Александр Горохов - Наказание
— Все, — твердо и спокойно сказал Аркадий. — Лучше убегай, сволочь, куда глаза глядят. Не ближе, чем в Южную Америку.
Он отвернулся и пошел из павильона. На миг мелькнула мысль, что можно было и воспользоваться тем, что Ломакин оказался взаперти, но мысль эту Аркадий тотчас отринул. Здоров и тренирован сенсей, да и не в том дело, чтоб его попросту уничтожить. Аркадию казалось, что он мыслит правильно: Ломакина надо судить. Пусть не официальным судом, но хотя бы своим. Однако с правом защиты, протоколом, решением суда и исполнением приговора.
Потом, уже на выходе с рынка, он сам над собой посмеялся: чушь это! Да разве ж был осужден за всю историю последних десятилетий хоть один стукач на святой Руси?! Да это же страна непуганных стукачей, их питомник, инкубатор! Один только слух о том, что списки стукачей собираются опубликовать официально, был пресечен в самом зародыше!
И суды сейчас никому не нужны, решил Аркадий. Все надо решать просто: преступление — расплата! Вот и все, что нужно. Нужно, чтобы в этом мире еще сохранялся законный, человеческий порядок, чтобы земля вертелась, куда положено, а не наоборот.
Инна еще не появилась, и Аркадий вернулся к ларькам, где торговали видеокассетами.
В первом ларьке, куда с головой погружался Ломакин, торговала девушка лет двадцати с небольшим.
— Что имеем для зрелища? — изобразил игривость Аркадий.
— Что угодно, — так же весело ответила она.
— Ага. А что-нибудь солененькое?
— У нас не закусочная.
— Я имею в виду кассеты «икс».
— Какие еще «икс»?!
— Ну, знаете, когда в семье есть видик, а кроме того дети, то на некоторых кассетах названий не пишут. «Любовь втроем плюс коза» — такого писать нельзя, вот и придумали для маскировки — кассета «Икс».
— Понятно, — она посмотрела на него внимательно. — Мы вашему вкусу не потрафим.
Боится, понял Аркадий, она всего лишь продавщица чужого товара, заправляет чужим бизнесом, а вид покупателя доверия ей не внушает.
— Жаль, — сказал он и перешел ко второму ларьку.
Здесь ворочал делами разухабистый парень лет под тридцать, вряд ли владелец фирмы, но он чувствовал себя в палатке вольготно, по-хозяйски.
— Мне бы чего-нибудь эдакого, — промямлил Аркадий, оглядываясь. — Тут вот лысый в кепке приходил. Он вроде нужным товаром торгует. Чего-нибудь свеженькое не принес?
— У нас все и всегда свеженькое! — уверенно ответил парень. — Свеженький Шварценеггер, не протухшая Мадонна. Неделю назад приз присудили на Венецианском фестивале, а фильмец уже у нас лежит! Желаете?
— Я не про то.
— А другое по-другому и стоит!
Парень голоса не понижал, ничего не боялся, но на Аркадия смотрел очень внимательно, изучающе.
— Если товар свежий, то не в цене дело, — тянул Аркадий.
— Товар свежий. Сам же видел, только что прибыл.
— Издалека?
— Это не мои проблемы. Поставщик надежный.
— Сколько?
Цена оказалась неимоверной. Втройне против обычных кассет. Пришлось покупать, хотя на картошку уже не оставалось.
Продавец завернул кассету в газету, кивнул Аркадию, тот обошел ларек и принял покупку из приоткрывшихся задних дверей.
На полтора килограмма картофеля все же хватило.
Инна ждала его у центрального входа с сумкой в руках, из которой торчали овощи.
Почти семейная идиллия, вяло подумал Аркадий. Но эта дурочка по уши влюблена в Бориса и ведь знает твердо, что будет еще неоднократно бита и унижена, но все равно станет цепляться за него изо всех сил.
— Что-нибудь случилось, Аркадий? — она тревожно посмотрела ему в лицо.
— Нет, с чего ты взяла?
— У вас вид непривычный, будто вы похоронку получили.
— Нет. Я всегда спокоен. У меня характер рыбий. А с какой стати ты вдруг заговорила без разрешения?
— Ай, перестаньте! Это же Борис до ужаса боится со мной разговаривать, а вам-то чего боятся? Вы человек сильный, не то что он!
Ну что ж, подумал Аркадий, пора тебя, девочка, сунуть рожей в грязь. Чтоб знала наперед, что все шуточки и игры в этой жизни могут обернуться и жуткой, беспощадной стороной.
Они не торопясь, пешком вернулись домой и принялись готовить обед.
Дело было в субботу, к обеду ждали Бориса, но он позвонил из своего магазина и сказал, что будет только к ужину в связи с бизнесом, что чемпиона Франции Витька нужно вызвать тоже к ужину, алкоголь покупать не надо, он возьмет в своем магазине и это будет не какая-нибудь фальшивая отрава, а продукция завода «Кристалл», качественная и недорогая.
— Пообедаем без него, — сказал Аркадий. — Так оно и лучше.
— Почему?
— Не знаю. Мы один на один никогда не разговаривали.
— А надо? — улыбнулась она.
— Надо. Тебе надо.
— Что мне надо, про то я не говорю.
— А я тебе скажу. Садись к столу.
Она села, поглядывая на него с лукавым весельем.
Аркадий опустился на стул напротив нее и в руках его появилась большущая бутылка водки. Он неторопливо отвинтил пробку, так же не спеша наполнил граненый стакан до краев и пододвинул его Инне.
— Пей. С новосельем. Пей до дна.
Ничего не понимая, но видя, что Аркадий настроен серьезно и сурово, Инна растерянно спросила:
— Полный стакан?.. А вы?
— А я для начала посмотрю.
— На что… посмотрите?
— Как ты пьешь. Как это у тебя пойдет на старте марафона. Начиная с этого стакана, ты теперь будешь пить каждое утро… Поначалу тяжело, а потом втянешься и привыкнешь. Пойдет все легче и легче. Потихонечку перескочишь на одеколон и всякий суррогат, включая традиционный напиток русских алкоголиков — портвейн… И в результате… знаешь, что будет в результате?
— Нет…
— Я тебе объясню, — буднично сказал Аркадий. — Через пару месяцев ты привыкнешь, и уже не сможешь жить без столь высокого духовного наслаждения. Жизнь без выпивки будет казаться скучной, серой и совершенно безысходной. Весь мир для тебя потихоньку сосредоточится в стакане. И все твои устремления, едва проснешься поутру, будут сведены к одному: как и где найти деньги на опохмелку и новую порцию выпивки. Ты начнешь воровать у меня вещи и продавать их по дешевке, бутылки ради. Бог даст, начнешь подрабатывать на Трех Вокзалах, среди товарок-проституток, там все дела просто решаются: бутылку раздавили и под забор. Несколько позже начнутся прелести алкогольного психоза, а потом однажды поймаешь «белку», как в простонародье называют белую горячку… И в конечном счете, к концу года, ты будешь хрюкать как поросенок, то есть достигнешь той стадии, которую и обещал тебе Борис. Без побоев, без унижений. Кроме прочего, ты разом постареешь лет на десять-пятнадцать. Ни лирика, ни романтика, ни секс интересовать тебя не будут. Сама понимаешь, что никакое будущее светить тебе тоже не будет, поскольку доказано, что женский алкоголизм неизлечим. И всех этих радостей ты достигнешь незаметно, без напряжения. Первый день — рюмка, второй — стакан, а там уж счет пойдет на бутылки. Видишь, как все просто, детка. Пей.
— Но… зачем?
— А затем, что ты сама на это подписалась. Решила уйти из дому и поиграть на свободе? Вот и прекрасно. Поиграем.
— Вы… Вы не знаете мою мать! Она…
— И знать не хочу. Ты сама себе выбрала компанию, а я, положим, человек пьющий. И в своем доме требую придерживаться моего образа жизни. — Аркадий налил второй стакан, также до краев. — Не могу я, понимаешь, надираться в одиночку. И коли ты желаешь существовать в нашей компании, то изволь купаться с нами в одном пруду. Прошу вас, с новосельем!
Он поднял стакан, и ей ничего не оставалось, как чокнуться с ним, закрыть глаза и в пять булькающих глотков опорожнить свой.
Аркадий проделал то же самое, только безразлично, словно кипяченую воду выпил.
— Вот так, дорогая. В этом деле самое главное — система. Может быть, мы отправим тебя домой раньше, чем через год. Если ты успеешь спиться, — он глянул на нее насмешливо. — Ты что, пьешь уже, не закусывая?
— Но… Но это же не водка! Это вода!
— Правда? — удивился Аркадий.
— Ну да!
— Правильно, я что-то напутал, — согласился Аркадий. — Сегодня вода. Но с завтрашнего дня в бутылке будет то, что надо. А то и еще что-нибудь похуже.
— Куда уж хуже! — нервно улыбнулась она.
— Ну, что ты, дорогая! — укоризненно покачал головой Аркадий. — Представь только на миг, что я незаметно и ежедневно начну приучать тебя к наркотикам, а? Сперва курнешь сигаретку, и табак покажется залежалым, прокисшим. Чай будет кислятинкой отдавать, поскольку там опий может оказаться. И так неторопливо, шаг за шагом, ты сядешь на иглу, а это уж — всему конец. Для любого человека.
— Зачем все это? — тихо спросила она.
— А затем, что сама решай, что предпочтительнее для тебя, либо возвращайся домой…
— Я не вернусь ни за что! Вы не знаете эту лицемерку и ханжу! Она преподавала на кафедре марксизма-ленинизма, была лютой, правоверной марксисткой, и с легкостью переметнулась в другой лагерь, а теперь бормочет совершенно иные вещи! Со своим новым мужем — он историк — они собираются писать какую-то книгу о сексуальной жизни то ли Сталина, то ли Брежнева. Я ее ненавижу!
