемило. Жало.

Наверно, то, что вина старшей сестры слишком уж бросалась в глаза. Та и в кабинет косметолога зашла – под прицелом камер. И окровавленную салфетку выбросила всего в квартале от места убийства…

Татьяна задумалась. Полковник молча курил, сизый дым кольцами поднимался к потолку. Анаит переводила взгляд с толстяка на Таню, с Тани на толстяка, – но благоразумно молчала.

Садовникова же неуверенно произнесла:

– Слушай… А тебе не кажется странным, что как-то слишком гладко получается? Яна будто специально сделала все, чтобы ее нашли. Зачем?

– Тебе кажется странным только это? – цепко взглянул на нее полковник.

– Нет, – задумчиво сказала Таня. – Скорее другое. Что все – все мы! – оказались в салоне ровно в то время, когда Полину убили. Смотри: я пришла – и столкнулась с ней. И Анаит она велела прийти именно в салон. И сестру туда же позвала. И при этом мы все трое имели основания ее ненавидеть. И дружно оказались на месте ее убийства. Неужели случайно?

Ходасевич широко улыбнулся и произнес, обращаясь к падчерице:

– Правильно мыслишь.

А Таня, вдохновленная его поддержкой, забормотала:

– Значит, так… На самом деле, я в тот день к косметологу идти не собиралась. Но мне позвонила Валентина, секретарша Полины (с ней мы в нормальных отношениях, она в тот же салон ходит), и сказала, что время пропадает, а со следующей недели мастер в отпуск уходит, и потом к ней месяц не попадешь, а у меня как раз настроение было на нуле, вот я и решила себя побаловать…

И Таня обратилась к Анаит:

– Слушай, а тебе кто велел в салон прийти, принести деньги? Полина?

– Нет, не Полина, – растерянно пробормотала маникюрша. – Мне звонила ее секретарь Валентина Георгиевна. – Татьяна переглянулась с полковником. – И сказала, что сегодня у меня последний шанс, чтобы решить дело миром. А иначе завтра Полина в суд подает.

Таня взглянула на отчима, протянула:

– Интере-есно… А как бы узнать, кто Полинину сестру в тот день в салон пригласил?

– Я это узнал, – усмехнулся полковник. – Ей тоже назначила день, час и место Валентина, Полинин личный секретарь.

«Ты не хотела его – вот и получи», – пульсировало в мозгу.

Она действительно не хотела этого ребенка, и бог ее наказал.

Все объективно, объяснимо, и ты решительно ни в чем не виновата. Любая бы задумалась: ни квартиры, ни прописки, ни работы, ни мужа… Умные в такой ситуации от беременности избавляются сразу. А Валя все на что-то надеялась. Что как-то наладится, что, раз уж дал Бог зайчика, даст и лужайку. Или что Миха, отец малыша, одумается…