Харлан Кобен - Прошлое не отпустит
При ее появлении Брум поднялся с места.
— Спасибо, что пришла.
— А где Гарри?
— Его еще нет. — Они проскользнули в кабинку. — Что-нибудь съешь?
— Нет, спасибо.
— Может, кофе, как я? — Брум ткнул пальцем в чашку.
— Нет, не стоит. — Меган покачала головой и оглянулась на дверь. — Гарри вот-вот подойдет.
— Не возражаешь, если мы начнем без него? — спросил Брум. — А то у меня со временем туго.
— Без моего адвоката?
— Да не нужен тебе адвокат. Я тебя ни в чем не подозреваю, а часы тикают. Так как? — Не дождавшись ответа, Брум сразу взял быка за рога. — Тебе Марди-Гра что-нибудь напоминает?
— Я думала, вы хотите показать мне фотографию.
— Сейчас покажу. Но сначала — Марди-Гра.
— Напоминает ли мне что-нибудь этот праздник?
— Да.
— Вы же и сами знаете. Напоминает.
— А подробнее нельзя?
— Вы же говорили, что торопитесь.
— Не умничай, ладно?
Меган вздохнула.
— Тот вечер, о котором я вам рассказывала, когда я убежала. Это было на Марди-Гра.
— Что-нибудь еще? — с удовлетворенным видом спросил Брум.
— В каком смысле?
— В любом. Например, не помнишь, может, в другие годы, но в тот же день что-нибудь необычное случалось? Скажем, у клуба крутились какие-нибудь сомнительные типы. Да что угодно.
Меган на секунду задумалась и покачала головой:
— Нет.
Перед Брумом на столике лежала продолговатая папка. Он постучал по ней пальцем. Меган выжидательно молчала. В кабинку с кофейником в руках заглянула официантка.
— Подлить, дорогой? — спросила она, перекатывая во рту жвачку величиной с кухонную губку.
Брум отрицательно покачал головой и, дождавшись, пока официантка выйдет, развязал тесьму на папке, вытащил фотографию и подтолкнул ее к Меган. Решив с самого начала, что скрывать ей нечего — по крайней мере она сама себя в этом убеждала, — Меган не была готова ни к какому подвоху или, если угодно, не ожидала увидеть на снимке ничего особенного. Возможно, именно поэтому, едва взглянув на него, она так насторожилась.
И скрыть этого не смогла. Брум все заметил, это было ясно. Меган медленно подтянула фотографию поближе и всмотрелась в нее.
— Узнаешь? — спросил Брум.
«Надо выиграть хоть немного времени, — подумала она. — Соберись».
— Если вы хотите знать, видела ли я эту фотографию раньше, то ответ: нет, не видела.
— Но место знакомое, верно?
Меган медленно кивнула.
— Так где был сделан снимок?
— В той части парка, о которой я вам говорила. — Меган судорожно вздохнула. — У старых развалин.
— Где ты обнаружила Стюарта Грина, залитого кровью?
— Да.
Повисло молчание.
— Мужчину на фотографии узнаешь?
Действительно, в левом верхнем углу фотографии запечатлелась фигура мужчины со светлыми волосами, в туго обтягивающей его толстовке. Возможно, Брум решил, что Меган потому и напряглась, что узнала этого человека.
— Так ведь лица не видно, — сказала Меган.
— Точно не знаешь, кто это?
— Точно.
— Но насчет места сомнений нет? Именно здесь ты в последний раз видела Стюарта Грина?
Меган изобразила, что пристально изучает фотографию, хотя никакой необходимости в этом не было.
— Да.
— Больше ничего сказать не хочешь? — Брум уперся ладонями в крышку стола.
То, что у Брума оказался снимок, сделанный в Сосновой Вырубке, удивительно, но не больше — ничего сверхъестественного или страшного в этом не было. Меган потрясло и буквально пригвоздило к стулу, не давая ни соображать нормально, ни говорить четко, само появление этой фотографии.
— Как она к вам попала?
— А что?
Следовало соблюдать осторожность. Меган небрежно, как только могла, пожала плечами и сказала первое, что пришло в голову:
— Да просто любопытно, как к вам попала фотография, сделанная именно в том месте, о котором я говорила.
Брум пристально посмотрел на нее. Она попыталась выдержать его взгляд.
— Кто-то прислал снимок в участок. Более того, этот (или эта) кто-то весьма постарался, чтобы я не узнал имени отправителя.
Меган почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— И зачем же ему (или ей) это понадобилось?
— Понятия не имею. У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?
Были у Меган кое-какие мысли. До знакомства с Рэем Левиным она совершенно не разбиралась в фотосъемке. Но он научил ее. Он рассказывал ей о постановке света, об угле съемки, выдержке, композиции кадра, фокусировке. Он брал ее с собой туда, где особенно любил снимать. И он постоянно фотографировал одну женщину — этой женщиной была она, Меган, — от нее, по его словам, он был без ума.
По прошествии времени Меган нашла в «Гугле» имя Рэя в надежде увидеть его новые работы, но обнаружила только те, что были сделаны еще до их знакомства, когда он считался известным фотожурналистом. И все. Но Меган их не забыла. Она помнила, как он обращался с камерой: углы, свет, композиция, выдержка, — словом, все. Так что и теперь, хоть столько лет прошло, сомнений у нее практически не было. Это был снимок, сделанный Рэем Левиным.
— Нет, — сказала Меган, — ничего в голову не приходит.
И тут же услышала, как Брум едва слышно пробормотал:
— О Господи, только не сейчас.
Меган обернулась, предполагая увидеть Гарри Саттона, но это был не он. В ресторанчик вошли двое мужчин. В одном безошибочно угадывался полицейский в годах — седые волосы со стальным отливом, жетон на поясе, брюки на подтяжках, а вид такой, будто ничего важнее в мире, чем его дела, нет. На другом была кричаще яркая гавайская рубаха. Три верхних пуговицы расстегнуты, на груди утопала в густой поросли волос золотая цепочка с медальонами. Этому было лет примерно пятьдесят пять, может, чуть больше, и выглядел он растерянным и сонным. Старший зашел в ближайшую свободную кабинку. Гаваец последовал за ним и шлепнулся на стул, словно марионетка, которую дернули за тесьму.
Брум опустил голову к самой чашке, явно надеясь остаться незамеченным. Но не тут-то было. У Старшего сузились глаза. Он встал и сказал что-то Гавайцу. Если тот и услышал, то виду не подал. Он просто сидел, сверля глазами стол, будто там были сокрыты некие важные тайны.
Старший направился к ним. Брум поспешно сунул фотографию в папку.
— Брум! — процедил Старший.
— Шеф.
Возникло некоторое напряжение. Голдберг перевел взгляд на Меган.
— А это кто у нас? — спросил он.
— Джейн, — поспешно ответил Брум. — Она мой старый друг.
— Ну, на вид не такой уж старый, — фамильярно подмигнул ей Голдберг.
— Весьма любезно с вашей стороны, — бесцветным тоном сказала Меган.
Голдбергу это явно не понравилось.
— Ты коп?
«О Господи, — подумала Меган, — видно, за эти годы я впрямь сильно изменилась».
— Просто друг.
— Ясно, ясно. — Голдберг с ухмылкой повернулся к Бруму. — И что же вы здесь делаете?
— Пьем кофе со старым другом.
— Заметил, с кем я пришел?
Брум кивнул.
— Ну и что мне ему сказать?
— У нас наметился некоторый прогресс.
— А точнее нельзя?
— Не сейчас.
Голдберг, нахмурившись, удалился. Меган вопросительно посмотрела на Брума.
— Этот деятель с ним — Делл Флинн, отец Карлтона, — пояснил он.
Меган всмотрелась в мужчину. Жуткая гавайская рубаха с ее кричащим оранжевым цветом, явно противоречившим тому, с чем пришлось столкнуться этому человеку, — это еще один образ, только на сей раз никому не нужный. Даже слепой увидел бы, насколько он подавлен. Вся атмосфера вокруг него была буквально пропитана тоской. Плечи опущены. Лицо, давно нуждавшееся в бритье, потухло. Отсутствующий взгляд устремлен куда-то вдаль.
То, что случилось с этим человеком, — кошмар любого отца и матери. Меган подумала о собственных детях, вспомнила свой дурацкий пассаж насчет того, как унизительно жить ради их улыбок, и снова перевела взгляд на отца Карлтона Флинна.
— Жуткое дело, верно? — спросил Брум.
Меган промолчала.
— Теперь понимаешь, чем я занят?
И вновь она ничего не ответила.
— Ведь у Стюарта Грина тоже были родители, — продолжал Брум. — И жена, и дети. Посмотри на этого человека. Представь себе его бессонные ночи. Представь, как он ждет ответа на вопросы, на один главный вопрос. Ждет изо дня в день. Потом из недели в неделю, из месяца в месяц и даже из года в год. Представь себе его муку.
— Представила, Брум, — отрывисто бросила Меган. — Вы все умеете так доходчиво объяснить.
— Просто хочу, чтобы ты поняла. — Он сделал знак официантке, чтобы принесла счет. — Так ты ничего не хочешь мне сказать про фотографию?
«Рэй, — подумала Меган. — Но как сказать ему о нем?» И она просто покачала головой:
— Нечего мне сказать.
— Тогда, может, о чем-нибудь еще расскажешь? О чем угодно.
