Антон Леонтьев - Связанные одной тайной
— Это что за чудо у вас тут такое? — растерянно спросил он, тыча в Таню, успевшую наскоро измазать лицо сажей и изображавшую из себя убогую. — Откуда?
Задернув занавеску, Евсеевна спокойно объяснила:
— Из самой Москвы девчушку на днях привезли. Семья богатая, эти, как их называют, «новые русские», а в дочку их бес вселился.
— Бес? — испуганно переспросил тонким голоском милиционер. — Что, прямо-таки и бес?
— Прямо-таки и бес! — заявила старуха. — Самый настоящий, из преисподней. И зовут его…
— Вилимон! — завыла из-за занавески Таня, вспомнив имя, которое вычитала в книжках Иваныча. — Вилимон мне имя! Я сею безумие и разбиваю сердца! И пожираю души! Дайте мне душу Сережки, дайте мне ее прямо сейчас! Она такая вкусная, такая аппетитная…
— Пусть ваша одержимая заткнется! — проорал милиционер, уже не на шутку перепугавшись. — А то я стрелять в нее буду!
Кажется, он в самом деле попытался извлечь пистолет, потому что Иванычу и Евсеевне стоило больших усилий успокоить его.
— А что вы ее у себя в доме держите? — спросил наконец милиционер опасливо. — Господи, это же такая же тварь, как в «Экзорцисте»! Она у вас тоже по стенкам ползает и головой на триста шестьдесят градусов вращает?
— Дайте мне душу, дайте мне его душу… — прохрипела, давясь от смеха, Таня, в результате чего милиционер снова впал в истерику.
— Вот видишь, что с детьми тех бывает, кто слишком о деньгах печется? — спросила строго Евсеевна. — У родителей денег куры не клюют, а в ребенка черт вселился. Ну, я и пытаюсь вылечить, беса изгнать…
— Не заметно что-то, что она вылечивается, — буркнул милиционер.
— Вы бы, Сергей Павлович, на недельку раньше заявились! — Иваныч кашлянул. — У вас тогда от тех безобразий, которые бес в теле девчушки вытворял, глаза на лоб полезли… Сейчас-то она смирная, вреда не причинит, поэтому из сарая, где на цепи сидела, сюда перевели.
— Вы это, того, поосторожнее! — пригрозил милиционер. — Мне тут детских трупов не надо! Ладно, закрою глаза на бесовщину. А, кстати, как беса-то выгоняют?
— Примерно как глиста выводят, — ввернула старуха. — Ах, да, тебе ж это ведь знакомо, Сережка. Между прочим, те, у кого черви в брюхе были, потом бесам особенно легко подчиняются. Так что смотри, как бы зараза демоническая на тебя не перескочила…
Запуганный до смерти милиционер засобирался.
— А вы чего приходили, Сергей Павлович? — спросил Иваныч.
Уже из сеней до Тани донесся голос участкового:
— Дело в том, что люди из Москвы, очень серьезные люди, ищут девочку. Таней Волковой зовут, десяти лет. Отличительная примета — длинные черные волосы и медальон золотой на шее… Может статься, она здесь где-то появилась. Тому, кто девочку найти поможет, награду предлагают…
От этих слов у Тани сжалось сердце. Вот, значит, какое у нее настоящее имя — Таня.
— Никакая это не Таня Волкова, нашу кличут Машей…. Машей Зайцевой, вот! И сам видел, ей не десять, а все пятнадцать! — заявила безапелляционным тоном Евсеевна. — Волосы у нашей короткие, медальона же никакого в глаза не видели. Так что иди прочь, Сережка, и доложи тем, кто тебя к нам послал, что никакой такой Тани десяти лет у нас нет!
— Ладно, Евсеевна, извини, если что не так. Вижу, нет у вас девчонки. А скажи, бес на меня точно не перекинется?
— А чего Таню-то ищут? — встрял Иваныч.
Но Евсеевна, приказав мужу «прикрыть хлебало», вышла с милиционером из дома и повела к калитке.
Иваныч вернулся в комнату.
— Все, Дашенька, опасность миновала! Точнее, не Дашенька, а Вилимон. Ведь вот баловница, точно в моей книжке умной имя подсмотрела…
Девочка спрыгнула с печки:
— Я не Даша, а Таня, меня так зовут.
Старик замахал руками:
— Дашенька ты, Дашенька! Тебе ведь у нас хорошо, да, внученька? Может, чайку с сухариками хочешь? Или бабушка, если что, пампушки испечь может. Правда, они у нее или подгорают или сырыми внутри выходят…
Вернулась Евсеевна и, крестясь, отвесила земной поклон иконе, висевшей в красном углу.
— Насилу избавились от Сережки-глистогона! Ну ничего, он теперь кому надо доложит, что у нас нет никакой такой десятилетней девочки.
— Но ведь это же меня ищут, вероятно, мои родственники… — начала Таня. Но старуха топнула ногой:
— Не родственники, а те, кто тебя убить хотел, Дашенька!
— Нет, я не Дашенька, а Таня, — насупившись, произнесла девочка, в упрямстве мало чем уступавшая старухе. — И я хочу вернуться в город. Отпустите меня!
Старики надвинулись на нее. Евсеевна запричитала:
— Не видишь разве, внученька, тебе там будет плохо. Те люди найдут тебя и довершат то, что в первый раз не удалось. Ведь это изверги! Убьют тебя, как нашу Дашеньку!
Таня бросилась к двери, но Иваныч поймал ее, притащил назад. А Евсеевна принесла ей дымящийся напиток, приказав его выпить.
— Не хочу! — вскрикнула Таня.
А старуха взяла ее за ухо и прохрипела:
— Значит, пей через не хочу! Видишь же, только у нас тебе схорониться можно. И чего в город тебя тянет? Там ничего хорошего, там только бесы в человечьем обличье живут! А у нас сытно, покойно, размеренно. И любим мы тебя с Иванычем, как родную. Даже больше.
Что правда, то правда, однако Тане хотелось вернуться к своим настоящим родственникам. Она оказалась пленницей этих двух эксцентричных стариков.
— Ну, пей! — приказала Евсеевна.
Таня поднесла к губам кружку — и вдруг у нее мелькнула мысль: а ведь неспроста бабка поит ее своим отваром. Да, он в рекордно короткие сроки помог выздороветь, но что если помимо этого напиток препятствует тому, чтобы к ней вернулись воспоминания? И если она будет пить его регулярно, то, не исключено, вообще никогда не вернутся. А это именно то, что требовалось Евсеевне и Иванычу…
— Пей! — снова велела старуха.
В ту же секунду из соседней комнаты донесся звук падения и стон. Евсеевна устремилась на помощь мужу, который зацепился за половицу и грохнулся на пол. Таня же, воспользовавшись удобным моментом, подняла матрас, выплеснула под него содержимое кружки, а затем быстро поднесла ее к губам, сделав вид, будто только что завершила пить. И вовремя, — как раз вернулась Евсеевна. Забрав у девочки кружку, старушка удовлетворенно сказала:
— То-то же! Теперь спи. И ничего не бойся, больше никто спрашивать о тебе не станет. А дед тебе завтра привезет из города красивое платье!
В самом деле привез. Только Тане было не до обновок. Ей не хотелось обманывать людей, спасших ее от смерти, но старики буквально взяли спасенную в плен. Она же стремилась на волю, и выход был один: побег.
Ну и как воплотить идею в жизнь? Евсеевна с Иванычем хоть и пожилые, однако справиться с ними не так-то легко. Да, они весь день были чем-то заняты, но если Иваныч уходил на моторке на реку, то за ней присматривала Евсеевна, а если та принимала страждущих, то от девочки не отходил Иваныч.
Той же ночью Таня вдруг проснулась с бьющимся сердцем, вспомнив, что день рождения у нее седьмого сентября. И теперь девочка точно знала, что золотой медальон ей подарила великая княгиня Клементина Бертранская. Таня даже вспомнила встречу с этой дамой на далеком, залитом солнцем побережье. А еще — о чем вела с ней беседу по-французски.
Она говорила по-французски?
Воспоминания возвращались быстро, но вразнобой и урывками. И Таня поняла: все дело в том, что она больше не пьет напиток, приготовленный Евсеевной. Пришлось каждый раз изобретать что-то новое, зелье попадало то под матрас, то в кадку с фикусом, то прямо на землю. Однажды Евсеевна едва не застукала ее за этим занятием, и Таня подумала, что долго так продолжаться не может.
Перестав пить чудо-отвар, Таня ощутила, что все тело, уже переставшее болеть, вдруг снова заныло, а процесс заживления раны на груди замедлился. Но если такова цена за то, чтобы она вспомнила, кем является и что с ней произошло, то Таня была согласна. Теперь девочке стало совершенно ясно: если старики поймут, что «внучка» их обманывает, они запрут ее в подполье. Да, Евсеевна с Иванычем искренне любят «Дашу» и не хотят причинить ей вред, однако ни за что добровольно не отпустят от себя.
Таня знала, что ключ от входа в избу Евсеевна вешает себе на грудь. А окна закрывались при помощи хитроумной системы так, что полностью их не распахнуть. Бежать можно было только ночью.
Однажды вечером старуха, как обычно, принесла напиток. Тане не удалось придумать отговорку, чтобы выпроводить Евсеевну и вылить зелье, пришлось отвар проглотить, причем до последней капли. Тогда девочка решила: надо уходить сегодня же.
Ее комната тоже закрывалась на ключ, но Таня сумела за несколько дней до этого вытащить у Иваныча дубликат — дед все равно им не пользовался, дверь всегда запирала Евсеевна. Покинув свою каморку, Таня прошла по коридору к двери спальни стариков.
