Тьма знает - Арнальдур Индридасон
– Можно представить, что нападение застало его врасплох. К нему кто-то незаметно подкрался. Я не нашла никаких признаков того, чтоб он хоть как-то защищался. Других повреждений на теле нет. Судя по всему, он обладал отменным здоровьем, потому что был молод.
– А есть какие-нибудь объяснения тому, почему его затащили на ледник? Какая им от этого выгода?
– Если надо что-то спрятать – чем ледник хуже других мест?
– Но мы-то про него не подумали.
– Ты от меня все время будешь бегать? – спросила Сванхильд, когда Конрауд собрался закончить разговор.
– Не знаю, – ответил он. – Но мы же с тобой разговариваем?
– Не о том, что важно.
– По-моему, я от тебя вовсе не бегаю.
– Ты так поступал с тех самых пор, как она заболела, – сказала Сванхильд. – Может, тебе пора перестать?
– Мне надо было рассказать ей все о нас.
– А чем бы ей это помогло?
– Не знаю, но мне бы точно полегчало, – ответил Конрауд. – Я должен был бы рассказать ей все-все, да так и не стал, а потом уже было поздно.
На этом разговор завершился, и Конрауд продолжил свою прогулку вдоль Этлидараур. Раньше тем же днем у него были дела в центре города, он заходил в Центральную больницу и ненадолго встретился с больничным пастором – последним человеком, с которым Хьяльталин разговаривал перед смертью. Этого пастора Конрауд знал и считал его приятным человеком. В свое время пастор даровал им утешение, когда усилилась болезнь Эртны. Он все знал о Конрауде и Хьяльталине и сказал, что почти ждал, что Конрауд к нему заглянет.
– А в целом у вас как дела? – спросил пастор, пока они сидели в больничном коридоре.
– Спасибо, хорошо, – ответил Конрауд. – Стараюсь не скучать.
– Это хорошо, – ответил пастор – человек лет пятидесяти, со спокойными манерами, тихим убаюкивающим голосом, который он никогда не считал нужным повышать. – Наверное, вы хотите что-то узнать про Хьяльталина? Или я ошибаюсь? Вряд ли вы начали верить в Бога?
Конрауд улыбнулся. Однажды они дискутировали о божественном, но дискуссия получилась довольно односторонней. Конрауд – знакомый с Библией атеист – считал идею Бога абсолютно нелепой, заявлял, что не верит в идею творения, а догмат о трех лицах (Бог – Иисус – Святой Дух) считал в лучшем случае непонятным. Кто такой этот святой дух, спрашивал он. Разве его не изобрели на каком-то церковном соборе? На конференции!? Мол, кто за троичность, поднимите руки! Конрауд начал сердиться. Пастор – малорослый, плотный, по имени Пьетюр, – не стал с ним спорить.
– Он так и не признал свою вину, – немного помолчав, сказал Конрауд. – Я думал: а вдруг он под конец что-нибудь сказал? Я виделся с ним в тюрьме за несколько недель до его смерти.
– Он мне рассказывал.
– Выглядел он скверно.
– Да, его состояние резко ухудшилось. Но он не считал, что виной этому пребывание в тюрьме. Хьяльталин был рад, что вы к нему заглянули. Он об этом говорил.
– Я спросил: раз уж он в таком положении, не желает ли он сказать правду, ведь ему все равно нечего терять. Но толку от этого не было.
– Разумеется, содержание нашего с Хьяльталином разговора не подлежит разглашению, – ответил пастор, – но если вы ищете что-нибудь в таком роде, то я отвечу вам: он заявлял то же, что и раньше.
– Он вообще говорил об этом деле?
Пастор задумался.
– Если честно, его мысли были сосредоточены не на нем. Мы с ним беседовали о других вещах.
– А о леднике он что-нибудь говорил? О замужней женщине? Об Эскьюхлид?
Пастор помотал головой.
– Его навещало много людей? – спросил Конрауд.
– Нет. Его родителей нет в живых. Сестра живет за границей и не успела приехать вовремя. Она побывала на похоронах, а потом снова – к себе домой. Я не видел, чтоб к нему приходило много друзей. Он был один, всеми покинутый. Не знаю, может, другие от него отвернулись из-за всей этой истории с Сигюрвином.
– Может быть, – согласился Конрауд.
– Вечером или ночью перед его кончиной… совсем из головы вылетело…
– Что?
– …я собирался проведать его, и у него сидела женщина, которой я раньше не видел. Я не разглядел ее как следует. Она сидела ко мне спиной и как будто не стремилась привлекать к себе внимание. Не поздоровалась, – а Хьяльталин подал мне знак, что хочет остаться с нею наедине. Через некоторое время, когда я снова проходил мимо, она уже ушла. Я спросил: мол, это его сестра? – а он не стал отвечать.
– Как она выглядела?
– Я плохо разглядел. Я же сказал: она сидела ко мне спиной и старалась не привлекать к себе внимания. Это точно была не его сестра: та пришла через некоторое время после того, как он умер, и жалела, что не застала его в живых. Мне стало любопытно, что это была за женщина – нам, пасторам, ничто человеческое не чуждо, – и я стал расспрашивать о ней тех, кто заботился о Хьяльталине, но ее никто не видел. Это было очень поздно вечером, а в расспросы я пустился на следующий день, и мне так ответили. Ее никто не заметил! Она совсем ненадолго заходила.
– Она была ровесница Хьяльталина?
– Вот совсем ничего не могу сказать. Я же ее видел мельком.
– Одета богато? Бедно?
– Ни то, ни другое. Совершенно обыкновенная женщина, довольно низкого роста, по-моему, в темном пальто, и волосы темные, а на них такой платок, как женщины носил в старину. Я не стал ее долго рассматривать, да и Хьяльталин хотел побыть с ней наедине, так что я удалился.
– Вы последний, кто видел Хьяльталина живым?
– Да.
– И он не сознался?
– Нет, просто закрыл глаза и умер. Мне показалось, он довольно мужественно встретил смерть. Разумеется, новость о том, что у него рак, его подкосила, как это обычно и бывает, но мне кажется, в момент смерти он примирился со своей участью. Во всяком случае, я заметил по нему именно это. Но он не выражал ни раскаяния, ни сожаления о чем-либо, что он сделал в жизни – если для вас это считается доказательством.
– Он был верующий?
– По сравнению с вами – да.
Конрауд остановился и посмотрел вокруг. На город и горы на севере открывался красивый вид, и он неподвижно стоял на осеннем солнце и любовался им. На Брейдхольтском проспекте движение было оживленным. Конрауд был до мозга костей столичным жителем и считал, что лучше всего на свете – в Рейкьявике в солнечную погоду.
– Ваши сотрудники выяснили, почему его отвезли на
