Татьяна Гармаш-Роффе - Завещание с того света
Алексей как раз дошел, миновав сверкающую теплицу, до огорода. За ним, в румяном яблоневом раю, слышались голоса Маши и Игоря.
…Сейчас одна надежда: вдруг домашние что-то приметили, что-то услышали (или подслушали!). Обрывок разговора, произнесенное имя – что угодно, лишь бы найти хоть малюсенькую зацепку. И для этого ему срочно нужна Машенька.
…Эти двое рвали яблоки, складывая их в корзину, и выглядели такими блаженными, что Кис озадачился. Маша чему-то смеялась, он видел сквозь ветки ее лицо, обращенное к Игорю, и в этом лице, в этом смехе острыми осколками сверкала боль – Алексей ее ощущал столь отчетливо, как если бы Маша не смеялась, а рыдала. Причем рыдала в плечо Игоря, которому решилась свою боль доверить. И когда это девочка, по-королевски владеющая собой, успела с ним так сблизиться?
Впрочем, какое его дело, собственно? Конечно, Кристину Кис любит, и ему будет жалко, если они с Игорем расстанутся, – а как же, ведь он, великий детектив, ее спас. Умным людям хорошо известно, что вовсе не спасенные любят своих спасителей – нет, тут все наоборот. Это спаситель-благодетель питает нежные чувства к тому, кто стал объектом приложения его исключительной хорошести: Доброты, Мужества, Бескорыстия (недостающее вписать, как водится). И снова и снова спаситель-благодетель жаждет видеть этот объект, он его опекает и лелеет – потому что чувство благодарности, вспыхивающее каждый раз в глазах объекта, льет елей на его тщеславное самолюбование. Так ведь приятно заново ощущать себя человеком Подвига!
И Герой, сам того не замечая, становится вымогателем, требуя вновь и вновь благодарности у своей спасенной… жертвы.
А вот объект этот бедный, жертва подвига, устает от собственной благодарности. Устает от негласной, но ощутимой обязаловки ее постоянно выражать. Благодарность обременяет и может легко мутировать, превратившись если не в ненависть к спасителю, то, по меньшей мере, в стойкое желание больше никогда его не видеть. Видимо, это и происходит с Кристиной…
Игорь, конечно, человек деликатный, он никогда ничем не напоминает Кристине о том, как все стояли на ушах в тот безумный день ради нее. А уж Кис тем более молчок – он вообще перекинул роль спасителя на Игоря. Так что никакого парада тщеславия с их стороны нет, даже намеком. Однако Криска – человек по природе благодарный, она сама генерирует эти порывы признательности… Подсознательно. И сама же от них устает, м-да…
В общем, Криску Алексей нежно любит и считает, что они с Игорем отличная пара, – но это же он так считает. А Кристина, наверное, считает иначе…
– Алексей Андреевич! – раздался детский Машин голосок. – С добрым утром. Какой день хороший, правда?
– Тсс, – приложил палец к губам Кис, – я Константин Чебыкин, одноклассник твоего папы. Вчера ты представляла меня без фамилии, обошлось, но бабушка расспрашивала меня с пристрастием, и пришлось соврать. Теперь будем придерживаться этой версии, ясно? Игорь, не забывай называть меня «папой»; а ты, Машенька, Константином Алексеевичем. Не знаю, какое отчество было у Кости, но я ему дал свое.
– Это хорошо, так легче запомнить, – улыбаясь, прошептала Маша.
– Надо кое-что обсудить, пошли в дом.
Они занесли корзину с яблоками на кухню, отдали поварихе – та принялась немедленно их мыть и раскладывать во фруктовые вазы, – а сами поднялись наверх, в комнату Алексея.
– У меня есть предположение… – сообщил Кис и вдруг сделал паузу. – Маша, давай сразу договоримся о тезаурусе. Кажется, ты употребляла это слово недавно – то есть понимаешь, что оно означает.
– Ну конечно, Константин Алексеевич, – с ехидцей произнесла Маша новоизобретенное имя детектива, – я девушка образованная. Тезаурус – это словарь слов и их значений, используемых в пределах конкретного текста.
– Превосходно сказано. Так вот, в пределах моего текста слово «предположение» означает то, что означает, без вариантов.
– То есть у вас есть лишь гипотеза, господин Че… Как там? Че-бы-кин, – рассмеялась Маша.
– У меня есть предположение, и оно пока даже на гипотезу не тянет! – поднял указательный палец вверх Кис. – Поскольку гипотеза имеет цепочку умозаключений, хотя бы короткую, а у меня пока что одноклеточное, как инфузория-туфелька, предположение: в смерти Евгения Дмитриевича заинтересован некий человек из его деловых медицинских кругов. Неважно, что именно они не поделили, – главное, там есть что делить. Клиентура у них богатая и влиятельная, а это дает деньги и связи, на которых строится высокий престиж врача… Но подобраться к ним, кругам этим, будет чрезвычайно сложно. Особенно если учесть, что я не могу вести расследование официально. Поскольку в письме… – Кис запнулся: произнести слова «от твоего папы с того света» было выше его сил, слишком дико звучало, – в письме, которое принес голубь, было четко сказано, что расследовать нужно тайно. И это не блажь, ни в коем случае. Автор Письма знает гораздо больше нашего и уверен, что открытое расследование растревожит осиное гнездо… Так я думаю.
– А как же тогда? – подняла светлые бровки Маша.
– Пока попробуем выяснить, не обронил ли твой папа какую-то фразу, отражающую его беспокойство. Начнем с тебя: в последнее время он был чем-то озабочен? Напряжен? Расстроен? Излишне задумчив?
Маша отрицательно помотала головой.
– Он говорил по телефону чаще обычного?
– Не знаю. Папа бо́льшую часть времени проводил в своем кабинете. Если и звонил, то не при мне. И со мной своими тревогами он бы ни за что не поделился, он меня оберегал.
– Хорошие родители так и делают, – одобрил Кис. – Мы можем осмотреть его кабинет?
– Я не возражаю. Но лучше сделать так, чтобы ни Лена, ни бабушка не видели. Иначе придется спрашивать разрешения у них, а это чревато расспросами, зачем да почему. Когда я говорю «бабушка», я имею в виду Анну Ивановну, – сама-то бабуля днем больше спит. Но компаньонка ей обязательно доложит, если увидит, как мы поднимаемся в кабинет.
– Поднимаемся?
– Он в мезонине. А лесенка находится как раз между апартаментами Лены и бабушки.
Похоже, тут у всех апартаменты, честно позавидовал детектив. Они с Александрой и двойняшками жили в четырехкомнатной квартире – казалось бы, весьма приличной, – однако она уже стала им тесна: дети росли, им требовалось больше личного пространства, и скоро придется их расселять на две комнаты. Придется пожертвовать то ли гостиной, то ли кабинетом Александры…
– Сходи на разведку. Если путь свободен, махни. Игорь, в кабинете я сам разберусь, а ты иди в мою комнату и садись изучать материалы от Александры. Мне выдашь резюме.
Они дошли до второго этажа все вместе. Игорь отправился в комнату шефа, Маша скользнула влево по коридору, приложила ухо к одной двери, потом к другой.
– Лена собирает детей на прогулку, – шепнула она Алексею, – давайте скорее сюда!
Кабинет был заперт, но Маша сняла ключ с бра, висевшего на стене рядом с дверью.
– Имейте в виду, Алексей Андреевич, – тихо произнесла Маша, – в компьютере у папы ничего интересного нет. Я там полазила, ища завещание: Лена достала своими истериками. Ей все мерещится, что она будет вынуждена пойти с детьми побираться на улицу.
– И как успехи?
– Не нашла. У меня такое впечатление, что папа пользовался домашним компьютером исключительно для выхода в Интернет. Никаких рабочих файлов.
Судя по тому, что ключ от кабинета висел в общедоступном месте, академик и в самом деле секретов не имел.
– Я гляну. А тебе предстоит задать точно такие же вопросы, как я только что задавал тебе, каждому из обитателей этого дома. Кроме бабушки, с ней я уже говорил. И Олега – его я как раз собираюсь навестить сам. Пожалуй, и вашего охранника. Как его зовут, напомни?
– Дядя Федя. Ну, Федор, – порозовела Маша. Смутилась, что так по-детски сказала, глупышка.
– Тогда все. Остальных сама спрашивай: был ли папа расстроен, не обронил ли какую-то фразу, какое-то имя.
– Но они удивятся, почему я вдруг месяц спустя явилась к ним с вопросами.
– Сваливай все на меня. На папиного одноклассника. Это он, мол, интересовался. Потому что знает, что Женя Донников был отличным водителем. И ты, Маша, тоже вдруг призадумалась: как же так? Ведь папа прекрасно водил машину! Может, он не уследил за дорогой, потому что был погружен в какие-то мысли?.. и так далее. Если кто-то вспомнит, что видел или слышал нечто необычное, – цепляйся, как клещ. Выпытывай все подробности. Задача понятна?
У девушки в глазах заблестели слезы.
– Прости, Маша.
– Все нормально.
– Чтобы заниматься расследованием, нам не раз придется возвращаться к гибели твоего папы… Ты выдержишь?
– Не сомневайтесь.
– Тогда расходимся. Желательно все сделать за сегодняшний день, поскольку мне в качестве друга твоего папы, который в Москве проездом, было бы странно тут у вас застрять. Кстати, не мешало бы нам с Игорем, для достоверности имиджа, сходить на кладбище, почтить память школьного друга Жеки… Где он похоронен?
