Останови меня, или все повторится - Алекс Джиллиан
Ещё один знак?
Возможно, но правда в том, что Кэтрин никогда не верила в мифические знаки судьбы и роковые предзнаменования.
Все удары, что преподнесла Кэти щедрая на подзатыльники жизнь, являлись закономерным итогом цепочки событий. Ее отец погиб в автокатастрофе, потому что злоупотреблял алкоголем и наркотиками. Мать покончила с собой, потому что была слишком ленива, чтобы подняться с дивана и заняться чем-то кроме смакования своих страданий. Кэйт лишилась дома и семьи, потому что ее оба родителя не хотели жить и не предпринимали ни малейших попыток захотеть.
Могли бы какие-то чудодейственные знаки судьбы изменить то, что с ними произошло?
Вряд ли.
Если человек не желает и не ищет спасения, никакая потусторонняя сила не сможет остановить запущенную программу саморазрушения. Это был их собственный выбор. Эгоистичный, трусливый и жалкий. Но именно этот выбор дал маленькой Кэтрин шанс на совсем другую жизнь.
Оказавшись под опекой бабушки, она обрела все то, чего была лишена при живых родителях. Заботу, ласку, любовь и отчаянную надежду, что так будет всегда. Десять лет сравнительно спокойной и счастливой жизни пролетели как один миг, а затем все снова рухнуло. И никакие роковые знаки не могли становить то, что произошло. Иногда мы просто бессильны что-либо изменить. Остается только принять неизбежное и стать сильнее.
Кэтрин перевернула страницу. Она не собиралась читать, а лишь бегло полистать пожелтевшие страницы, исписанные разборчивым красивым почерком, но вышло иначе. Взгляд Кэйт зацепился за незнакомый, перечеркнутый жирной линией фрагмент с пометкой «убрать» на полях, и она увязла…
«Мы придумали себе новые имена. Не помню, чья была идея. Скорее всего, моя. Впрочем, это не имеет никакого значения.
К восьми годам я уже прочитал множество книг из отцовской библиотеки. Таскал их тайком и жадно проглатывал, прячась с фонариком под одеялом. Если бы отец только увидел, что я читаю…
Возвращаясь в наше тайное место, я пересказывал другу биографии самых известных серийный убийц, а он внимательно ловил каждое мое слово и улыбался.
Пока наши сверстники зачитывались комиксами, мы изучали подробности жизни самых кровавых монстров прошлых столетий и выбирали себе кумиров.
Так он стал Джеком, а я – Жаном.»
На этом страница закончилась. Не выпуская тетрадь из рук, Кэтрин прошла к кровати. Сердце гулко колотилось в груди, от волнения потели ладони. Мысли лихорадочно метались, она пыталась понять, почему Роберт решил не включать этот фрагмент в свою первую книгу. В нем не было ничего особенного, что могло кардинально повлиять на опубликованный текст. Главных героев «Инстинкта» Миллера действительно звали Джек и Жан, но по сюжету это были их реальные имена.
Возможно, Роберт решил упростить текст, убрав то, что считал лишним и незначительным. Либо наоборот…
Безумно заинтригованная, Кэйт быстро избавилась от платья, забралась под одеяло и, включив ночник, продолжила чтение.
На следующей странице другим цветом пасты и более небрежным почерком (словно впопыхах) Миллер оставил примечание, которое тоже впоследствии вычеркнул.
«Примечание:
Джек-Потрошитель – один из самых известных и загадочных серийных убийц в истории. Совершил ряд жестоких преступлений в лондонском районе Уайтчепел в 1888 году. Его личность и мотивы убийств так и не раскрыты по сегодняшний день. Джек Потрошитель лишил жизни как минимум пятерых девушек, занимавшихся проституцией, перерезав им горло и изуродовав тела. Убийства прекратились так же внезапно, как и начались. (Джек так увлекся этим парнем, что даже захотелось выучиться на хирурга. Я считал это глупой затеей, и на следующий день принес ему медицинскую энциклопедию. Мы читали ее в течение недели, но это было смертельно скучно. Джек сдался первым и заявил, что готов перейти от теории к практике. Разумеется, я его поддержал.)
Жан Батист Мурон – 16-летний француз, осужденный за серию поджогов в деревне Тарасон. Был приговорен к каторге на 100 лет и 1 день. Вышел на свободу в возрасте 116 лет. Это стало рекордом по длительности отбывания наказания.
(Однажды я тоже побью какой-нибудь рекорд и войду в историю)»
Кэтрин в недоумении свела брови и перешла к следующей странице, где не наблюдалось ни пометок, ни зачеркиваний, и содержание практически не отличалось от растиражированной версии «Инстинкта».
«Мы всегда встречались в одном и том же месте и вели себя так, словно за пределами леса ни его, ни меня не существует. Это тоже было частью игры.
Муравьи, бабочки, пауки, ящерицы – это осталось в прошлом.
Мы экспериментировали. Нам хотелось большего.
Следующими стали змеи.
Находить и отлавливать их оказалось намного сложнее и дольше, но зато эта игра напоминала настоящую охоту. На то, чтобы набить жестяную канистру змеями, у нас уходило от недели до двух, но оно того стоило.
У меня тряслись руки, когда я заливал мерзких гадов бензином, а сердце билось так сильно, словно вот-вот выскочит из груди. Огонь пожирал их не сразу, и в этом был особый, оглушительный кайф.
Боже, как они шипели и изворачивались, как трещала, лопаясь, их кожа! Меня переполняли эмоции, столь мощные, что хотелось кричать. Это был дикий безудержный восторг. Я жадно вдыхал разносящийся по округе запах и не мог надышаться.
Спустя год или чуть больше настал черед крыс. Гадкие отвратительные твари не вызывали во мне ничего, кроме омерзения. Мне нравилось их убивать. Это наполняло меня умиротворением.
Хочу сразу прояснить, что мы с Джеком не считали свои игры жестокими или неправильными. Я любил кошек, собак и других домашних животных, и Джек, наверное, тоже. Мне бы и в голову не пришло сделать с ними что-то подобное. Я же не зверь и не садист.
Кто, вообще, любит крыс? Что страшного может случиться, если мы избавим этот мир от двадцати хвостатых тварей? Ну или тридцати. Ладно, пятидесяти.
Превысить эту цифру нам с Джеком так и не удалось, хотя попытки были. Поймав несколько грызунов, мы сажали их в приспособленные аквариумы (Джек стащил с чердака своего дома), кормили, наблюдали и выжидали, когда тварей расплодится достаточно, чтобы устроить большой пищащий огненный пир.
Мы готовились к этому дню, как к празднику. С предвкушением, азартом и растущим нетерпением, и одновременно чувствовали, когда наступал предел, после которого каждый день промедления нас самих превращал в озлобленных ублюдков. Однажды мы даже подрались.
Я любил порядок во всем, чем занимался. Будь то содержание комнаты в чистоте, выполнение домашнего задания или разведение крыс. Как-то я не досчитался одной серой твари и обвинил в пропаже Джека. Он все отрицал, и я даже ему поверил, а когда вернулся домой, то обнаружил дохлую крысу под своей кроватью.
В меня словно зверь тогда вселился. Вернувшись в лес, я набросился на Джека с кулаками, а он неожиданно дал сдачи. Мы катались по земле, норовя ударить друг друга посильнее, пока оба не выдохлись.
– Я не трогал чертову крысу, – хлюпая разбитым носом, упрямо повторил Джек. – Она мне на хрен не сдалась. Как и все остальное…
– Что ты сказал? Повтори! – я снова встал в стойку, собираясь продолжить драку.
– Иди к черту, Жан, – огрызнулся Джек и, повернувшись ко мне спиной, похромал прочь.
Это была наша
