Наталья Александрова - Ожерелье богини Кали
На кухне тоже было неуютно. Жалюзи провисли, на плите – закопченная сковорода с остатками еды. Во всей квартире витал стойкий дух сбежавшего кофе. На столе, заставленном чашками, валялся почему-то один детский носок.
– Может, кофе хотите? – неожиданно спросила хозяйка.
Пришлось согласиться, Шерстоухов знал, что так гораздо лучше пойдет беседа.
Галина открыла форточку, сгребла со стола грязные чашки вместе с носком в раковину и насыпала в чистые чашки растворимого кофе. Капитан мысленно вздохнул, вспомнив, что ему предлагали кофе в индийском магазине. Там-то небось не растворимый подали бы, настоящий индийский, с пряностями и специями… А он отказался. И девушку как следует не поблагодарил, а она старалась, узнавала для него про Расторгуева этого.
Тут капитан Шерстоухов вспомнил, что он на работе, и отважно отхлебнул из чашки.
Галина выпила кофе и потрясла головой.
– Ох! Вроде бы в себя пришла! Вы не смотрите, что такой беспорядок, я с суток только в девять пришла да спать легла.
– Извини… я же не знал…
– Да ладно, все равно уж, – Галина махнула рукой, – дел полно.
– Я тоже по делу, – напомнил Шерстоухов, – так что чем скорее скажешь, как мужа твоего найти, тем быстрее я уйду.
– Бывшего мужа, – поправила Галина, – я этого урода видеть не могу!
– Давно разбежались?
– Уж два года. И не разбежались, а я его выгнала. Потому что это такой гад, что… Работал кое-как, а что зарабатывал, то не в дом нес, а пропивал да прогуливал. С ребенком не помогал, у нас ведь сын. – Она кивнула на раковину, где в мыльной воде плавал детский носок.
Капитан вспомнил, что из индийского магазина Расторгуева уволили за воровство. Он примерно представлял себе, что это за человек.
– Ну, короче, лопнуло мое терпение, выперла я его. Он ушел – и пропал. А ребенка кормить-одевать надо?
– Надо, – согласился Шерстоухов.
– А сколько все это стоит по нынешним временам?
– Много, – заметил Шерстоухов сочувственно, хотя детей у него не было.
Жена была когда-то давно, и теща тоже. А детей не было. Может, и к лучшему.
– Ну, стала я ему звонить насчет алиментов. Еле дозвонилась, он говорит – приходи на работу. В магазин сантехники. Прихожу туда, спрашиваю Расторгуева – меня директор чуть не побил.
Оказалось, уволили Пашку со скандалом, на воровстве прямо за руку поймали. Директор еще говорит – иди отсюда по-хорошему, а то как бы на тебя не навесили.
Я – снова звонить Пашке на мобильник, а он отлаивается: денег, мол, нету, я ушел, тебе квартиру оставил, так что сиди и не чирикай. А что он оставил, когда квартира моя, он здесь только прописан!
Звоню снова, а он, видно, мой номер в черный список занес, не отвечает телефон. Я по чужому телефону звоню – отвечают, что номер больше не обслуживается. Искала его по всем друзьям-знакомым, никто ничего не знает. А может, нарочно не говорят, вы, мужики, всегда друг друга покрываете!
– Но-но, – нахмурился Шерстоухов, – я-то тут при чем…
– Совсем я руки опустила, думала, может, подался куда в другой город. А тут подружка моя, Ленка Калмыкова, звонит и орет в трубку, что видела Пашку в баре «Лангуст», что на Пушкарской улице. Работает он там официантом. Ленка клянется, что он ее не узнал, они плохо знакомы были, к тому же она теперь перекрасилась и вообще имидж поменяла. Бар этот – заведение так себе, Ленка там случайно оказалась. Ну, подговорила она своего парня, чтобы он с Пашкой побеседовал, тот и рассказал – как работает, когда его смена, хорошие ли заработки. Вот я и собралась в этот бар, когда время подошло. Тянуть не стала – думаю, не ровен час, опять слиняет куда-нибудь.
– Молодец, оперативно сработала, – вставил Шерстоухов для развития беседы.
– Пашка как меня узнал – позеленел весь. Я так спокойно ему и говорю – давай денег на ребенка, иначе скандал устрою, а потом в суд пойду. Он-то сдуру давай ругаться – что мне твой суд, я по документам нигде не работаю, так что никаких тебе алиментов не будет. Очень хорошо, говорю, тогда я – сразу в налоговую. Скажу, что тут работаешь, а налогов не платишь.
Он налоговой не очень испугался, а испугался, что из бара его хозяин турнет. Дал мне сколько-то денег, я и ушла. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Давно это было? – спросил Шерстоухов.
– Недавно. Что-то мне подсказывает, что бывший мой какие-то там криминальные дела крутит, так что пока не уволится. Слушай, а ты зачем его ищешь?
– Как свидетеля. Мне его делишки без интереса, – отмахнулся Шерстоухов.
– Ну ладно, а то нам с Максимкой не нужно, чтобы его на зону упекли. Мы с ним не развелись еще.
– Так разводись, пока он тебе подлянку какую-нибудь не устроил! – в сердцах сказал Шерстоухов. – Чего тянешь-то? Ждешь, что бандиты явятся и квартиру отдать потребуют? Сама говоришь – замешан твой бывший в криминале, так что рано или поздно нарвется он. А у тебя ребенок маленький!
– Да я уж и сама собиралась… – вздохнула Галина.
– Ладно, спасибо тебе за сведения, на работу мне надо.
– Пока-пока. – Галина грустно улыбнулась и заперла за ним дверь.
Женщина вздрогнула и проснулась от резкого, тревожного звука.
Она осознала, что заснула в кресле перед работающим телевизором и разбудил ее какой-то звонок…
Телефон?
Нет, это был дверной звонок.
Звонок раздался снова – резкий, настойчивый.
На экране телевизора длинноногая девица в бирюзовом платье с жизнерадостной улыбкой говорила, что погода и дальше будет отвратительной.
Женщина нашарила пульт, выключила телевизор, с трудом поднялась.
От сна в неудобном положении все тело затекло и плохо слушалось, во рту было сухо и горько.
В дверь снова позвонили.
Женщина окончательно проснулась – и вместе с ней проснулось застарелое беспокойство. Больше того – страх.
Стараясь ступать бесшумно, она вышла в прихожую, подошла к двери, выглянула в глазок.
Выпуклая линза глазка искажала картинку, но она все равно узнала человека, который стоял на лестничной площадке. Человека, который внушал ей безотчетный, необъяснимый страх.
Она боялась его, боялась до судорог, до головокружения, особенно сегодня, потому что она догадывалась, зачем он пришел.
Он еще раз надавил на кнопку звонка, потом к чему-то прислушался и негромко проговорил:
– Открой. Я знаю, что ты дома. Я знаю, что ты стоишь за дверью. Открой, нам нужно поговорить.
Женщина не шелохнулась, она даже затаила дыхание.
– Да открой же! – повторил человек за дверью. – В конце концов, это просто глупо! Глупо и неприлично!
Эти слова попали в ее самое уязвимое место.
Всю свою сознательную жизнь эта женщина боялась выглядеть глупо и неприлично, боялась косых взглядов соседей и сослуживцев, боялась неодобрительного шушуканья за спиной.
И сейчас соседи наверняка прислушиваются к их разговору, выглядывают в глазки своих дверей…
Она тяжело вздохнула и открыла дверь.
Мужчина проскользнул в прихожую, обжег ее быстрым, подозрительным взглядом янтарно-желтых глаз.
Женщина попятилась.
Этот человек вызывал у нее странные, двойственные чувства – страх и в то же время восхищение.
Давно, когда она была совсем маленькой девочкой, родители оставили ее летом на даче у тетки. У этой тетки была собака, огромный черный пес с белой полосой на морде. Эта собака сидела на цепи, и девочке не разрешали подходить к ней близко. Считалось, что это опасно.
Но когда рядом никого не было, она все же подходила к собаке.
Подходила на непослушных, негнущихся ногах, затаив дыхание.
Стоя на безопасном расстоянии, она долго смотрела на грозного черного зверя, смотрела в его янтарные глаза, слушала хриплое, тяжелое дыхание. При этом девочка чувствовала безотчетный страх – но в то же время что-то непонятное, волнующее чувство. Должно быть, то же, что чувствуют парашютисты, когда прыгают из самолета в гудящую, сияющую бездну.
И сейчас, глядя на этого мужчину, на его смуглое лицо, на седую прядь, пересекающую голову, как след сабельного удара, она чувствовала что-то похожее – безотчетный страх и такое же безотчетное, необъяснимое восхищение.
– Проходи, – проговорила она, отступая в сторону.
Он пошел за ней, но вдруг схватил ее за плечи, пристально взглянул своими желтыми глазами и спросил:
– Почему ты меня не пускала?
– Я не знала, что это ты. – Она постаралась высвободиться, но он еще несколько секунд сжимал ее плечи и смотрел, смотрел…
Наконец отпустил ее и сухо промолвил:
– Допустим.
Женщина зябко передернула плечами, вошла в комнату, обернулась, встретилась с пристальным взглядом янтарно-желтых глаз и снова вздрогнула.
Постаралась справиться с собой, вспомнив о простых обязанностях гостеприимства:
– Хочешь кофе? Или, может быть, чаю?
– Не сейчас!.. – Мужчина пренебрежительно махнул рукой. – Скажи лучше – ты нашла?
Женщина похолодела.
Она была права. Он пришел именно за этим.
