Галина Куликова - Французская вдова
Марина нахмурилась.
– А что, если его забрал убийца? А свои записи Витя успел спрятать?
– Это только если они были знакомы. Иначе как бы он успел? Убийца пришел, чтобы заткнуть Виктору рот. Нет, ваш брат спрятал эти листки, которые я нашел, заранее, по какой-то одному ему ведомой причине.
– Но он должен был понимать, что в эту книгу, кроме него, вряд ли кто заглянет! Как вы сказали? «Любовь в Париже»? Я никогда в жизни о ней не слышала. И в нашей семье нет по этому поводу никаких легенд, преданий и связанных с романом смешных случаев. Ничего, что заставило бы меня или маму перелистать страницы, – воскликнула Марина.
– Возможно, ваш брат хотел сказать вам об этой книге, просто не успел, – предположил Федор. – В любом случае, страницы он почему-то вырвал из ежедневника. А сам ежедневник исчез, это факт. Еще по чашке кофе?
– Муж запрещает мне пить по две чашки за один раз, – слегка смутилась Марина. – Но с вами я выпью.
– Когда вы так говорите, я чувствую себя вашим злым демоном.
Федор подозвал официанта и сделал заказ.
– Вы вовсе не демон. Хотя и свалились словно с неба. Если бы не вы, убийство Виктора так и осталось бы… предположением. Мой муж… Он не стал бы… ну… тратить столько времени на то, что сложно доказать.
– Странно. Ведь именно он попросил своего друга присутствовать на вскрытии.
– Это был жест, – смутилась Марина. – Он слишком занят, чтобы расходовать себя на поиски убийцы Виктора. Ведь он ежедневно спасает людей…
– Понятно, – помог ей Федор. – Его гуманизм шире, гораздо шире.
– Ну, что-то в этом роде. А кофе здесь действительно вкусный. И завтрак был что надо, и…
«И вы тоже что надо», – мысленно договорил за нее Федор. Он чувствовал себя немного неуютно. Марина нравилась ему достаточно сильно, чтобы не бросать расследование. Но не настолько сильно, чтобы вступать за нее в борьбу с гуманистом-мужем. «Там поглядим, – подумал он. – Жизнь покажет, сердце не подведет».
* * *Следующий заход в театр состоялся через день. Тарасов смог освободиться только после обеда, и Федор снова, как и в первый раз, подхватил его у подъезда.
– Разворошили палкой осиное гнездо, – пробурчал режиссер. – А теперь ты хочешь, чтобы мы головы туда засунули. Слушай, ты и в самом деле думаешь, что сможешь раскрыть три убийства? – Он покосился на своего спутника.
– Мы просто собираем факты и фактики, – уверенным тоном ответил Федор. – В какой-то момент их наберется достаточно для того, чтобы картинка сложилась.
– То есть ты считаешь, что убийства раскроются как бы сами собой. Надо просто аккумулировать информацию?
– Нет, еще нужна умная голова, – ответил Федор. – Которая превратит эту информацию в единственно возможную версию.
– Впервые вижу такого самонадеянного букиниста, – буркнул Тарасов. – Только боюсь, твою умную голову вскоре завалит фактами. Смотри не захлебнись.
– А ты на что? – улыбнулся Федор. – Твоя голова тоже пригодится.
– Кстати, я тут все думал, – небрежно сказал Тарасов, – какого дьявола Лариса Евсеева полезла вдвоем с убийцей на шестнадцатый этаж?
– Наверное, она не считала этого человека убийцей.
– Но ведь целых шестнадцать этажей надо было пройти пешком!
– Ну, не знаю, – пробормотал Федор. – Нужно у женщин спрашивать, что может заставить их преодолеть такой подъем.
– Жалость, – мгновенно ответил Тарасов. – Сильнее женской жалости только инстинкт материнства. Это я тебе говорю. Но ведь никаких детей у нее не было, так что точно жалость.
– Лариса из жалости сопровождала какого-то типа на крышу? Чушь какая-то. Кстати, следователь Зимин к тебе больше не наведывался? Хочется узнать, как продвигаются дела у следствия.
– Будто он что расскажет! Нет, пока не наведывался, но наверняка вот-вот появится. Я попробую из него что-нибудь вытянуть. Мы ведь с тобой узнали, что Светлану и Ларису реквизитор подозревал в краже браслета. Может быть, Зимин тоже это выяснил? Возможно, реквизитора уже допросили и появилось что-нибудь новенькое.
– Я вчера ездил в Ленинку, – неожиданно сообщил Федор.
Он вел машину легко, без напряжения, ехал быстро, но на дороге не суетился – не перестраивался из ряда в ряд, не подрезал другие машины, не сигналил и не нервничал на светофорах. Если хочешь узнать характер человека, посмотри, как он водит машину. Тарасов смотрел и завидовал.
– На кой черт тебе Ленинка? – удивился он.
– У меня версия одна родилась… Записи Виктора лежали в книге под названием «Любовь в Париже». И журнальная фотография, которую нашли в сумочке Лесниковой, сделана в тот момент, когда театр был на гастролях в Париже. Я подумал: вдруг тут есть какая-то связь? Вдруг в Париже, во время гастролей театра, случилось что-нибудь из ряда вон выходящее?
– Красивая версия, – похвалил Тарасов. – И что? Нашел что-нибудь?
– Ничего не нашел, – вынужден был признаться Федор. – Сначала разыскал журнал с той самой обложкой, которую тебе Зимин показывал. Потом просмотрел всю подшивку за сорок шестой год, там были еще снимки, не только тот, что нашли в сумочке Светланы. Рядом с Клавдией Лернер постоянно один и тот же мужчина – держит ее под ручку, обнимает за талию. Подписей там нет, понять, что это за человек, невозможно. Я еще просмотрел фотографии актеров театра имени Коллонтай послевоенных лет. Этого типа среди актеров нет.
– Да зачем он тебе нужен? – возмутился Тарасов. – Если ты еще и в историю начнешь углубляться, мы никакого убийцу точно не найдем.
– Ну, раз всплыл браслет, который прежде принадлежал Лернер, о нем все-таки стоит узнать побольше. И если у Лернер был бойфренд, его нужно найти и расспросить. Вдруг он еще жив?
– В те времена говорили не «бойфренд», а «сердечный друг», – буркнул Тарасов.
Он отодвинул свое сиденье как можно дальше от приборной панели и вытянул ноги. Федор подумал, что у режиссера настоящий талант принимать какие-то удивительно хамские позы. Возможно, в этом вечном вызове всем и вся крылось нечто большее, нежели просто желание покуражиться? Возможно, вызов миру был ключиком, который отпирал его вдохновение.
Тарасов некоторое время грыз ноготь, потом спросил:
– А ты сканы с журналов сделал?
– Сделал, – ответил Федор, гордясь своей предусмотрительностью. – Возьми на заднем сиденье папку.
Однако режиссер отмахнулся:
– Да ладно, потом посмотрю. Меня сейчас другой вопрос волнует. Какие серьезные роли были у Светланы и Ларисы, и кем девушек заменили. Мы с подачи Зимина уцепились за браслет, а что, если дело совсем в другом? И какой-нибудь молодой и злой талант решился на преступление ради славы?
– Убитые девушки считались примами? – удивился Федор. – Если они были такими… выдающимися, зачем тогда Зубов пригласил в новый спектакль Марьяну?
– Ну, возможно, у них был не тот типаж, не знаю.
– А в тех спектаклях, которые ты ставил, Светлана и Лариса были заняты?
– Да, причем обе играли второстепенные роли.
– Второстепенные не в счет. В первую очередь надо проверить твою версию – были ли у них в театре роли, за которые стоило побороться.
– Сейчас приедем, и проверю, – пообещал Тарасов. – А ты сходи к Наташке Вересковой, разузнай, приезжал ли за время нашего отсутствия следователь, и если да, о чем спрашивал.
Федор обрадовался возможности еще раз увидеть маленькую гримершу. В дверь с надписью «Гримерный цех» он входил с легким замиранием сердца. И как только возник на пороге и громко поздоровался, одна из уже знакомых ему женщин громко крикнула, улыбнувшись:
– Натуля, к тебе пришли!
– Я вообще-то… – начал было Федор, но тут из-за ширмы появилась Наталья Верескова.
Сегодня на ней было лимонно-желтое платье, однако Федор залюбовался не им, а свежим румянцем и широко распахнутыми глазами. Залюбовался так, что забыл поздороваться.
– Привет, привет! – просияла Наталья и по-свойски схватила Федора за руку. – Пойдемте кофе пить. Я ведь помню, как он вам понравился.
– Я вообще-то насчет следователя, – признался Федор, взгромоздившись на знакомый вертящийся стул. – Приходил он сюда еще раз, пока нас не было?
– Приходил, – кивнула Наталья, доставая чашки. – Около часа назад. Спрашивал, почему Светлана и Лариса, которые откровенно друг друга не любили, на следующий день после премьеры ушли из театра вместе.
– На следующий день после премьеры? – повторил Федор, насторожившись.
– Следователь сказал: на следующий день после пропажи браслета. Похоже, он думает, что Свету и Лару убили из-за Марьянкиной драгоценности.
– Может, девчонки действительно свистнули вещь? – предположил Федор, не сводя глаз с хлопочущей гримерши.
Она все делала быстро и аккуратно. Движения ее были ловкими, но удивительно плавными. За ней можно было наблюдать вечно, как за танцовщицей, которая импровизирует без музыки.
– Да кто ж их знает! – Наталья поставила перед Федором полную чашку. Крупинки кофе плавали на поверхности, собираясь в один большой островок. – Но уж точно не вдвоем, – фыркнула Наталья. – Светка и Лара друг друга не переваривали. Не знаю, кто сказал следователю, что они ушли вместе, это вряд ли. Скорее всего, просто столкнулись на выходе, вот и все.
