Трое свободны: Не ищи меня (СИ) - Хантер Кайли
— Он пьян? — спросила Оливия, входя в комнату и держа руки на бедрах.
— Как скунс, — усмехнулся Айзек.
— Я принесу ему стакан воды, — хихикнула Элис, выходя из комнаты.
Я посмотрела на Айзека.
— Уже поздно. Почему Элис здесь?
— Я позвонил ей. После того как мы освободили Тревора от стены, никак не могли понять, как убрать кусок гипсокартона с его руки.
— Элис спасла положение, — призналась Оливия. — Она предложила принять теплую ванну, чтобы гипсокартон размок. А после того как гипсокартон удалось убрать, Элис использовала растительное масло, чтобы оттереть большую часть клея.
— Растительное масло? — напряглась я, гадая, сколько стен и полов придется отмыть.
— Элис заставила Тревора остаться в ванне, — уточнила Оливия. — Она следила за тем, чтобы масло не растеклось, а после посыпала все каким-то чистящим порошком.
— Я хорошенько прополоскала ванну, — добавила Элис, входя в комнату и ставя на журнальный столик стакан с водой. — А пятнышки клея, оставшиеся на руке Тревора, должны сойти в ближайшие несколько дней. — Элис снова засмеялась. — Не помню, когда в последний раз мне было так весело. Твои мальчики — настоящие шутники.
— Поверь мне, их остроумие через некоторое время надоедает, — проворчала Оливия, махнув рукой в сторону лестницы. — А в стене их спальни теперь дыра.
— Могло быть и хуже, — заметила я, направляясь к двери. — По крайней мере, Тэйт не стал приклеивать к стене лицо Тревора.
Глава 16
Когда я добралась до дома, было уже за полночь. Я схватила сумочку и выпрыгнула из машины, решив проверить заднее сиденье, в надежде, что мои пьяные пассажиры не оставили мне никаких сюрпризов. Единственное, что я увидела, — это мамину папку и книгу рецептов, лежащие на коврике. На папке в центре красовался отпечаток мужского ботинка.
Подняв их, я добралась до дома и вошла, снова заперев за собой дверь, а затем по привычке отнесла все в свою спальню.
Сумочка и ключи отправились на комод, но, решив, что мой мозг еще не готов ко сну, я бросила книгу и папку на тумбочку, прежде чем переодеться и приготовиться ко сну.
Забравшись в постель через несколько минут, я поудобнее устроилась на подушке и открыла папку с документами. Две недели назад найдя эту папку, я едва взглянула на ее содержимое, прежде чем отдать Оливии. Теперь в папке обнаружились цветные липкие стикеры, разделяющие документы внутри. Каждый из них Оливия разделила на группы: полицейские, дневниковые заметки, исследовательские, юридические и разное.
Я знала, что Оливия непременно поделилась бы с Брейдоном информацией из юридического раздела. А полицейские отчеты я уже читала. Поэтому пропустила оба, перейдя к тому, который значился как: Заметки в дневнике.
Знакомый почерк моей матери заполнил все листы. Первая страница датировалась днем после исчезновения Райны.
«Эта глупая девчонка все испортит. Я должна ее найти. Если шеф Адамс обнаружит ее первым, начнется настоящий ад».
Слова матери потрясли меня. Я перечитала их, желая убедиться, что правильно поняла. Она была зла, но почему? И почему решила, что если шеф Адамс найдет мою сестру, это все испортит? Что именно разрушит?
Я провела пальцем вниз до следующей записи.
«Я уже почти добралась до Райны, когда почувствовала вмешательство матери. Она не должна знать, что произошло. Она не может узнать правду. Мне пришлось заблокировать ее, вытолкнуть из видения, но, думаю, она подозревает, что это была я».
Сердце стучало о ребра, пока я продолжала читать. Следующие несколько записей были посвящены поиску Райны, но при этом мама держала свои попытки в тайне от остальных. На половине четвертой страницы тон моей матери изменился. Гнев сменился яростью, когда она поняла, что моя сестра не просто сбежала.
В видении мама увидела, что Коллин держит Райну в плену в клетке. Но вместо страха за дочь слова матери заставили каждый волосок на моем теле встать дыбом и затрепетать.
«Я должна была убить этого мальчишку много лет назад».
Отшвырнув от себя папку, я вскочила с кровати и, отступая, смотрела на нее, пытаясь отстраниться от наполненных ненавистью страниц. Как моя мать могла подумать такое? Неужели она сошла с ума? Неужели она подверглась воздействию того же монстра, который мучил моего отца? Неужели чудовище взяло верх?
На меня накатила волна тошноты, а тело стало нестерпимо горячим. Я попятилась назад, уперлась рукой в стену и повернулась, чтобы войти в ванную. Положив руки на прохладную столешницу, я наклонилась вперед. Изо всех сил старалась вдыхать ртом и выдыхать носом, пока тошнота не ослабла. Когда я снова почувствовала себя уверенно, вернулась в спальню.
Оливия предупреждала, что моя мать не та женщина, которую я помнила, но я не предполагала ничего подобного. Я никогда не подозревала, что она такая холодная.
Взяв книгу и папку, я отнесла их на кухню и положила на обеденный стол, после чего достала из холодильника кувшин с холодным чаем. Поставив его на стойку, я снова уставилась на папку.
Почему я не помнила, что моя мать сошла с ума? Как я не почувствовала этого?
Что бы ни написала моя мать, мне придется с этим смириться. Но не скрывались ли в папке секреты, с которыми я не смогу справиться? До сих пор я всегда считала, что секреты и ложь — это корень всей боли, которую я пережила. Но теперь я не была так уверена. Что, если открывая прошлое, я причиню боль не только себе? Что, если узнав правду, я наврежу Лансу или миссис Полсон?
Я вспомнила, как мама говорила о том, что Бернадетт не может проникнуть в ее видение. Как такое вообще возможно? И почему Бернадетт не поделилась со мной своими подозрениями?
Вопросы, роившиеся в моей голове, продолжали накапливаться. Я не могла от этого спрятаться.
Я достала из буфета стакан и наполнила его чаем, после чего вернула кувшин в холодильник. Поставив стакан на стол, я села и начала читать, пока не передумала.
***
Я проснулась, когда мои сны перетекли в экстрасенсорное видение.
Босые детские ножки появились передо мной. Судя по углу зрения, я как будто стояла над ними и смотрела вниз. Опустив голову, я увидела, как маленькие пухлые пальчики тянутся вперед. В ладони была зажата кукольная ручка. Та самая уродливая винтажная кукла, над которой мы с Оливией смеялись.
Я осмотрелась, но вокруг меня царила непроглядная тьма. Я не могла видеть ни в каком другом направлении, кроме как прямо перед ребенком. Снова оглянулась, сосредоточившись на пространстве в нескольких футах от ее маленьких пальчиков. Она стояла на вершине деревянной лестницы. Внизу горел свет, но освещал только нижнюю ступеньку. Я подозревала, что пол там бетонный, но изображение оказалось слишком размытым, чтобы судить об этом наверняка.
Малышка отпрыгнула назад, испугавшись шума, донесшегося снизу. Я тоже услышала его, но не смогла определить. Я ждала, наблюдая, что она будет делать дальше.
После долгой паузы она переместила одну ногу с площадки на первую деревянную ступеньку. Спустившись еще на две ступеньки, она ухватилась свободной рукой за перила. В другой руке малышка по-прежнему держала куклу.
На третьей ступеньке она присела на корточки, подтянув колени к груди и наклонилась вперед, чтобы заглянуть в помещение внизу.
Увидев то же, что и она, я попыталась изучить комнату. Стены были сделаны из тесаного камня, как в подвале или погребе. Маленькие горизонтальные вентиляционные окна располагались глубоко в стенах, высоко над полом, как я предположила, на уровне земли. Каждое окно закрывали черные мешки для мусора, изолируя от внешнего мира.
Мой взгляд переместился, когда маленькая девочка высунула голову из-под лестницы, чтобы заглянуть внутрь. До моих ушей донесся стон, но он исходил не от девочки. Я осмотрела заднюю часть комнаты и увидела то же, что и девочка. Маленькая Райна, лет шести-семи, сидела в откинутом положении на каком-то медицинском кресле. Оно напомнило мне кресло в стоматологическом кабинете, только у этого имелись толстые кожаные ремни, которыми Райна была пристегнута.
