Летний детектив для отличного отдыха - Татьяна Витальевна Устинова
А зять Виталий на чем приехал? Никакой машины, кроме расхристанной «Волги», на дворе у Николая Степановича нет! И следов никаких, кроме «Микки Томпсона»!
– А он всегда на электрическом поезде ездит, – сообщил Витюшка, когда Плетнев спросил про зятя. – Был у него драндулет какой-то, ну, иностранный, конечно, это когда они только-только у нас появились. Драндулету сто лет в обед, а приезжал он так важно, как барин! Нравилось ему, что на иностранной тачке раскатывает! А потом то ли разбил он ее, то ли она сама от старости рассыпалась, и стал на поезде приезжать.
– Это он потому стал на поезде, – Валюшка, разливавшая по разномастным кружкам чай, в сердцах плюхнула чайник на клеенку так, что он изрыгнул облачко пара, – чтоб по хозяйству не ломаться! Тунеядец он, и все дела. В своем доме известно как – тут вон трубы надо, там досок прикупить, рубероид подвезти или, может, шифер!.. А на поезде едешь себе и едешь, много ли в руках привезешь, и спроса с тебя никакого! На горбушке ведь рубероид не попрешь!
– Да нет, ну, чего ты говоришь-то? Он машину хотел купить, все копил на нее!
– А скопил – вот! – И Валюшка показала супругу фигу. – Все дяди-Колину «Волгу» ладился продать и опять иностранную купить! Тут бы дядя Коля ее и видел! Только он «Волгу» ни за что не хотел отдавать! А чего ты все спрашиваешь, Леш?
Плетнев пожал плечами.
Не объяснять же, что спрашивает потому, что пытается доказать себе, что вовсе никакой он не холеный жеребец Алмаз, а «нормальный мужик»! Вон съел две тарелки картошки – и ничего.
Суп из спаржи и паровые битки! Запивать глотком охлажденного, но не ледяного шардоне.
Тут вспомнилось еще одно обстоятельство, которое заинтересовало его нынче утром, и Плетнев спросил как ни в чем не бывало:
– А Николай Степанович в доме… в моем доме сам убирал или просил кого-то?
– Так Любанька убирала! – удивилась Валюшка. – Тебе сахарку в чай кинуть или ты вприкуску пьешь?
– Я… вприкуску.
– Дядь Коля траву косил, ну, там, насос смотрел, трубы, чтобы не затянуло, крышу прошлым годом перекрыл! Это уж при тебе! Ну, в смысле, дом-то уж твой был. Ты, наверное, знаешь про крышу-то.
Наверное, нет, подумал Плетнев. Не знаю. Секретарша точно знает.
– Чего надо по участку подделать, все он. А убирала Любанька. Она у всех, кто сам без рук, без ног, у городских то есть, убирает! – Тут Валюшка ойкнула, покраснела, и Витюшка осуждающе покачал загорелой лысой головой.
– Чего стрекочешь зря, стрекоза!
– А чего я, чего я, это тебе, Леша, не в укор, ты вон как мне шланг прикрутил! Сидит, как будто он там и был! А полы да окна мыть не мужицкое дело, бабское оно!..
Тебя бы на заседание совета директоров, развеселившись, подумал Плетнев про Валюшку. Хоть какого совета хоть каких директоров. Там бы тебе объяснили, что такое равенство прав и какие именно дела следует считать мужскими, а какие женскими!
– Любанька-то сама в заказнике работает, только чего там платят, слезы одни! А у нее пацан, нашего Артемки друг. Вот она и убирает. У «газпрома», у Прохора Петровича, у тебя то есть. У блаженных тоже. Да чего там, мы когда по весне приезжаем, я всегда ее зову, вдвоем-то оно сподручней и быстрей выходит! Ну, рубликов двести плачу, а что такое?.. Летом еще ничего, а зимой у нее приработка, считай, и нет никакого. Пока Прохор Петрович жив был, она у него круглый год убирала, и вроде у блаженных тоже, а больше кому тут?.. Еще в Дорино у кого-то, но из тамошних я не знаю никого.
– А в заказнике она кем работает?
– Бухгалтершей вроде. Чужие денежки считает, а своих нету!..
Ну, конечно. Самая распространенная женская профессия в этой стране – бухгалтер. Как так вышло?
И странно это. Бухгалтерша, которая подворовывает в чужих домах, но не подворовывает на работе? Или там тоже подворовывает?
Что-то тут не сходится. Как и с шинами «Микки Томпсон».
– А ты чего, Леш? Позвать ее надумал? Она вроде мыла там у тебя недавно.
– Надумал, – сказал Плетнев. – Валюша, если вы ее увидите, пришлите ко мне, мы с ней договоримся…
– Не «выкай» ты мне!
– …чтобы она раз в неделю приходила. Я же ее не знаю, и она меня не знает.
– Да сегодня и скажу, она к «газпрому» убираться пойдет мимо нас!
– Да тут у нас все друг друга знают, – ни с того ни с сего грустно сказал Витюшка, нашарил на перилах помятую пачку, вытащил сигарету, кинул в рот и прикурил. – Все друг друга знают, а вот такая аптека приключилась!..
– Ну, навонял!.. Плюнь ты дрянь эту, Витюшка!
– Сроду у нас никаких происшествиев не бывает! Помнишь, кино такое показывали «Чужие здесь не ходят»? Хотя ты еще молодой, не помнишь ничего! Так и у нас. Не ходят здесь чужие, неоткуда им тут взяться! У нас двери-окна всегда открытые, детишки все на велосипедах круглый день гоняют, мы и не смотрим, куда погнали они! Мы когда в Москву возвращаемся, Артема наш две недели ревмя ревет, ничего понять не может, мы ж его как псы цепные в Москве-то стережем, мало ли что, а пацаненку это разве понравится?! Он маленький еще, отвыкает, а потом привыкнуть не может. А здесь-то! – Виктор повел рукой с зажатой в ней сигаретой. – Заехать просто так никто не может, пехом сюда не дотелепаешь, со станции автобус четыре раза в день ходит, так ведь тоже по пропуску! Ни тебе хулиганья проклятого, ни алкоголиков пьяных, ни олигархов, которые динамитом рыбу глушат, песни орут, а потом бутылки бьют!
Плетнев живо представил себе, как олигархи – с некоторыми он был на короткой ноге – в деревне Остров глушат рыбу динамитом, а потом бьют бутылки.
– И вроде лихие времена давно прошли! А дядя Коля и в самое лихолетье управлялся дай бог, без происшествиев!
– Помнишь, Витюш, он нам елку приволок? – негромко спросила Валюшка, отвернулась и тыльной стороной ладони смахнула слезу. – Не достать было елок-то! Так он срубил и нам
