На один удар больше - Анна и Сергей Литвиновы
Ханс-Йорга не покидала мысль: его обдурили. Но кто?
Покойный Фиде — нарисовал кружок в неправильном месте? Ошибся — а может, над будущими кладоискателями поиздеваться решил?
Или — что скорее — проклятые российские компаньоны вокруг пальца обвели?! Только как? Он ведь им, пока договаривались, только место озвучил — окрестности Калининграда. Про усадьбу «Альтхов Рагнит» сказал, лишь когда в бывший Кенигсберг прилетели. А карту продемонстрировал непосредственно на месте. И в руки им не давал.
Может, девица-оператор ошиблась и тайник все-таки не в том сарае был? Тем более точка, которую георадар показал, находилась совсем рядом со стеной?
Отправиться, что ли, снова в Россию? Попробовать поискать еще? Самому?
Но решиться было страшно. Некомфортно ему в чужой совсем стране, без языка. Да и лететь теперь дорого, неудобно.
Тем более имелось подозрение: не ошибка тут, а спланированный, расчетливый обман. Русские всех и всегда пытаются обдурить. Но тогда богатства, принадлежащие ему по праву, обязательно где-то всплывут.
Он долгими часами зависал в интернете, бесконечно разглядывал выставленные на продажу или аукционы антикварные раритеты — особенно от Королевской фарфоровой мануфактуры.
И однажды ранним утром после того, как просидел всю ночь и находился на восемнадцатой по счету странице поиска, сердце учащенно забилось. Сервиз! Точно такой! Описание на английском — его Ханс-Йорг худо-бедно разбирал. Да, он! «Свидание». 1888-й год. На двадцать четыре персоны, состояние идеальное, все предметы в наличии. И цена — прямо в глазах помутилось! — девятьсот восемьдесят тысяч евро.
Начал изучать лот внимательнее — куда больше разволновался. Продавался сервизик в России! Город Санкт-Петербург, антикварный салон «Преданья старины». А совсем мелкими буковками приписка: «принят на комиссию 15 октября с. г.».
Ханс-Йорга бросило в пот. Он успел почти досконально изучить продукцию Королевской фарфоровой мануфактуры и знал: выпустили «Свидание» в очень ограниченном количестве — сервиз с богатой росписью и тогда стоил недешево, производители боялись, что покупателей не найдут.
Вскочил, нервно забегал по комнате. Матушка (ее спальня под его комнатой) немедленно принялась стучать своей клюкой в потолок.
Ханс-Йорг плюхнулся на кровать. Схватил телефон. В контактах магазина значилось: «Говорим по-русски и по-английски». Набрал номер — в России девять утра, должны быть на месте.
Долгие гудки, наконец запыхавшийся женский голосок пропищал что-то на неведомом ему славянском наречии.
— Do you speak English? — спросил строго.
— Yes, — последовал неуверенный ответ.
Вытягивать информацию и тем более играть роли Ханс-Йорг сроду не умел. Но сейчас гнев помогал импровизировать на ходу. Он представился известным коллекционером фарфора из Нидерландов (даже фамилию вспомнил — попадалась ему, когда изысканиями занимался). Заявил, что интересует его сервиз «Свидание». Но прежде чем разговаривать о покупке, хочет убедиться: лот подлинный.
Фрау (ей, вероятно, проценты от продаж платили) оживилась, залопотала бодрее:
— Скипетр, отличительный знак Королевской фарфоровой мануфактуры, не подделаешь! И живопись изумительная. И даже больше вам скажу: нам привезли его в оригинальной коробке.
— А кто владелец?
— Мы не предоставляем подобную информацию.
— Но мне хотелось бы знать. Вдруг он мошенник?
— Наш магазин работает исключительно с проверенными поставщиками.
— А я — как коллекционер — хочу знать историю вещи. Где она находилась почти полтора века? Почему не использовалась?
— Этого никто вам не скажет. Но в жизни случается всякое. Начинают разбирать, допустим, кладовую…
— …и находят в ней сервиз за миллион евро?! Не смешите, — перебил уверенно.
— …или — как вариант — выкапывают клад.
— Клад? А ваше законодательство разве не обязывает сдавать их государству?!
— Но это ведь предмет массового производства, культурно-исторической ценности он не имеет.
— Мне хотелось бы все-таки выяснить происхождение сервиза, прежде чем совершать покупку.
— Хорошо. Оставьте свои координаты. Если владелец согласится озвучить историю, мы немедленно вам перезвоним.
— Я сам выйду на связь. Через пару дней.
Ханс-Йорг швырнул трубку. Щеки его пылали.
Потом сделал несколько глубоких вдохов и немедленно набрал еще один телефонный номер.
* * *
Домой после первого дня турнира вернулись совсем поздно. Таня попыталась настоять на режиме, но Митя привел миллион аргументов: у него стресс, надо как следует оторваться, а доспит он завтра по пути в машине. В итоге развел ее по полной программе. Пусть понимала, что манипулирует, но в честь неожиданной победы исполнила все хотелки. Посетили игровые автоматы, потом в кино пошли — как Митя обожал, с огромным ведром попкорна. А когда прибыли домой, сын объявил: турнир надо обязательно играть в одной и той же «счастливой» форме. Ребенок отправился спать, а Садовниковой пришлось закидывать одежду в стиралку, ждать, пока цикл завершится, и развешивать.
Проснулась совсем невыспавшаяся. Расписание знали с вечера, текущие результаты опубликовали только утром. Как Таня и предполагала, Митя попал на первого сеянного. Пока пила кофе, открыла его рейтинг. Серьезный соперник! Из десяти зачетных турниров — восемь первых мест и два вторых, причем целых три соревнования — заграничные.
Спросила осторожно сына:
— Ты в курсе, с кем сегодня играешь?
Тот испуганно ответил:
— Пожалуйста, не говори.
— Почему?
— Юлия Юрьевна сказала: какая разница, с кем драться? А чужой высокий рейтинг только зря на мозг давит.
«Легко сказать: какая разница! А если уступаешь по всем статьям? Мигом себе комплекс неудачника наживаешь», — вспомнила психологию Таня. Впрочем, чем она рискует? Митя снова откажется в теннис играть? Да и ладно, доля мамы спортсмена начинала ее раздражать. И для бюджета накладно.
Но только все равно хотелось, чтобы сын победил. Вчера успела отметить: родители теннисистов обожали давать своим детям советы. Тане — как дипломированному психологу — многие из них казались как минимум бесполезными, а иные — просто вредоносными. И она решила дать Мите свой:
— Как считаешь, в чем ты превосходишь любого спортсмена?
— Я красивый, — ухмыльнулся.
— А помимо этого — весьма спорного — качества?
— Мне скучно играть, как положено.
— Это ты о чем?
— Ну, Юлия Юрьевна говорит: нельзя забивать сразу. Надо мяч подержать в игре и дождаться момента подходящего. А как по мне, редкостная тоска: тупо через сетку перебивать!
— Неподготовленная атака — еще тупее. Имхо, — отрезала Татьяна. — Впрочем, ладно. Считай, я этого не говорила. В теннисе ничего не понимаю, но могу сказать из своей оперы. Крут ты в том, что гораздо умнее всех этих мальчишек. Читать научился в три года. Считаешь без калькулятора. Все столицы знаешь и миллион умных словечек. А у теннисистов, мне показалось, лица — как у футболистов. Дебильные.
— Да ладно, футболисты
