Андрей Бондаренко - Ремарк и миражи
— За кого ты меня принимаешь? Сам, слава Богу, заберусь. Вот, лет так через сорок-пятьдесят, возможно, и понадобится помощь…
Они прошли по чердачному помещению порядка ста сорока метров, открыли-вскрыли — с помощью найденного ржавого прута арматуры — люк третьего подъезда, и через минуту оказались на лестничной площадке четвёртого этажа.
— Не отсвечивай возле окна, — торопливо разворачивая газету, прихваченную из русского ресторана, велел Роберт. — Чисто на всякий случай. Из нетленной серии, мол: — «Бережёного — Бог бережёт. Если, понятное дело, не проспит с похмелья…». Так, держи, обожаемая жёнушка, газетный край и три зубочистки. Теперь я, полуприсев, перемещаюсь на другую сторону. Выпрямляюсь…. Плотно и синхронно прикладываем газету к стеклу. Ещё плотнее. И ладошками старательно приглаживаем…. Аккуратно загибаем излишки. А теперь закрепляем…
— Как — закрепляем?
— С помощью зубочисток, конечно же. Втыкаем так, чтобы их «тела» оказались между стеклом и оконными штапиками…. Молодец, кареглазка. Теперь мы стали невидимыми — для любопытных «уличных» глаз.
— А что дальше?
— Сейчас я — ногтем пальца — аккуратно проковыряю в газетном листе парочку узких «смотровых щелей»…. Раз. И два…. Как оно тебе?
— Отличный наблюдательный пункт, — одобрила Инни. — Вся округа — как на ладони. Приступаем к наблюдениям?
— Сколько сейчас времени?
— Пятнадцать двадцать девять.
— Рановато, — решил Роберт. — К тщательному обзору окрестностей мы приступим, пожалуй, без десяти четыре…. Чему посвятим ближайшие двадцать минут? Двум важным и неотложным делам. Во-первых, немного поцелуемся — очень романтично, на мой взгляд: незнакомый город, последний этаж невзрачного дома, пыльная лестничная площадка, призрачное ощущение опасности, бродящей где-то рядом.… А, во-вторых, обменяемся мнениями — относительно хода нашего расследования. Или же впечатлениями. Или же ощущениями…
Они немного поцеловались, а после этого, наспех отдышавшись, посовещались.
— Генерал «Виталь» — на той картине, в «Русской ресторации» — это, скорее всего, Виталий Павлович Громов, непосредственный начальник Танго, — предположила Инэс. — А его аргентинские «легендарные подвиги» — это, наверное, операция «Старый цемент»[14], с блеском проведённая российским ГРУ примерно одиннадцать лет тому назад, о которой мне наша русская подруга все уши прожужжала, хотя личного участия в ней и не принимала…. Тем более, странно, что здешний «Эскадрон смерти» до сих пор не вышел на нас. Ведь, Танго — в недавнем телефонном разговоре — однозначно пообещала посодействовать…
— Не вышел, то есть, никак — визуально — не проявил себя? — уточнил Роберт.
— Что ты имеешь в виду?
— Возможно, что они за нами уже наблюдают. Или даже оберегают…. Это я своего закадычного друга Матиса имею в виду. Дельный пистолет, понимаешь, выдал на раз, не задавая никаких лишних вопросов. Отомкнул сейф и выдал. А потом и затребованные две запасные обоймы добавил. Будто бы передал — заранее запрошенный кем-то заказ. Подчёркиваю, заранее запрошенный кем-то…. Ещё и предупредил два раза — и в офисе агентства, и по телефону — мол: — «Держите, ребята, нос по ветру и ушами не хлопайте…». Ну, а мы, проникнувшись, и не хлопаем…
— Считаешь, что Жано плотно сотрудничает с аргентинским «Эскадроном»?
— Или же работает под его «крышей», как любят выражаться русские…. Иначе, откуда у него — природного раздолбая — взялся такой шикарный офис? Причём, в самом центре Буэнос-Айреса?
— Может, ты и прав, — согласилась Инни. — То есть, «Эскадрон» к нам пока только присматривается? Мол, нет веского и достойного повода для личного контакта?
— Им, по большому счёту, видней…. А что ты думаешь — по сути всего этого дела? Так сказать, вообще?
— Вообще? Всё это, безусловно, завязано — крепко-накрепко — к одному из немецких поселений, возникших в Аргентине после окончания Второй мировой войны…. Как считаешь, Робби?
— Совершенно необязательно, что завязан как-то глобально. Возможно, что только краешком.
— Это как?
— Маньяки — существа особенные и непредсказуемые, — пояснил Роберт. — То, что для нормальных людей является важным, для них и гроша ломаного не стоит. И, понятное дело, наоборот. Иногда маньяк может зациклиться на сущей — по нашим понятиям — ерунде. То есть, зациклиться и начать убивать: отрезая кисти рук, уродуя лица до неузнаваемости и втыкая в сердца жертв археологические скребки…. Всё, любимая, заканчиваем с разговорами. То бишь, до вечера прерываемся. Время. Приступаем, решительно отринув всё сущее, к наблюдениям…
И они, приникнув глазами к «смотровым щелям», приступили.
«Узкая прямая асфальтовая дорожка, ведущая от подъезда к уличному тротуару», — старательно комментировал слегка взволнованный внутренний голос. — То есть, к тротуару, ненавязчиво змеящемуся вдоль проезжей части улицы Мигелетес. По обеим сторонам дорожки выстроились в ряд могучие платаны и тёмно-зелёные кусты, имеют место быть и четыре шикарные цветочные клумбы. Летнее солнышко равнодушно светит. Тишина и покой…. Где-то внизу хлопнула дверь, хищно щёлкнула «собачка» замка. Ждём…. Ага, из подъезда вышла приметная пара: пожилая низенькая женщина в старомодном платье и высокий молодой человек в светло-бежевом офисном костюме. В правой ладони юноши крепко зажата ручка супер-солидного тёмно-коричневого дипломата. Ассоциация, на мой придирчивый взгляд, проста: молодой и блестящий адвокат приводил к нотариусу доверчивую старушку. По коммерческо-адвокатской надобности, надо полагать, приводил, защищая финансовые интересы некоего важного клиента. За долю малую, ясен пень…. Ох, уж, эти адвокаты! Твари ушлые, подлые, жадные и лицемерные. Вот бы, на кого — господам маньякам — обратить своё пристальное и придирчивое внимание. Шутка, понятное дело…. Опять асфальтовая дорожка пустынна. Ждём, как и полагается. Ждём…. О-па, машина остановилась. Из-за кустов выглядывает светло-жёлтый автомобильный бампер. Такси? Скорее всего…. Теперь по дорожке размеренно шагает, манерно опираясь на массивную трость, мужчина средних лет: в чёрном костюме-тройке (и это не смотря на тёплую летнюю погоду), очень прямой, зажатый, с характерными нервными движениями и с затемнёнными очками на длинном носу. Этакий «Человек в футляре» — из знаменитого рассказа русского писателя Антона Чехова. Надо понимать, что это он и есть — скандально-известный аргентинский писатель Дитер Кастильо…. А где же, пардон, портфель? Ну, тот самый, в котором должен находиться Контракт, предназначенный для подписания, а также эксклюзивные материалы, так и не вошедшие в роман «Неизвестный Эскадрон»? И верной секретарши-красавицы не наблюдается поблизости. Странно. Очень странно…. Кастильо останавливается, не дойдя до нашего подъезда метров пятнадцать-семнадцать. Старательно, скучно и методично оглядывается по сторонам. Несуетливо расстёгивает пуговицы на чёрном пиджаке. Достаёт из бокового кармана жилетки круглые светло-серебристые часы на такой же солидной цепочке. Отщёлкивает крышечку. Глядит на циферблат. Недовольно крутит короткостриженой круглой головой. Защёлкивает крышечку. Прячет круглые часы в боковой карман жилетки. Застёгивает пуговицы на пиджаке. Редкостная и неповторимая зануда, надо признать…. Ага, неуверенно потоптавшись на месте, извлекает из правого кармана пиджака мобильный телефон — угольно-чёрного цвета, понятное дело. Как же иначе? Уверенно нажимает указательным пальцем на кнопки. Подносит аппарат к уху. Ждёт…. Опускает руку с телефоном вниз. Вновь недовольно трясёт головой…. Братец, а сколько сейчас времени? Шестнадцать ноль четыре? Ну-ну. Сейчас, судя по всему, этот мрачный деятель и тебя побеспокоит…. Ага, так и есть. Вновь терзает — пальчиком — кнопки мобильника…».
Затренькало.
Роберт поднёс к уху мобильник.
— Где вы, криминальный инспектор Ремарк? — поинтересовался, с откровенно-недовольными и рассерженными нотками, скрипучий голос. — Изволите опаздывать?
— Так точно, — браво соврал Роберт. — Задерживаюсь. Но не намного. Минут на десять-пятнадцать. Пробки. Извините покорно, дон Дитер. И не волнуйтесь, пожалуйста.
— Я, милейший, никогда не волнуюсь, — голос из скрипучего преобразовался в откровенно-желчный. — И даже ни на йоту не сомневался, что вы, Ремарк, опоздаете. Ваш покойный дед тоже — всегда и регулярно — опаздывал на наши с ним встречи. Семейная традиция такая, надо понимать. Вот, только…
— Да-да?
— И мисс Лусия почему-то задерживается. А это на неё совершенно не похоже. Я уже начинаю… э-э-э, слегка…
Разговор прервался.
— Пи-пи-пи, — тоненько запиликало в трубке мобильного телефона. — Пи-пи-пи…
— Робби, а его, похоже, убили, — сообщила Инэс.
