Сэм Льювеллин - Тросовый талреп
Она подобрала туфли и пошла на кухню. Я слышал, как звякнули крышка мусорного ящика. Когда Фиона вернулась, ее лицо было мокрым от слез.
Вскоре прибыла полиция. Сержант и констебль, коренастые, сурового вида мужчины. У сержанта был сильный акцент уроженца Глазго вполне соответствовавший его тонким губам.
— Итак, здесь произошел какой-то взрыв, — сказал он.
Гектор все еще был там, на месте взрыва. Фиона ушла к себе. Объясняться пришлось мне.
— Да, это так, — сказал я.
Я повел их к черному шраму. Полицейские, морщась, понюхали воздух.
— Мерзкий запах, — сказал сержант. — Он тут хранил динамит, не так ли?
Пускай они считают, что взорвался динамит. Пускай и Фиона так считает. Если рассказать ей или полиции, что Эван коллекционировал старые морские мины, ничего хорошего из этого не получится. Сержант кивнул и нацарапал что-то в своем блокноте.
— Ужасно, — произнес он. — У Бучэна, разумеется, имелось разрешение?
— Об этом, черт побери, у меня нет ни малейшего представления, — сказал я. — Он мертв. Вы что, собираетесь возбудить против него иск, если он не имел разрешения?
«Успокойся, — подумал я, — успокойся». Сержант внимательно поглядел на меня и, кажется, спросил, не хочу ли я присесть. Я снова ничего не слышал. Мои мысли путались, отказываясь осознать случившееся. В этом сарае, когда он взорвался, должен был находиться и я. Значит, Эван закурил сигарету, спичка полетела в воду, а там... Там всплыли на поверхность маленькие прожилки нитроглицерина...
— Несчастные случаи, к сожалению, бывают, — утешил меня сержант.
Они заставили меня припомнить все, что я видел с холма. Потом они допросили Гектора. Они перекусили на заднем сиденье своего пикапчика «панда» и лениво повозились у черного шрама. Я сделал глубокий вдох и, подойдя к двери Фионы, постучал. Она крикнула чтобы я убирался. Я спустился вниз и приготовил ей чай. Потом я отправился на поиски Гектора.
Он встретился мне на полдороге — в своем непромокаемом плаще и шерстяной шапочке, его квадратное лицо было серым и напряженным. Он спросил меня насчет Фионы.
— Я собирался поговорить с ней, — сказал он. — Возможно, я отложу это ненадолго.
Я кивнул. Мы медленно побрели к причалу.
— Вы с Эваном собирали мины для дождливого дня, — сказал я. — И хранили их в сарае. Вот они-то и взорвались сегодня утром.
Лицо Гектора казалось вылепленным из серой грязи.
— Нет, — сказал он.
Наступила долгая страшная тишина. Даже чайки замолчали.
— Что же это тогда было? — спросил я.
Мы вышли из бамбуковой рощи на зеленый дерн прибрежной полосы. Гектор пристально смотрел сквозь мелкий серый дождичек и говорил как человек, отвечающий по памяти самому себе какой-то урок:
— Действительно, у нас была одна мина. Мы держали ее под водой, под полом этой хибарки. — Чайки белели на фоне огромной черной прогалины. — Но та мина, которую мы отдали военным морякам, была единственной.
Мы снова замолчали. В заливе неторопливо кружилась вода. И в моем сознании творилось то же самое.
— Если там не было никакой мины, что же тогда взорвалось? — спросил я.
— В том-то и вопрос, — ответил Гектор спокойным, холодным голосом. Мелкий дождик брызгал нам в лицо. — Пойдем на судно.
Он механически греб сильными рывками профессионального рыбака. Ветер стих. Единственным живым звуком был плеск весел. Если бы не звон от взрыва, еще стоявший в моих ушах, я мог бы ожидать, что лохматая голова Эвана вот-вот поднимется над высоким черным планширом «Флоры».
Но, разумеется, там нас встретил только крик чаек. В рулевой рубке стоял запах свежей лакировки, и кисточка торчала из банки с белой жидкостью. Гектор налил виски в две рюмки. Мы выпили.
— А он не держал в этом сарае немного динамита? — спросил я.
Рот Гектора выглядел сухой безгубой щелкой.
— Несколько крошечных брусков. А для того, чтобы устроить такое, — он ткнул большим пальцем в сторону залива, — нужен полный ящик. — Здоровенный кулак цвета камня со стуком обрушился на столик с морскими картами. Банка с лаком подпрыгнула и разбилась о палубу. — Какой-то ублюдок засунул это туда. Так, чтобы этим разбрызгало нашего бедолагу по холму.
На какое-то мгновение его мягкие голубые глаза наполнились устрашающей напряженностью. Потом он наклонился к палубе и принялся подбирать осколки банки своими толстыми пальцами. Я внимательно следил за ним в течение этой безмолвной паузы.
— Кто? — спросил я.
Гектор сгреб осколки в совок для мусора и выпрямился.
— Эван сел кому-то на хвост, — сказал он.
Это была чистая правда.
— Мы должны были идти туда завтра, — сказал Гектор. — Сегодня утром он загружал программу в аппарат.
Я поднял глаза. Красные огоньки навигационных приборов посверкивали над столиком с морскими картами. Я протянул руку и нажал на клавиши. Навигационный прибор «2000Д» принимает сигналы от бакенов компании «Декка», расположенных на мысах и островах вдоль побережья. Он измеряет разницу в фазах этих сигналов и выдает свои выводы маленькими зелеными цифрами на изящном небольшом экране. Этот прибор может сказать вам, где вы находитесь и как добраться туда, куда вы хотите попасть.
Итак, мои пальцы нажимали на клавиши, и на экране появлялись характеристики ближайших бакенов. Их было три. Я подтянул к себе морскую карту и включил лампочку в гибкой, как гусиная шея, лампе. Первый бакен находился в заливе, его сигнал мог достичь антенны без помех со стороны скальных массивов гор вокруг Лоч-Биэга. Он давал направление ко второму бакену, расположенному к северу от Хорнгэйта. А третий бакен находился за Арднамеркеном посередине этакой пустоты, на сорокаметровой горизонтали — там, где морское дно уходило в глубину.
Я обнаружил, что цифры на дисплее гипнотизируют меня, как фары автомобиля гипнотизируют кролика. У меня отличная память на цифры, и эти я уже видел раньше. С точностью до полумили они были теми самыми цифрами, которые показывала моя собственная «Декка» на «Зеленом дельфине» в тот момент, когда Эван въехал своей «Флорой» в мой левый борт.
— И что же находится там? — спросил я Гектора.
— Не знаю, — ответил он.
— А что собирался сделать Эван?
Гектор смотрел на меня в упор. Глаза его были горячими и голубыми, полными убежденности.
— Мы уже были там позавчера. Эван просканировал это место рыбоискателем, — сказал он. — Мы собирались выйти завтра и подождать там, посмотреть, что произойдет. А потом он сказал, что нам понадобится ныряльщик. Он говорил, что вы были ныряльщиком.
Наступило молчание. Над черным шрамом кричали чайки. Эван Бучен был мертв. Эван Бучэн вел себя со мной как друг.
Я оставил Гектора на «Флоре» и сошел на берег.
Из комнаты Фионы спустился по лестнице местный врач.
— Я дал ей успокоительное, — сказал он. — Сейчас она спит. Есть ли здесь кто-нибудь, кто мог бы с ней остаться?
Я сказал, что есть. Потом пошел на кухню. Надо было затопить печь. Я выплевывал угольную пыль, сражаясь с сырой растопкой мне казалось непостижимым, что Эван выполнял эту обыденную работу сегодня утром, всего-то часов шесть назад.
В доме было тихо, так тихо, как в могиле. Я поставил на огонь чайник но потом решил, что сейчас не время для чая, и раскопал в буфете бутылочку «Гленморанжа». Я поверил Гектору, сказавшему мне, что в том сарае больше не было никаких мин. Я поверил ему, когда он сказал, что Эван хранил лишь несколько брусочков динамита — количество, недостаточное для того, чтобы снести половину холма. Но это означало, что я должен был поверить и в то, что кто-то счел необходимым уничтожить Эвана.
Меня трясло. Виски обожгло глотку, но не остановило дрожь. Я добавил в рюмку еще виски. А трястись меня заставляло вот что: Эван назначил мне встречу в сарае сегодня утром, чтобы открыть какую-то тайну. И вот теперь ему не удастся никогда никому ничего рассказать. Никогда.
Ветер прогудел над домом, вызвав металлическое дребезжание в листве эвкалиптов. Но порыв стих, и дом опять был спокоен и полон молчания. И вдруг сквозь эту тишину послышался какой-то звук — звук, подобный биению пульса, беспорядочный, звериный. Рыдание Фионы. Я снял трубку телефона и набрал номер Проспера. Мне пришлось довольно долго рассказывать о случившемся.
— На некоторое время мне надо задержаться здесь, — предупредил я Проспера.
Он все понял.
— Приезжай, когда сможешь.
Потом я отправился наверх, к Фионе. Занавески задернуты, и в комнате полумрак. Фиона перестала плакать. Я подошел, сел рядом с клубочком, свернувшимся под одеялом, и отыскал рукой ее плечо. Мышцы опять были напряженными, жесткими, как железо.
— Эван хотел, чтобы я взялся за ныряние. Я готов, если готова ты.
Она перекатилась под одеялом в сторону от меня. Я спустился вниз и позвонил в свою контору. Сирил, как обычно, торчал там допоздна. Он рассказал мне все новости, и мы с ним наметили кое-что по делам моих клиентов. Однако запутанные конфликты на Садовой улице казались мелкими и бесконечно далекими в сравнении с необъятной и простой реальностью смерти. Поэтому я сказал Сирилу, что мы займемся делом Морэг Салливан.
