Коды жертв и убийц - Александр Николаевич Бубенников
Когда Иван Николаевич вошел в общежитие, прямо с электрички из Москвы, то сразу обратил внимание на закрытый на ключ актовый зал и на неприятный запах. Что-то мгновенно резало обоняние – на контрасте с чудными запахами новогоднего вечера – после пятиминутной прогулки по морозцу от платформы до общаги.
– Чего так воняет псиной, – спросил он дежурную старушку, – невыносимо псиной воняет.
– Это не псиной, – глубокомысленно заметила дежурная при дверях общаги. – Студент бухой пришел в зал танцевать и шибко расстроились, что зал приказом деканата заперли. Вот с расстройства и наблевал у закрытого зала…
– Подтереть надо, как бы, – вздохнул Иван Николаевич, – поскользнуться могут. Дайте мне ключи от зала и от моей комнаты дежурного преподавателя…
– А чего не спрашиваете, есть ли посторонние барышни в общежитии? Я все фамилии переписала, кто зашел, по распоряжению Бориса Астаповича. Здесь полный порядок… Студентов расстроившихся и харчи свои показвших надо бы заставить за собой прибрать, а перед этим ткнуть носом, как кутят, в харчи… Да, я их не запомнила, быстро отделались и смотали удочки… Ладно, приберу, если швабру с тряпкой найду… кому-то из студенток отдала на час – а их и след простыл на день… Ищи-свищи прохиндеев…
– С наступающим Новым годом, – поздравил ее Иван Николаевич, с надеждой, что та скоро приберет показанные студентом харчи у дверей актового зала.
Старушка с ответным новогодним приветствием передала Ивану Николаевичу ключи от зала и от его пустующей комнаты, где ему предстояло провести новогоднюю ночь до утра и первой утренней электрички наступившего 1985-го.
В комнате он разделся, снял пальто, шапку, остался в джинсах, свитере и кроссовках, мало отличаясь от своих студентов, с которыми 38-летнему, высокому и спортивного сложения доценту выпало счастье встречать Новый 1985-й, а через два месяца в марте скончается 73-летний несчастный Константин Устинович, оказавшийся волей судеб не на своем высоком месте.
Иван Николаевич перед тем, как спуститься вниз со второго этажа и открыть «танцевальный зал», неожиданно вспомнил, что он ночевал в преподавательской комнате на выборах депутатов в Верховный Совет. Участковую институтскую избирательную комиссию возглавлял проректор по учебной работе Дмитрий Александрович, а он «сидел на букве», отвечая за локальное голосование и отдавая пустой бюллетень студентам и сотрудникам, которым предстояло голосовать после подписи в книге регистрации голосующих.
Наверное, тогда он слишком рьяно отшивал знакомых ему студентов, пытавшихся дважды или многажды проголосовать «за того парня», не явившегося на голосование по уважительным или неуважительным причинам. То была знаменитая «карусель», когда желаемое пытались какие-то силы выдать за действительное. Ведь председателю участковой комиссии чуть ли не каждый час надо было сообщать наверх о количестве проголосовавших (неважно «за» или «против», лишь бы голоснули), вот и студенческую общественность напрягал проректор, а комсорги и профорги с членами бюро часто брали на себя функции «карусельщиков».
Но Иван Николаевич, честно говоря, никогда с младых ногтей не любил, когда его дурили, дурачили, выдавая черное за белое, выполняя спокойно и достойно порученное ему дело. Дело доходило до смешного, студенты, ходившие на его лекции и сдававшие «лабы», давно знакомые по имени и фамилии, пытались без паспорта проголосовать по какой-то писульке. По писанной на коленке писульке, а то и доверенности с сомнительной печатью, удостоверяющих личность. Сидел, как скала, Иван Николаевич и не позволял себя дурачить. У всех уполномоченных, «сидящих на своих буквах», председатель участковой комиссии принял отчеты о стопроцентном голосовании, а у буквы Иван Николаевич был явный недобор голосов. Он слышал тихое шипение общественности: «У, змей, рогом уперся. Не пропускает», но спокойно сидел много-много часов, почти до самого вечера, «безвылазно на своей букве». Он же был любопытный и чрезмерно любознательный молодой человек, желающий получить ответ: «А что же дальше? Чем это действо закончится?»
К нему подкатывали члены избирательной комиссии и даже два заместителя председателя с предложением «перекусить» и «отдохнуть» в комнате отдыха для преподавателей в общежитии. А он спокойно и невозмутимо сидел на своей букве, почитывая и листая зарубежные научные журналы, совмещая приятное с полезным. Наконец, к нему подошел сам председатель участковый комиссии Дмитрий Александрович и спросил с подначкой тет-а-тет:
– Слушайте, Иван Николаевич, как сели, так и сидите, в туалет и на перекус не отходите… Или поручение сверху есть проверить работу участковой комиссии и его председателя?
Это уже было после всесоюзной конференции в Махачкале, когда они с Владиком вытащили проректора с того света «после поддачи» ночью на спортивной базе Политеха, и отношения у Иван Николаевича с Дмитрием Александровичем сложились дружескими и доверительными, но без амикошенства.
– Что нужно сделать, чтобы не подорвать авторитет и эффективность работы председателя участковой комиссии?
– Пойти на часок отдохнуть и перекусить, между прочим, так все члены комиссии делают.
– Я не устал и не голоден? Что цифры наверх не устраивают начальство?
– Не без этого, – тихо, еле слышно, выдохнул проректор.
– Дьявол всегда кроится в деталях… Какова детализация, Дмитрий Александрович?
– А такая детализация, что на прошлых и позапрошлых выборах я уже отчитался к этому времени наверх, по инстанции о стопроцентном голосовании на моем участке…
– Вас понял, иду на час отдыхать…
– Но не исчезайте надолго, все равно надо будет вам подписать протокол счетной комиссии на участке… А потом, как полагается, банкет… Не отрывайтесь от коллектива…
– Не оторвусь, не беспокойтесь…
Он на час удалился в комнату отдыха преподавателей. Когда пришел, на его букве не было вакансий. Все проголосовали. Подписи пришедших нескольких десятков студентов были сымитированы одной бестрепетной рукой. Он, ради интереса, полюбопытствовал у председателя и его заместителя:
– Прямо чудеса в решете, отошел на час и все не проголосовавшие за час голоснули – разве такое бывает на белом свете?
– И не такое бывает, раз такое нужно наверху для отчета, – хохотнул заместитель председателя участковой комиссии. – Все путем теперь, все пазлы сложились в единое целое.
– Вы же не будете писать особое мнение по результатам работы участковой комиссии, Иван Николаевич? – ласково, как бы, шутливо спросил Дмитрий Александрович.
– После банкета скажу вербально свое мнение, – ответил шуткой на шутку Иван Николаевич. – Чего бумагу марать лишней, никому не нужной писаниной…
– После банкета можно, что угодно говорить, – отрезал проректор, – когда все протоколы подписаны и бюллетени опечатаны…
Больше Ивана Николаевича к работе в участковой комиссии на выборах не привлекали из-за его большой
