Данил Корецкий - Шпионы и все остальные
— Б…дь! — вслух повторил Бруно.
Она теперь журнал выпускает. Про моду и тусовки, естественно. Ну и политики чутка, три капли на стакан, теперь это в тренде. Это после Ямайки ее накрыло. Захотелось бурной деятельности, чего-то такого, чтобы, как она сказала, «с депреса соскочить». Романыч, вместо того чтоб выбить ей этот депрес шлангом по жопе, срочно купил какой-то глянцевый журнал: играйся, бэби, только не плачь. И вот она целыми днями ходит по дому, мобильник возле уха, тарахатит с дизайнерами, полиграфистами, с какими-то губернаторами знакомыми, в руках пачки модных снимков, и снимками этими она коридор выкладывает и любуется, изображает из себя ох…енного специалиста. А сама в одних трусах розовых!
— А ни х…я у нее не получится с этим журналом, Романыч! Слышишь, нет? Ну ты, б…дь, выйдь только да посмотри, ну! Пусть она х…ху лучше выпускает, в этом она разбирается!
Нет, Машка не уродина, чего там. И грудь на месте, и ноги не кривые. Но Бруно Аллегро — человек-звезда, он скорей удавится, чем будет на нее смотреть. Вот по чесноку. Да ей ведь насрать на всех, просто насрать и все! Она даже за людей их не считает. Его, Бруно, не считает. Васю-Альберта не считает. Всю обслугу, которая тут обитает. Как будто они — кошки, собаки, птички лесные на ветках, а то и вовсе, б…дь, аквариумные рыбки. Ведь никто не стесняется аквариумных рыбок, ага!..
Да и Романычу, если уж на то пошло, тоже насрать. Он заботится, конечно, о Бруно, но точно так же он заботился бы о каком-нибудь там мопсе. Кормежка премиум-класса, конура просторная и все такое. И что? Но вот то, что ему, Бруно, скучно сидеть в этой конуре, что он тут вам, б…дь, не зону топчет, он свободный человек, и он не терпит, когда его свободу ограничивают, а тут еще в окне, б…дь, разгуливает эта Машка с голыми цыцками, — на это Романычу насрать! Он не видит, он не понимает, почему вообще должен на эту тему париться! Какой-то мопс, б…дь!!! Нах, нах!
Оскорбительно? Да. Надо признать, это просто в ох…енной степени оскорбительно. Вот так.
Сегодня, завтра, послезавтра…
Бруно допил виски, швырнул бутылку в оконное стекло. Стекло даже не треснуло, даже не зазвенело, потому что тоже, наверное, бронированное какое-нибудь, а бутылка отскочила и покатилась по полу.
— Все! П…дец! Я ухожу! — проорал Бруно.
Внизу, где сидит Вася-Альберт, опять что-то стукнуло. И пох.
Бруно — человек конкретный. Сказал — сделал. Он взял в тумбочке ноль пять армянского коньяку, сунул в карман и вышел из комнаты. Спустился по лестнице. У входной двери замаячил долдон в костюме.
— Куда идешь?
— Тебя не спросил, дылда! Пади в говно!
Бруно подошел к нему вплотную, сделал обманное движение и неожиданно боднул головой в пах. Дылда с мучительным стоном согнулся, а Бруно беспрепятственно вышел на улицу.
Деньги и политика
— Какой проект? — спросил Трепетов, исподволь рассматривая Кирилла Сулимова и грузного парня с красными глазами, который вроде бы придумал что-то гениальное. Сегодня он видел его впервые. Или нет? Представился Валентином, считает, что этого достаточно. И пока ездит с Сулимовым, то действительно достаточно.
— Новый проект, Семен, — улыбался Кирилл. — Абсолютно новый и перспективный. И ты должен нам помочь!
Пауза. Дверь приоткрылась, в кабинет заглянула пожилая горничная. Трепетов жестом показал ей: «Ничего не надо», взял бутылку и разлил по бокалам душистый «Камю Бордери».
— Да говори толком, Кир, не вытанцовывай, — сказал он. — Надеюсь, это не идея деприватизации?
— Нет, политика.
Трепетов внимательно посмотрел на гостя, хмыкнул и пригубил коньяк.
— Трофим Бабкин уже сходил в политику. Вернулся в дерьме. И в «Форбсе» его что-то больше не видать.
— Значит, не туда пошел. И потом, он сам полез, без консультаций. Сейчас не о нем речь. Речь о концепции подготовки к новым выборам.
Трепетов вытянул к камину длинные ноги, обутые в простые домашние туфли из непальской пашмины, и сказал:
— Ясно. Карманные партии, оттягивание голосов, дробление электората и распыление оппозиции… Я тут при чем?
Валентин допил свой бокал и чему-то усмехнулся: очевидно, он знал — при чем. Но не сказал.
— Тебе придется внести свой вклад в дело стабильности и процветания, Семен, — сказал Сулимов.
Трепетов нахмурился.
— Мы с тобой не первый год знакомы, Кир. Давай начистоту. Ты знаешь мое отношение к политике. Если бы я хотел в нее вписаться, я бы давно это сделал. Но мне это неинтересно, и ты это хорошо знаешь. Тем не менее ты здесь, и ты толкаешь мне эту тему. Я не собираюсь играть в политические игры!
На рабочем столе Трепетова зазвонил телефон внутренней линии.
— Пардон, секунду.
Он подошел к столу, взял трубку.
— Слушаю.
— Семен Романович, это Седов. Прошу прощения, но у нас небольшое ЧП. Бруно, ваш «пристяжной», устроил дебош, ударил в пах Григория.
— Это не повод беспокоить меня во время деловой встречи, — сухо сказал Трепетов. — Кто такой этот Бруно? Генерал МВД? Олигарх?
Гости переглянулись и напряглись.
— Извините, Семен Романович, но вы сами говорили, что мне он не подчиняется и по всем вопросам надо обращаться к вам, — не отступал начальник охраны. — Сейчас он буйствует, и я спрашиваю: что с ним делать?
— Можете связать его, можете вышвырнуть с территории…
— Да. Конечно. Спасибо. Я сейчас же…
Трепетов хотел уже положить трубку, но увидел, что Сулимов и Валентин делают какие-то отчаянные жесты, и, прикрыв трубку рукой, вопросительно посмотрел на гостей.
— Сюда его, сюда! — махал рукой Кирилл.
— Кого? — удивился Трепетов.
— Бруно Аллегро!
— Откуда ты его знаешь?! — изумленно спросил Трепетов.
— Мы из-за него и приехали!
— Вот даже как? — хозяин недоуменно выпятил нижнюю губу. — Ну, ладно…
— Алло! Вы еще здесь? — сказал он в телефон. — Не надо его вышвыривать. Приведите Бруно ко мне в кабинет. И побыстрее. — Потом повернулся к гостям. — Может быть, вы все же объясните мне, что происходит?
Кирилл Сулимов встал.
— В центре нашей новой политической концепции находится именно Бруно Аллегро. А не ты, Семен, уж извини нас, пожалуйста…
Дверь открылась, и в комнату влетел встрепанный карлик, ускорение которому явно придал пинок в зад. Он хмуро взглянул на Трепетова и его гостей.
— Я ж только воздуху вышел глотнуть, ноги размять… Ну. Там же охренеть можно, в конуре этой весь день сидючи…
Бруно достал из кармана смятый носовой платок, с важным видом высморкался, одернул пиджак, отряхнул рукава.
— А они только увидели меня, сразу вскипешились, набросились неизвестно чего… Этот, Вася-Альберт ваш. И остальная свора тоже не лучше. Вот, костюм испортили… А я при исполнении как-никак. Я ж не могу это так оставить, это ж беспредел полнейший. А должен быть порядок, я считаю. Я всегда за порядок. А начальник охраны этот вообще олень… Так что я тут ни при чем, это точно.
Он стоял напротив рабочего стола хозяина, сложив руки за спиной и слегка покачиваясь на носках. Блесток на его любимом костюме заметно поубавилось, один лацкан был почти оторван и болтался. Левая часть лица распухла, под глазом наливался синяк. Но Бруно при этом сохранял царскую осанку и смотрел орлом.
— Значит, набросились ни с того ни с сего, — сказал Трепетов, постукивая пальцами по столу.
— Ага! — подтвердил Бруно.
— А ты их призывал к порядку, верно?
— Ну, точняк, Семен Романович!
Трепетов повернулся к Сулимову.
— Ну, и как он тебе? По-моему, врет очень убедительно. Бесценное качество для будущего политика! Как раз то, что ты искал!
— Хватит паясничать, Семен! — перебил его гость. Сулимов покраснел, на скулах играли желваки. — Речь идет об очень серьезных вещах, а ты мне цирк устраиваешь!..
— Я в цирке работал, кассу стриг! — с гордостью подтвердил Бруно.
— Тему цирка попрошу снять! — строго сказал Кирилл. — Бруно Аллегро нужен нам как политик новой волны!
Он подошел, взял карлика за плечи, развернул. Бруно для порядку дернулся, проворчал: «Эй! Я при исполнении! Руками не трогать!» Но всерьез не возражал — он был заинтригован и польщен.
— Яркая внешность! Живой народный язык! Никакого снобизма! Находчив! Смел! Популярен, в конце концов! Это готовый руководитель Партии маленьких людей!
Трепетов хмыкнул.
— Партия страдающих нарушениями гормона роста? И сколько голосов она оттянет? Две тысячи? Пять тысяч? Уж лучше тогда создать партию больных ожирением! Или сахарным диабетом! Или — партию алкоголиков! Тогда у вас будут голоса подавляющего большинства населения!
— Я чего-то не пойму, Семен Романович, — Бруно с сомнением посмотрел на хозяина. — На кого вы наезжаете — на меня или на этого господина? Вы же сами меня позвали!
